Был ли мальчик?. «Бешкемпир», режиссер Актан Абдыкалыков

"Бешкемпир"

Авторы сценария А. Абдыкалыков, М. Саруулу
Режиссер А. Абдыкалыков
Оператор Х. Кыдыралиев
Художник Э. Тилеков
Композитор Н. Нышанов
Звукооператоры Б. Ниязалиев, Г .Садыкова
В ролях: М. Абдыкалаков, А. Имашева, А. Абылкасымов, Б. Жылкичиев
"Кыргызфильм", "НОЕ продуксьон"
Киргизия -- Франция
1998

Имя героя Бешкемпир, ставшее названием картины, означает в переводе с киргизского "Пять старух". Здешний обычай велит, чтобы ритуал усыновления сотворили пять старых женщин. Этот обряд-пролог снят сверху и в цвете, вызывая в памяти столь же цветистые кадры из фильмов Махмальбафа, если иметь в виду его "Габбех" или не слишком удачное, на мой взгляд, "Молчание". Художественная ориентация (orient -- восток) Актана Абдыкалыкова та же, что и у названной иранской знаменитости. "Бешкемпир" -- фильм черно-белый, слегка стилизованный под документ (режиссер начинал как документалист очень неплохим фильмом "Бежала собака", где показал мир с точки зрения бродячего пса). Пролог и несколько первых кадров вполне определяют стилистику и содержание "Бешкемпира". Как сказано в аннотации, "привычный и беззаботный мир подростка рушится жестоким и неожиданным открытием: в своей семье он -- приемыш".

"Бешкемпир"

Насчет того, что "рушится мир", сказано сильно. Но мир фильма скорее внешний, чем внутренний, и чтобы показать, как он рушится в детской душе, нужны несколько иные поэтические средства. Коли уж о том зашла речь, я знаю только одного автора, на современном уровне освоившего тему "гностического шока" (термин мой. -- В.М.), -- Виктора Пелевина, в прозе которого герой и вместе с ним читатель часто открывают для себя, что мир совсем не таков, каким представлялся. В "Бешкемпире" же работает иная стратегия: устойчивый мир поколеблен, но равновесие восстанавливается. Юный герой преодолевает сомнения в кровном родстве с приемными родителями, когда внезапно умирает названая бабушка. Главным оказывается не кровь, а любовь. Безусловность этой любви и острое ощущение "близости близких" в момент первой утраты становится инициацией героя.

Абдыкалыков живет и работает в Киргизии, но стилистически он примыкает к "новой казахской волне". я сочувственно отношусь к "волне". Она обновила наше мировосприятие, промыв чистой водой засыпанные совковой пылью глаза. Но, пересмотрев на МКФ "Евразия" в прошлом году картины Шинарбаева, Апрымова, Каракулова, Омирбаева и Карпыкова (культовую нугмановскую "Иглу" я пересматривать не стал), должен сказать, что радикального обновления кинематографу они все-таки не принесли. Будучи европеизованными и вполне насмотренными людьми, режиссеры не смогли удержаться от вестернизации базовых принципов мировосприятия. Но если для жизни Евразия лучше (цивилизованней) Азиопы, то для кино азиопский менталитет может оказаться -- и оказывается -- продуктивнее евразийского. Совмещение азиатского взгляда на жизнь и европейской предкамерной реальности интересней азиатской жизни, поданной в европейском ракурсе. Тот же Пелевин, у которого суфий сотрудничает с софистом, дает весьма успешный пример такой интерференции, не говоря уже о том, что пустынные пески Внутренней Монголии¹ много привлекательней реальных монгольских степей (из очень милой моему сердцу "Урги"), ледяных просторов Северного Казахстана и каракумских барханов.

Абдыкалыков берет классический (в том числе для психоанализа) сюжет "подмена родителей -- подмена ребенка", обычно порождаемый логикой "они меня обижают -- они мне чужие -- меня подменили", и разворачивает его в нарочито наивном повествовании, обусловленном восприятием подростка. "Обрушивание мира" проявляется в повышенной нервозности, подозрительности (к приемным родителям) и драчливости героя, а кончается тем, что он задает трепку главному обидчику, раскрывшему тайну его происхождения. Решение экзистенциальных проблем, возникших вследствие избыточного знания о себе, методом прямого физического воздействия на поставщиков этого знания, конечно, не является сугубо восточным обычаем, но, как бы это поделикатнее выразиться, общечеловеческая ценность такого пути преобразования мира (и утверждения себя в нем) для нас не слишком релевантна.

Фильм течет в русле традиционного рассказа о босоногом детстве. Вспоминаются то Сатьяджит Рей, то Агишев с Ишмухамедовым ("Нежность"), а из недавнего времени -- Талгат Теменов ("Волчонок среди людей") и Сатыбалды Нарымбетов ("Жизнеописание юного аккордеониста"). А если двинуться к истокам, вспомнится вся "новая волна" с ее эстетическим культом необязательности и непреднамеренности, якобы подражающих естественному течению жизни.

Фильм насквозь вторичен, это вовсе не недостаток -- в нем есть "дыхание жизни", есть искренность и исповедальность. И отчего бы человеку не быть искренним, вспоминая свои детские годы? Картина трогает, будоражит память. я сам с четырех до одиннадцати лет жил в похожей среде на окраине Махачкалы близ кумыкского аула Тарки, где нынче стоит камень в честь Арсения и Андрея Тарковских (чей отдаленный предок Мехмет III, если верить дагестанским генеалогическим разысканиям, похоронен неподалеку под каменной стелой, покрытой арабской вязью), и поэтому смотрел "Бешкемпира" с чувством узнавания. Могу свидетельствовать, что эпизод с песчаной куклой не выдумка, а самая что ни на есть правда жизни. я неоднократно наблюдал близ "канавы" и "бассейки" -- так называются мутный канал имени какого-то там "летия" Октября и искусственный водоем с песчаным берегом, -- как пацаны лепили из мокрого песка барельеф женщины с раздвинутыми ногами, проделывали углубление, понукали свои орудия и по очереди имитировали совокупление с куклой. Конечно, мое либидо не осталось равнодушным и к киноимитации, но этот факт моей биографии все-таки не влияет на оценку фильма в смысле повышения. А члены фестивальных жюри восприняли этот, как видно, экзотический для них опыт с гораздо большим энтузиазмом.

В чем тут дело? Почему взгляд изнутри не столь восторжен, как взгляд извне, со стороны?

Кто знаком с программами международных фестивалей "молодого кино", знает, что на каждом из них почти непременно попадется один, а то и несколько фильмов, снятых начинающими западными режиссерами, которые спешат поделиться своим достаточно стандартным опытом. Сколько я их видел, и все они казались мне частями одного бесконечного чернушного сериала. Те же герои-отморозки, те же грязные улицы и те же драки, снятые ручной камерой как бы с точки зрения участника, пара убийств, непременное ширяние и смерть бедняги от овердозы.

Похоже, что и западной публике все это надоело, поскольку ни одна из подобных лент, насколько я помню, призов не получала. Но как только в конкурсе оказывается восточный фильм, пусть столь же предсказуемый, но использующий ориентальные фактуры, сочетающий "колер локаль" с западным нарративом да еще и необделенный профессиональной культурой, одна из премий гарантирована.

Если отвлечься от деталей и привходящих обстоятельств, каковые всегда имеют место, общая причина подобного выбора состоит в том, что смена места действия, сопряженная с изменением национального колорита, сама по себе способна осадить "житейскую муть"², столь неприятную в "родном" материале, выдать материал за форму и тем самым произвести эффект остраннения и катарсический эффект. Так что нынешняя мода на восточное кино не является объяснением феномена "Бешкемпира" и целой парадигмы аналогичных картин, поскольку сама объясняется вышеописанным механизмом. И на классический вопрос: "А был ли мальчик?" (в последний раз задававшийся в нашей критике в связи с "Плюмбумом") -- можно дать классический ответ: "Никакого мальчика не было". Ибо лирическая стихия фильма снимает заявленные в данном сюжете экзистенциальные проблемы. И это не труд души взрослеющего мальчика, потерявшего любимую бабушку, а воля автора -- режиссера, которому всецело принадлежит открытый на экране мир.

¹Образ из "Чапаева и Пустоты" В.Пелевина.
² "Житейская муть" -- термин Л.С.Выготского, чья "Психология искусства" до сих пор не утратила своего значения. Катарсис, то есть очищение аффектом, по Выготскому, происходит вследствие того, что форма снимает (в гегелевском смысле) эмоциональное впечатление от материала.