Лолита из преисподней

Кристина Риччи

Детям, начинающим рано и удачно сниматься в кино, отнюдь не гарантирован успех во взрослой артистической карьере. Всего лишь потому, что они перестают быть детишками, лишаются непосредственности и свежести. Кристина Риччи, дебютировавшая в девять лет в фильме "Русалки" (1990), ребенком, в сущности, не была никогда. А непосредственность и оригинальность ее, похоже, с возрастом только усиливаются, потому что обусловлены не детской наивностью, а растущим с годами отвращением ко всему стереотипному.

Впрочем, в "Русалках" еще не очень заметно, что ребенок совсем не прост: хорошенькая, упитанная киногеничная девочка (с восьми лет Риччи снималась в рекламных роликах), разве что чуть-чуть насупленная. Рядом со своими взрослыми партнершами, экспансивной Шер и трепетной Вайноной Райдер, серьезная, деловитая Риччи, не знающая традиционных девчачьих ужимок, иногда выглядит человечком неопределенного пола, но очень определенного характера, в котором самостоятельность и независимость сочетаются с дьявольским самообладанием. Много ли девятилетних девочек, которых можно заставить лежать с невозмутимо открытыми глазами и зажатым носом под водой в ванне (так героиня Риччи пытается побить мировой рекорд пребывания под водой)? Много ли девочек, которым более к лицу не наивная открытая улыбка, а усталая гримаска отвращения: огромные темные глаза, недовольно посверкивающие из-под нахмуренных бровей, упрямо поджатая нижняя губа? "Мне кажется, после того как я снялась в "Русалках", я стала похожа на избалованного ребенка. Не то чтобы я считала себя лучше других, просто я думала: "Ну вот, теперь все знают, кто я". И я не очень-то хорошо обращалась с людьми, особенно с ровесниками".

Риччи, которая часто бывает резкой в высказываниях, так же часто сожалеет о своей резкости. Странно слышать от нее, порой чересчур прямой и откровенной в оценке окружающих, как она старается понравиться людям, с которыми знакомится: "В принципе, я веду себя, как... проститутка. Я даю людям то, что они хотят, за то, чтобы они полюбили меня".

Барри Зонненфельду она понравилась как раз своей самоуверенностью. Это после его фильмов "Семейка Аддамс" (1991) и "Ценности семейки Аддамс" (1993) все узнали, кто такая Кристина Риччи, и многие запомнили ее имя. Ее Венсди Аддамс оказалась самым ярким персонажем в первом фильме, поэтому в сиквеле ее роль была сильно расширена и большое количество реплик написано специально для нее.

Черный кладбищенский юмор "Семейки Аддамс" -- антураж, сам по себе достаточно выигрышный для актеров с соответствующей странноватой фактурой. Девочка, которая прилагает немало усилий, чтобы поиграть с головой своего новорожденного брата, и наводит ужас на весь летний лагерь, получилась у Риччи не только смешным гротесковым персонажем комикса, но и очень убедительным образцом нестандартного, холодного, умного и злого обаяния. Беленький воротничок на черном платье, ровный пробор над высоким лбом, две аккуратные черные косички, полнейшая непроницаемость и высочайшая концентрация -- эта инфернальная куколка не проявляет ни одной традиционной человеческой реакции, но при этом остается абсолютно естественной, как бы выворачивая наизнанку общепринятые образцы публичного поведения. Выражать эмоции, смеяться, повышать голос, энергично жестикулировать, вообще всячески демонстрировать свою коммуникабельность -- фальшиво и глупо. С каменным лицом и пристально сощуренными колючими глазами холодно цедить сквозь зубы то, что не решаются сказать благовоспитанные другие, -- нормально и органично.

"Семейка Аддамс"

Одна из лучших сцен в "Ценностях семейки Аддамс" -- когда героиня Риччи старается заставить себя улыбнуться так, как улыбаются обычно в кино жизнерадостные девочки: широко, искренне и бессмысленно. Кристина судорожно сглатывает, хлопает ресницами, напрягает лицевые мускулы, мотает головой, пожимает плечами -- улыбка не идет. Когда наконец обаятельную девичью улыбку удается напялить на отторгающее ее лицо, кровь стынет в жилах не только у персонажей, наблюдающих за перевоплощением Венсди Аддамс. "Если бы я захотела убить своего мужа, я сделала бы это и меня бы не поймали". -- "Как?" -- "Я бы напугала его до смерти". Эту финальную реплику кровожадной Венсди венчают еще одна хищная улыбочка и победно поднятая бровь.

Как-то, снимая один из эпизодов, Зонненфельд попросил Риччи быть погрустнее в следующем дубле. На это Кристина отвечала, что не может быть грустнее, поскольку грусть -- это чувство, а у ее персонажа нет эмоций. Тогда режиссер попросил ее быть помрачнее. Он до сих пор не знает, почему с этим требованием она согласилась, то ли просто не знала, что значит "мрачный", то ли решила, что это не эмоция. Интеллекта в ее персонажах действительно больше, чем эмоций. Риччи -- высоколобая актриса в прямом смысле слова: "У меня огромный лоб, и я думаю, когда я была маленькой, я постоянно стукалась головой, одним и тем же местом, так что эти две шишки на лбу все время утолщались".

"Постаддамсовское" отрочество Риччи прошло под знаком мейнстрима, зачастую весьма невысокого качества. Для рецензентов, ругавших такие картины, как "Нынче и прежде", "Каспер", "Золотоискатели: секрет Медвежьей горы", привычными стали фразы вроде "Риччи -- лучшее, что есть в этом фильме" или "даже сногсшибательная игра Риччи не может оживить этот чудовищный текст". Снимаясь в посредственных, пусть иногда и очень популярных, фильмах, Кристина тем не менее приобрела репутацию одной из самых талантливых актрис в своей возрастной категории (когда ее спрашивают о конкуренции, она обычно отвечает, что соревнуется с Клер Дейнс и Натали Портман).

Из работ этого периода -- переходного из детского во взрослое состояние -- сама Риччи выделяла свою роль в фильме Лесли Линки Глеттера "Нынче и прежде" (Now and Then, 1995), довольно слащавой киноповести о четырех подружках-тинэйджерах, переживающих превратности пубертатного периода: "Это было нечто, во что я верила, нечто, с чем я ощущала связь. До этого я участвовала во множестве проектов просто затем, чтобы поработать с интересными людьми, или потому, что идея казалась мне интересной и все такое. Но в "Нынче и прежде" я действительно вложила много личных переживаний". "У меня много общего с Робертой. Но я думаю, что я более независима", -- говорила Кристина о своей героине, девочке, которая выросла без матери, с отцом и двумя старшими братьями, носит только мужские рубашки, дерется с мальчишками и любит шутить со смертью. В широкой клетчатой рубашке и шортах образца 70-х изысканная Риччи выглядела весьма нелепо -- простое и обыкновенное ей никогда не шло: "Когда привыкаешь к этой одежде, даже начинает казаться, что это вроде как круто. Но сначала она казалась мне уродливой. Это невероятно. Неужели это на самом деле носили?"

"Ценности семейки Аддамс"

Вероятно, эта роль была интересна Кристине возможностью сыграть не экзотический и фантастический персонаж, а существующего в реальности человека, обычного подростка, который если и отличается от своих сверстников, то в меру. Сыграть не холодность, замкнутость, странность, ставшие ее визитной карточкой, а эмоциональность, ранимость, пробуждающуюся женственность, в конце концов, какой бы безнадежно пошлой и избитой, в том числе и в актерском плане, ни казалась эта тема. В довольно скудном материале Риччи очень легко и убедительно утепляет свой имидж, показывая, что открыться, улыбнуться, настроиться на эмоциональную волну партнера ей совсем не трудно, при этом ее ничем не истребимая хмурость не дает ей впасть в приторность (на грани которой не всегда успешно балансирует картина Глеттера).

Героиня Риччи в "Нынче и прежде" производит впечатление самой взрослой из четырех подружек и, несмотря на мальчишеские повадки, самой женственной. "Если ты кому-нибудь расскажешь, я тебя до полусмерти изобью", -- говорит Роберта мальчику, с которым впервые поцеловалась. В этой не отличающейся большой драматургической изощренностью, но психологически скроенной точно для Кристины роли уже проглядывают фирменные составляющие стиля Риччи -- взрослой актрисы: мощный женский сексапил в сочетании с какой-то мужской прямотой и иногда с агрессивностью тоже мужского замеса. Риччи не пользуется "женской слабостью", она предпочитает силу. Ее актерская манера -- не кокетливые дамские виньетки, а жесткое, волевое, лишенное каких бы то ни было сантиментов прочерчивание характера, на котором нередко просто держится весь фильм. (Между прочим, Кристина как-то сказала, что вообще образцов для подражания среди актрис у нее нет, но в принципе она мечтала бы сделать такую же карьеру, как Джон Малкович.)

На интернетовских сайтах, которые в огромном количестве заводят фанаты Риччи (а она одна из самых культовых современных актрис), пользуется успехом кадр из "Нынче и прежде", где Роберта перед зеркалом в ужасе и отчаянии обматывает клейкой лентой грудь: "Что бы я ни делала, она все равно растет". Кстати, в этом смысле взрослой Риччи есть чем похвастаться, но к внушительному размеру своего бюстгальтера она относится иронически ("Некоторые сравнивают меня с Элизабет Тейлор только потому, что у меня большая грудь"), как, впрочем, и вообще к своим внешним данным: "Я не обладаю идеальной внешностью и не говорю правильные вещи, я немножко другая, хотя и не слишком особенная, но я думаю, что люди воспринимают меня как чуть-чуть более реальный персонаж, и это видно на экране. Я знаю, что молодо выгляжу, но в соответствующем гриме могу выглядеть и старше. А чувствую я себя уж точно старше".

Риччи довольно быстро заскучала от банальных подростковых ролей, таких, например, как в диснеевском фильме "Этот проклятый кот" (That Darn Cat, 1997), где ее попытались вернуть к имиджу тинэйджера-вамп. Если в блокбастере Брэда Зильберлинга "Каспер" (1995) ее героиня дружила с привидением, то в "Проклятом коте" ее мизантропический персонаж дружит только с котом: "Моя героиня Патти Рэндалл страдает тяжелой формой типичного подросткового комплекса. Патти ненавидит свой городишко, который наводит на нее абсолютную скуку, как и все его жители. Она всегда ходит в черном. По мере того как распутывается история, Патти обнаруживает, что рядом с ней живет множество странных и совершенно чокнутых людей, так что в конце концов городок не так уж плох".

Кристина Риччи

В этом римейке фильма 1965 года Риччи была больше похожа не на свою предшественницу в роли Патти -- лучезарную Хейли Миллс, а на замогильную Вайнону Райдер в "Битлджюсе" Тима Бертона (у Бертона Риччи недавно снялась в костюмной готической экранизации новеллы Вашингтона Ирвинга "Спящая дыра").

Хотя режиссер Боб Спайерс впоследствии рассыпался в комплиментах и благодарностях Кристине, которая, имея больший кинематографический опыт, его многому научила, для нее самой мейнстримовская кинопродукция перестала предоставлять возможности еще чему-то научиться. Тем не менее она все же пробовалась на главную роль в "Титанике" -- любопытно представить, что за кино получилось бы с ее участием. Наверное, зловещая Кристина (даже необязательно в черном, который так часто идет ее персонажам) смотрелась бы как воплощенное предзнаменование катастрофы. В мейнстримовских фильмах Риччи, несмотря на нестандартную внешность, достаточно привлекательна и эффектна, но она рано осознала, что хочет совсем другого, а участие в блокбастерах -- лишь вынужденная необходимость, чтобы сделать себе первоначальное имя.

Ее часто спрашивали, что она думает о перспективах своего перехода во взрослое состояние, о том, справится ли она, никогда не учившаяся актерскому мастерству, с более высокими режиссерскими требованиями. Мудрая и самоуверенная Кристина всегда отвечала: "Это не моя забота, для этого существуют агенты". Агенты Риччи могут не беспокоиться: спрос на угрюмую строптивость и эстетизированную мизантропию будет всегда (по крайней мере, в авторском кино) и не так много актеров, способных не окарикатуривать подобные персонажи, оставаться естественными в их колючей шкуре.

После фильма Энга Ли "Ледяной шторм" (1997) ни у кого не осталось сомнений в благополучном профессиональном будущем Риччи. Ее героиня, четырнадцатилетняя Венди Худ (несмотря на нежный возраст, ничего хорошего от жизни явно не ждущая), считает, что надо пристрелить действующего президента Никсона за лживость, называет фашистами родителей, не дающих ей всю ночь разговаривать по телефону, и не прочь предпринять рискованные сексуальные провокации с двумя соседскими братьями-подростками. Молитва, которую она читает за семейным столом в День благодарения, -- практически цитата из Венди Аддамс, тоже не разделявшей традиционные взгляды на взаимоотношения коренных жителей Америки и белых переселенцев: "Спасибо Господу за то, что наши предки убили всех индейцев и отняли у них землю".

При всем экстремизме героини обычная мрачность Риччи в этой роли производит впечатление менее демонстративной, менее игровой, более глубокой, идущей изнутри. Ее мимика здесь не так подвижна, и неизменная складка на переносице вдруг куда-то исчезла. Гладкое, бледное, матовое, словно фарфор, лицо Венди -- Кристины, на котором застыло выражение презрительной искушенности, излучает ледяное бесчувствие. Пожалуй, это самое холодное лицо в фильме о тайном холоде, который царствует в душах героев, пытающихся экспериментировать с остатками своих эмоций.

Из выразительных средств, позволенных актрисе режиссером, лишь медленный уютный жест, которым она заправляет за ухо прядь волос, строго выверенные взмахи ресниц, едва заметные движения век и внимательный, изучающий взгляд огромных карих глаз, которые даже в самых неловких ситуациях (а Венди Худ любит создавать такие ситуации) ни на секунду не отражают удивление, растерянность или страх, только хладнокровное сексуальное любопытство, главный побудительный мотив персонажа Риччи. Но когда многоопытная угрюмость сходит с лица Венди, оно становится наивным и доверчивым, совсем детским. В этом, наверное, один из секретов уникальности Риччи, с самых первых ролей совмещающей в своем облике женское и мальчишечье, детское и взрослое.

В фильме "Буффало-66" (Buffalo'66, 1998) она играет девушку, которая в два раза старше ее предыдущей героини. Это не слишком обычная роль для Риччи, осветлившей волосы, одевшейся в голубое и белое (цвета, которые полнят ее, и без того нехуденькую) и напустившей на себя смиренный вид. Ее героиня Лейла противопоставлена кротостью и мягкостью агрессивному и озлобленному на весь мир герою Винсента Галло, который похищает ее, чтобы представить родителям как свою жену.

Галло, который сам же и поставил "Буффало", влюбился в лицо Риччи в "Семейке Аддамс" и рассказывал всем, что сходит по ней с ума. Когда Кристине передали его слова, она отреагировала невозмутимо: "Это приятно слышать. Очень приятно. Не знаю, стоит ли ему верить, но это очень мило с его стороны". Сомневаясь в искренности Галло, Кристина скорее всего просто блюдет свой скептический имидж: режиссер сделал из нее на экране то, что прежде мало кому приходило в голову или, во всяком случае, мало кому удавалось, -- девушку настолько нежную, терпеливую и добрую, о какой только может мечтать самый черствый, истеричный и закомплексованный мужчина. В Лейле, сдобной блондинке с плавными кошачьими движениями, и характера-то, в сущности, никакого нет -- она слишком мало говорит и делает, чтобы можно было понять мотивы ее поступков. Сила воли, присущая всем персонажам Риччи, проявляется лишь в той мягкой, но бульдожьей психологической хватке, с которой Лейла вцепляется в своего похитителя, отказываясь оставить его и не давая ему уйти от себя. Чтобы разглядеть привязчивость, ранимость и самоотверженность в такой экстравагантной злючке, как Риччи, ее надо действительно очень полюбить.

Но таких экспериментаторов, как Галло, пытающихся изменить типаж актрисы, Кристине пока встречалось не много -- режиссеры в основном используют Риччи в соответствии с ее же радикальными и эпатирующими заявлениями, на которые она не скупится: "Наверное, я бы мечтала сыграть убийцу-маньяка, поскольку главное, что я люблю в кино, -- это возможность сделать то, что никогда не сделаешь в реальности, и пережить чужой опыт. Ну и к тому же это невероятно романтично". Или: "Мне нравится играть людей, которые так боятся и стыдятся самих себя и испытывают такое отвращение ко всем окружающим, что решают довести до последней крайности то, чего они боятся в самих себе".

Такую девушку не мог не заметить эксцентричный король кинематографического "трэша" Джон Уотерс -- он тоже стал фанатом Риччи, когда та была еще ребенком, и высоко оценил ее игру в "Ледяном шторме". В его последнем фильме "Пекер" (Pecker, 1998) Риччи снялась в роли подружки героя, и, по словам режиссера, без малейших его указаний она сыграла одержимую своей работой владелицу прачечной именно так, как он себе представлял. Правда, критики нашли, что в "Пекере" Кристина совершенно неоправданно сдерживает себя и выглядит менее ярко, чем могла бы. Некоторые даже предположили, что фильм мог получиться гораздо лучше, если бы Риччи сыграла главную героиню.

Каспер

Роль в фильме Уотерса хоть и симптоматичный факт биографии, но все же лишь одна из множества похожих ролей, которые выбирает Риччи на протяжении последних двух лет, предпочитая работать с независимыми режиссерами. Это не требующие особых эмоциональных затрат, скорее юмористические, чемдраматические роли, поддерживающие тот очень симпатичный образ странноватой оторвы, в котором актриса чувствует себя наиболее комфортно. Главное, что нужно от Кристины в этих фильмах, -- гармонично вписаться в компанию довольно безумных личностей. В "Небе над пустыней" (Desert Blue, 1998) Моргана Фримена она изображает еще одну повзрослевшую Венсди Аддамс, с увлечением предающуюся своему хобби -- взрывать все, что под руку попадет. В галлюцинации Терри Гиллиама "Страх и ненависть в Лас-Вегасе" (Fear and Loathing in Las Vegas, 1997) -- юную художницу, рисующую портрет Барбры Стрейзанд. В комедии дебютантки Райсы Бреймон Гарсия "Двести сигарет" (200 Cigarettes, 1999) Кристина и ее закадычная подруга (еще по фильму "Нынче и прежде") Габи Хофман сыграли двух разряженных в пух и прах девчонок с Лонг-Айленда, приехавших в Нью-Йорк повеселиться на Рождество. У другого дебютанта, Мариуса Балчунаса, скрестившего отель с сумасшедшим домом и населившего его неврастениками всех сортов в фильме "Мест нет" (No Vacancy, 1999) Риччи опять непринужденно продемонстрировала свой комедийный потенциал. Но, пожалуй, самая яркая из аналогичных ролей Кристины последнего времени -- Диди Труит, одновременно героиня и рассказчица в фильме Дона Рооса "В противоположность сексу" (The Opposite of Sex, 1998), представляющая себя зрителю словами: "У меня нет золотого сердца, и вряд ли оно когда-нибудь вырастет. О'кей? Но расслабьтесь. Нам еще встретится множество гораздо более милых людей -- мы будем звать их неудачниками".

Критики сошлись в том, что вся соль фильма как раз и заключается в ехидных комментариях Кристины, играющей этакую "Лолиту из преисподней", разрушающую судьбы всех, кто встречается на ее пути. Кстати, на роль Лолиты у Эдриана Лайна Риччи пробовалась четыре раза, но была отвергнута, видимо, режиссер искал нечто более хрупкое и романтичное, как и Бэз Лурманн, пробовавший Кристину на роль Джульетты, но выбравший Клер Дейнс. Режиссеров, наверное, нередко смущает неоднозначный облик Риччи, который порой может создать непредвиденный эффект, ненароком извлечь мрачноватые или агрессивные обертоны там, где нужна просто яркая и чистая эмоциональная краска. "Иногда трудно сказать, то ли она просто обладает одним из тех лиц, которые от природы излучают сложность переживаний, то ли она чертовски тонкая актриса. Наверное, правда где-то посередине, но, во всяком случае, когда она на экране, от нее трудно оторвать взгляд", -- написал еще один давний поклонник Кристины, видный американский критик Роджер Эберт.

Сейчас Риччи готовится сниматься у Салли Поттер в картине "Человек, который плакал" (The Man, Who Cried) и планирует поставить фильм "Убежище" (Asylum) по собственному сценарию -- о нескольких молодых людях, испытывающих психологические проблемы с переходом во взрослое состояние и необходимостью приспособиться к взрослой жизни. Сама Кристина, судя по ее успешной карьере, от таких проблем особенно не страдала. Впрочем, это, может быть, поверхностное впечатление, кто знает, так ли уж удобен оказывается с годами эффектный образ enfant terrible, усвоенный в юности как единственно возможный. Однако меняться Риччи пока не собирается: "Не думаю, что я исправлюсь раньше, чем мне будет далеко за пятьдесят". Тогда, наверное, можно будет с уверенностью подытожить, стала ли Кристина Риччи лицом очередного поколения кинозвезд, и суммировать типологические особенности этого поколения. Пока же в свои девятнадцать она, скорее, является аутсайдером в обществе сверстников -- гораздо менее опытных и оттого гораздо более склонных жертвовать своей индивидуальностью ради возможности вписаться в ту или иную актерскую обойму.