Метафизика красной таблетки. «Матрица», режиссеры Энди и Лэрри Вачовски

"Матрица" (The Matrix)

Авторы сценария и режиссеры Энди и Лэрри Вачовски
Оператор Билл Поуп
Художник Оуэн Патерсон
Композитор Дон Дэвис
В ролях: Кину Ривз, Кэрри-Энн Мосс, Хьюго Уивинг, Лоренс Фишбурн
Warner Bros.
США
1999

"Матрица"

О магической киберпанковской "матрице" рассуждал еще анонимный диктор из романа Уильяма Гибсона "Нейромант". "Своими корнями матрица уходит в примитивные аркадные игры, -- говорил он, -- в ранние программы компьютерной графики и в эксперименты военных с черепными разъемами". Матрица -- это великая галлюцинация дигитальной эры, фрактальные сны и кошмары, возникающие у каждого оператора в его путешествиях по киберпространству. Матрица -- тот психоделический опыт героя эпохи Техноренессанса, одновременно шизофренический и сакральный, как экстаз шамана (недаром он спровоцировал Брюса Стерлинга поиграть значениями в названии своего знаменитого романа "Схизматрица"). "Никто не может сказать в точности, что такое матрица. Ты сам должен ее увидеть!" -- говорит хакеру Нео его учитель Морфеус.

"Матрица" Энди и Лэрри Вачовски появилась именно тогда, когда фанаты киберпанка изрядно устали надеяться на то, что кинематограф способен произвести на свет что-нибудь равноценное по значению литературным шедеврам Гибсона или сетевой активности Брюса Стерлинга. На фоне неудачной одноименной экранизации "Джонни Мнемоника", непроходимо скучной "Нирваны" или искрящейся глуповатыми тинэйджеровскими приколами картины "Хакеры" только "Бегущий по лезвию бритвы" (Bladerunner) Ридли Скотта казался случайной скалой, одиноко возвышавшейся над голливудской суетой вплоть до сегодняшнего дня. По большому счету нельзя было назвать киберпанковскими и симпатичные "Странные дни" Кэтрин Бигелоу (когда-то поднятые на щит даже автором этих строк). Качественная голливудская компиляция внешней атрибутики high-tech с элементами до сих пор модного film noir и маньячного триллера только распалила жажду фанатов киберпанка. Умереть от дефицита "своего кино" им не позволила "Матрица".

Может быть, самое феноменальное здесь то, что с появлением фильма братьев Вачовски, возраст которых чуть-чуть больше тридцати, голливудский мейнстрим продемонстрировал, что дорос, наконец, до киберпанка. Ответ на вопрос "почему?" заложен в самой мифологии "Матрицы". Например, обратимся к Морфеусу в исполнении Лоренса Фишбурна. Его звучное имя и цветные таблетки в кармане -- не издержки случайного авторского жеста. "Морфеус" -- почти что бог сна Морфей, в честь которого в начале прошлого века получил свое название морфин -- первый из химически выделенных наркотиков. Этот тип точно слышал от своего учителя, что "компьютер для 90-х все равно что LSD для 60-х" и всегда помнит, что user в бытовом понимании -- это всегда пользователь и того, и другого.

Морфеус чувствует Матрицу лучше других, верит в приход мессии, способного избавить ее от контроля "системы". Он, если хотите, -- техношаман, красная таблетка которого все равно что эссенция из потерянного катализатора сознания "сома", "smart drug" завтрашнего дня, обновляющий мозг, отправляющий на небеса, открывающий дорогу в потерянный рай. Мы уже знаем ее знаменитых предшественников -- DHEA, лецитин, пирацетам, люцидрил, которые, несмотря на запрет, старается выписать из европейских и мексиканских аптек любой уважающий себя американский хакер. "Освободи свой рассудок!" -- настоятельно советует владелец великого снадобья будущему мессии, мечтая о том, как именно этот неотразимый во всем умница Нео когда-нибудь сможет найти для ослепленного симуляциями мира ответы на вопросы: кто мы такие? откуда мы? к какому уделу движемся? То, что эти вопросы занимают таинственный разум любого шамана, каждый воспитанный на книжках Маккенны киберпанк знает, как клавиатуру персонального компьютера.

Сергей Кузнецов на страницах "ИК" все-таки выискал признаки "нового слова компьютерного дизайна" в фильме "Джонни Мнемоник". Эффект трехмерного интерфейса возник ровно на столько времени, сколько гулял по киберпространству герой Кину Ривза. Но то, что для Роберта Лонго и его компьютерных спецов оказалось лишь мгновением озарения, для авторов "Матрицы" стало основой визуального стиля. Эффекты фильма беспрецедентны, они ловко схватывают главный признак лучших киберпанковских текстов, ломая линеарность и создавая этакий "пиксельный мир", который ни один вундеркинд не способен вместить в своей голове (слишком активно он дробится на эпатирующие своей экзотичностью детали, слишком полифоничен в ритмах и скоростях, анархичен в следовании законам физики). "Мы исходили из предпосылки, что любой известный нам отдельно взятый предмет или физическое тело есть тотальная фабрикация, сотворенная в электронном универсуме, -- комментировали свою технологию братья Вачовски. -- Начиная с дигитальной реальности, ты должен быть готов посягнуть на границы того, что считается возможным для человека".

В высшей степени удачно, что авторы "Матрицы" пригласили для работы над спецэффектами тридцатилетнего Джона Гаету -- большого поклонника Гигера и до встречи с братьями Вачовски не слишком известного в мире искусства спецэффектов. Изначально отказавшись ориентироваться на хрестоматийный стиль художников из лукасовской компании Industrial Light & Magic и манеру авторов эффектов для "Бегущего по лезвию бритвы", Джон Гаета придумал свой алгоритм превращения двухмерного изображения в трехмерное, используя уроки суперархаической техники Эдварда Мейбриджа и суперсовременной японской "анима". Сто двадцать фотокамер выстраивались вокруг площадки действия, фиксируя точки движения персонажей под разными углами, плюс еще несколько могли фиксировать это движение на различных скоростях, включая "замедляющие" скорости в 150 и 300 кадров в секунду. Свою оригинальную манеру Гаета назвал "Flo-Mo" и, как когда-то Мейбридж складывал фотографии движения скачущей лошади, создавая иллюзию ее полета, он отправлял собственные фотографические "молекулы" движения в компьютер и уже там искал возможность выстроить новую хореографию, соединяя их по принципу Мейбриджа, вставляя в подходящие фрагменты "чистого" движения, деля их своеобразными ритмическими отбивками по принципу японской анимации. Подобная манипуляция со скоростями и различными изобразительными "онтологиями" сделала "Матрицу" образцом того самого "порядка из хаоса", которым отличается весь фрактальный мир киберпространства. Кроме этого, здесь выразилась самым оригинальным образом свойственная всем представителям киберпанка любовь к японской поп-культуре.

Спецэффекты фильма затронули не только законы дигитального мироздания; именно они передают содержание одной из "частных эволюций" -- эволюции характера главного героя, на наших глазах преобразившегося из программиста Томаса Андерсона, раздражающего "систему" хакерскими взломами и своим сетевым именем Нео, в мессию киберспейса. После ролей в "Джонни Мнемонике" и "Матрице" Кину Ривз смело может надеяться на пожизненный статус культового актера среди поклонников киберпанка. Его экзотический облик как нельзя лучше работает на образ Нео, явно сориентированный на "ковбоев" Гибсона и хакеров Стивена Леви с их глубоко романтическим пониманием хакерства -- вызывающей индифферентностью к атрибутам потребительства, нигилизмом и готовностью схватиться с "системой" в любой момент. У таких вояжеров киберпространства в кармане всегда полно дисков с новейшими проектами революций, но они предпочитают оставаться рыцарями и мечтателями, этакими "искателями Священного Грааля".

Чтобы сыграть главную роль в "Матрице", Кину Ривзу пришлось вместе с остальными участниками актерской группы четыре месяца учить кун-фу под руководством Йен Ву-пинга, режиссера "Пьяного мастера" и одного из лучших гонконгских постановщиков боевых сцен. Эти эксперименты с чисто восточной трюковой манерой "боя на проволоках" позволили Ривзу не просто пополнить ряд голливудских апологетов гонконгского "экшн", но и напомнить о себе как об одной из самых крутых звезд боевика (что изрядно подзабыли после отказа актера сниматься во второй "Скорости"). В драматургии боевых сцен, в выстраивании которой немалую роль сыграли спецэффекты Джона Гаеты, подчеркивается стремительность духовного совершенствования Нео. Вот он осваивает одну за другой программы с разными видами восточных единоборств, чем напоминает мальчика Нейроманта, а вот старается победить в тренировочной схватке Морфеуса, одновременно раскрывая глубины личного дигитального потенциала... Чем бешеней скорости боя, чем нереальнее рисунок движений, тем меньше шансов у Матрицы. Ведь герой уже сам -- чистая матрица.

Как некогда в "Нейроманте", чтобы рассказать о тайне Матрицы, в фильме используется парадокс. Главный герой пытается найти ее вовне, а к финалу обнаруживает ее в самом себе. "Ну чем же ты занимаешься? Просто существуешь -- и все?" -- спрашивал герой "Нейроманта" у ставшего матрицей соперника. "Беседую с себе подобными", -- как будто объявила приговор Матрица. Так и в фильме -- Морфеус учит Нео, как уничтожить Матрицу, еще не понимая, что отождествляет с программой "системы контроля" целый дигитальный космос.

Благодаря "Матрице" о братьях Вачовски заговорили как о новых голливудских мифотворцах, способных конкурировать даже с главным мифотворцем Джорджем Лукасом. Поговаривают, что в скором времени фанаты "Матрицы" смогут увидеть как приквел, так и сиквел фильма -- причем с бюджетами, намного превышающими те 80 миллионов долларов, которые были затрачены ранее. В Сети стало крайне популярным раздумывать над "Матрицей" как над постмодернистской шифровкой, чтобы отыскать в ней как можно больше различных ссылок на ключевые для культуры тексты -- начиная от Библии и заканчивая мифами народов мира, "Алисой в стране чудес" и классикой SF. "Матрица" названа лучшим фантастическим фильмом года, несмотря даже на то, что сумму кассовых сборов от проката новых "Звездных войн" ей все-таки не удалось превысить. Возрастающие с каждым днем "страсти по Матрице" позволяют надеяться на перестановки в порядком застывшей голливудской иерархии творцов. Статусный рост Энди и Лэрри Вачовски -- знаменательный сегмент самоутверждения того поколения конца тысячелетия, которое воспитано на киберпанке и готово сделать его своей визитной карточкой.