Шоу Стрейта. «Простая история», режиссер Дэвид Линч

"Простая история" ("История Стрейта" -- The Straight Story)

Авторы сценария Джон Роуч, Мэри Суини
Режиссер Дэвид Линч
Оператор Фрэдди Фрэнсиз
Художник Джек Фиск
Композитор Анджело Бадаламенти
В ролях: Ричард Фарнсуорд, Сисси Спэйсик, Хэрри Дин Стэнтон
Picture Factory, Les Films Alain Sarde, Le Studio Canal+
США -- Франция
1999

"Простая история"

В советской критике была распространена риторически-дидактическая фигура: имярек в молодости поддался влиянию реакционного декадентства (вариант -- не сразу понял всемирно-историческое значение Великой Октябрьской...), но затем осознал и активно включился.

Понятно, что перевоплощение Мариэтты Шагинян или Ильи Эренбурга носило добровольно конъюнктурный характер. Николай Заболоцкий, напротив, проникся классицистическими ценностями только после того, как его избили сапогами. Но чем избили Дэвида Линча, чтобы он снял "Историю Стрейта" (или "Простую историю", или, что вернее по контексту, "Бесхитростную историю Стрейта")? Длинным долларом? Действительно, нельзя назвать Линча персоной грата для американского кинопроизводства. "Стрейт" -- скорее французский фильм, в титрах названия Les Films Alain Sarde и Le Studio Canal+ "конвоируют" продукцию самого Линча Picture Factory.

В Европе любят Линча -- угрюмого сказочника, начитавшегося Фрейда и с подозрением осматривающего каждый кустик в американской глубинке: не попрет ли оттуда очередной бесовский легион? Европейцы достаточно постоянны в своих пристрастиях: французская критика упорно защищала даже "Шоссе в никуда", фильм-симптом очевидной творческой усталости, фильм, напоминающий черновой монтаж не вошедших в "Твин Пикс" или "Синий бархат" эпизодов, фильм, вполне отвечающий толстовской формуле "он пугает, а мне не страшно". Но того Линча, что снял "Шоссе в никуда", больше нет. В "Стрейте" мы присутствуем при рождении "другого Линча", Линча-элиена, вернее, астронавта, в кровеносную систему которого элиен уже проник и который уже выполняет его волю, уже говорит его языком, сам о том не догадываясь. Тело -- прежнее, наполнение, то, что принято называть "душой", -- нет.

Тело, то бишь фактура, напоминает привычного Линча. Место действия -- тот же Твин Пикс, омытый золотом осенней листвы путь из Айовы в Висконсин, который неторопливо преодолевает на садовом тракторе, проще говоря на газонокосилке, Элвин Стрейт, семидесятитрехлетний ветеран, решивший примириться с больным, возможно, умирающим братом. Жанр -- "роуд муви", знаковый для постмодернистского кинематографа неприкаянности, более чем успешно опробованный самим Линчем в "Диком сердце". Эпизодические (а какие еще возможны в рамках этого жанра?) персонажи -- если отключиться от диалогов -- тоже вполне линчевские. Близнецы-автомеханики -- вроде дракона, чьи головы непрерывно спорят друг с другом. Истеричная дама, непрестанно сбивающая оленей на пустынном, прямом, как полет стрелы, шоссе. Беременная девушка, выходящая на огонь ночного костерка Стрейта. Недалекая его дочка, преследуемая видением ребенка. Да и сам Стрейт порой неадекватен -- казнит предавшую его косилку выстрелом в бензобак. Но если прежде линчевские автострады вели в никуда, то теперь -- напрямик к брату. И призрачный ребенок -- не адское наваждение, а вполне реальный внук Элвина, а Роза Стрейт вполне реально лишена на него родительских прав. И головы дракона спорят между собой лишь для того, чтобы вздуть счет за ремонт. Сбитый олененок сгодится для вечерней трапезы Стрейта. А если на обочине горит дом, не пугайтесь -- это всего лишь тренируется местная пожарная команда. Короче говоря, никакой мистики, кроме самой опасной на земле мистики крови и почвы.

Вопреки распространенному мнению, замечу, что если кинорежиссеры говорят о своей стране с горькой критической (вплоть до чернухи) интонацией, это свидетельствует о психическом, пусть относительном, здоровье нации. Музыкальная комедия, которая якобы умиротворила измученную кризисом Америку, родилась не столько по социальному заказу, сколько по понятным чисто технологическим причинам -- в кино пришел звук. А преодоление кризиса породило, напротив, столь жизнеутверждающие жанры, как фильм ужасов и гангстерскую драму.

Кинематограф прежнего Линча в своем социологическом измерении принадлежал "жанру беспокойства". Этот жанр в последнее время заразил даже таких, казалось бы, уравновешенных солдат Голливуда, как Барри Левинсон ("Хвост виляет собакой"), Джо Данте ("Маленькие солдаты"), Питер Уир ("Шоу Трумена"). Пол Верхувен облек в массовую форму страшную антиутопию "Космического десанта". А Линч, которому, казалось, сам Бог велит и дальше ловить истинно американских чертей, с энтузиазмом неофита принял консервативную мифологию доброй страны, населенной добрым народом. Стрейту не попадается на пути ни один негодяй, ни один очерствевший сердцем корыстолюб. Не все, конечно, гладко и в Айове, например, еще встречаются несовершеннолетние матери-одиночки, но одного мудрого слова Стрейта достаточно, чтобы вернуть им душевное равновесие. Еще бы, ведь Стрейт -- ветеран, а они не стареют душой и наставляют молодежь на путь истинный.

Хотя их бронепоезд стоит на запасном пути. А на новых дорогах Линча стрелять не в кого, кроме сломавшегося стального коня.

Эдвард Бэр, автор "Последнего императора" и многолетняя репортерская звезда "Ньюсуика", опубликовал в 1995 году во Франции замечательное исследование "Америка, которая внушает страх", где суммировал все симптомы современного американского безумия -- от тирании психоаналитиков до самоизоляции обитателей дорогих кварталов в защищенные гетто, осажденные нищетой и преступностью. До сих пор Америка внушала страх и Линчу. Теперь он слился с ней в невыговоренном акте покаяния. И снял свой самый страшный фильм.

"Стрейт" пугает, как пугает человек или общество, абсолютно уверенные в своей правоте, в безальтернативности и универсальности своего образа жизни. Все время тянет оглядеть линчевские пейзажи попристальнее: не спрятаны ли за секвойями телекамеры, как в идеальном городке "Шоу Трумена"? Но нет, философия "народного телевидения" здесь абсолютно адекватна режиссерскому взгляду.

По поводу "Стрейта" критика уже потревожила тень Джона Форда. Старику вообще не дают спать спокойно -- по поводу Клинта Иствуда и даже Стивена Спилберга со Стивеном Фрирзом его поминают к месту и не к месту. Хотя присутствия на экране старого солдата в ковбойской шляпе на фоне родных просторов для этого мало. И "роуд муви" у Форда, если не ошибаюсь, только одно -- безнадежные и бунтарские "Гроздья гнева". Форда уместнее вспомнить не как гениального почвенника, наделенного эпическим дыханием, а как знаковую фигуру американской кинопропаганды, в контексте которой "Стрейт" вполне органичен. Тоталитарные пропагандистские машины оказались недолговечны, американская благополучно здравствует, хотя в чем-то была едва ли не радикальнее немецкой или советской. В советских комедиях пастухи и письмоноши радостно играли джаз и считались не тунеядцами, а такими же тружениками. А капровский мистер Дидс спрашивал в лоб: а на хрена мне ваша опера, если она не приносит прибыли? Советские фильмы пытались хоть как-то оправдать с практической точки зрения самые бессмысленные акты самопожертвования. Реальные Зоя или молодогвардейцы по большому счету покончили жизнь самоубийством, но их экранные двойники что-то там успели стратегически поджечь, разведать или кого-то освободить -- то есть погибли не зря. Голливуд изначально утверждал, что чем зряшнее, бессмысленнее подвиг, тем ослепительнее сияет он для потомства. Британский офицер, кидающий солдат под кинжальный огонь защитников Балаклавы в "Атаке легкой бригады" Майкла Кертица (1936), генерал Кастер, ведущий кавалеристов в заведомую западню, на ножи для скальпирования в "Форте Апач" Джона Форда (1948), спасители рядового Райана -- их бессмысленный героизм, граничащий с воинским преступлением, никогда не ставился в американской киномифологии под сомнение.

Одиссея Стрейта -- тоже подвиг, но если бы в конце ее он не застал брата в живых (путь как-никак занял несколько месяцев) или получил бы от ворот поворот, "Стрейт" был бы для американской традиции органичнее. Кстати, о том, что янки радикальнее наших. Герой Михаила Ульянова ("Все будет хорошо") до любимой жены на инвалидной коляске не добрался бы без милицейского конвоя. Стрейт сумел, даже от предложения подбросить его -- в самом конце, на последних милях -- отказался. Дмитрию Астрахану следовало бы подать в суд на коллегу-плагиатора. Надо полагать, что у Линча все тоже будет хорошо и Голливуд востребует его. Блудный сын всегда милее покорного -- недаром же арищ Сталин доверял ключевые посты перебежчикам-меньшевикам.