Молодость‒99. Белый пароход

Прежде всего заявляю, что ни пересказывать, ни разбирать увиденные фильмы не стану. Во-первых, не умею это делать, во-вторых, я пристрастный и потому необъективный. И самое главное -- просмотрели мы за шесть дней и студенческие работы, и короткометражные, и документальные, и полнометражные дебюты, всего числом более восьмидесяти. Так что запомнились только самые яркие, остальное же теперь, по прошествии времени, слилось в некую пеструю абстрактную картину, в которой все же можно узреть и некий общий колорит, и тональность. Вот об этом поведать смогу. А также предъявлю и некоторые мысли общего свойства.

...За последние годы немало перевидел я картин наших мастеров старшего и среднего, как принято говорить, поколения. И почти все -- мрачные, апокалиптически безнадежные. Сюжет невнятный и потому многозначительный. На экране если не дождь, то вечные сумерки или слякотная зима. Страшные коммунальные квартиры положительных героев, положительность которых уравновешивается, впрочем, дикими сексуальными комплексами. Роскошные интерьеры подонков -- "новых русских". Оргии на дачах с участием коррумпированной милиции и офицеров-наркоманов. Групповое изнасилование главной героини -- тургеневской барышни и зверское убийство главного героя в конце. Мрак, безнадежность гноище и тлен.

После картины вроде бы нужно бежать разыскивать автора. Ведь наверняка лежит он в своей коммунальной ванне под тусклой лампочкой и смотрит, как кровь из взрезанных его вен окрашивает ржавую воду, скрывая черные пятна отбитой эмали. Ан нет, стоит белозубый, загорелый (только что из Ниццы) автор тут же, в окружении тех же "новых русских", которых только что полоскал на экране в крови и моче, и с ними вместе чему-то смеется. Но это только видимость. В глубине глаз тоска. Третьего мастера уже сменил он, а камин на даче все равно дымит. "Перевелись умельцы, к чему идем, рушится все..."

Странная закономерность -- чем безнадежней взгляд на мир художника, загробным голосом зовущего зрителя или читателя к топору, петле, бритве, тем больше вероятность, что сам автор в бренной своей жизни чудно устроен, живет на огромной даче, одну из двух квартир удачно сдает, и в грех уныния и отчаяния повергает его разве лишь стоимость барахлящего бензонасоса для джипа "Гран-чероки".

И наоборот.

Носились по коридорам киевского Дома кино веселые и тощие студенты и студентки со всего мира. Охотно смотрели работы своих коллег -- сидели на полу, на ступеньках в переполненных залах, реагировали искренне и шумно. И хотя фильмы были очень разные, общее ощущение и от самих картин, и от зрителей осталось радостное или, точнее сказать, здоровое.

Вот и подумал я, что мрак и пессимизм вышеозначенных мастеров проистекают вовсе не из общей картины мира, отражением коей номинально является их творчество. Это их месть миру за свой возраст и, как следствие, немощь. Как тот маленький мальчик из "От двух до пяти" Чуковского, который грозил всем: "Сейчас темно сделаю!" -- и закрывал глаза, воображая, что погружает весь мир во мрак.

Их можно понять -- вообразите себе, что вы полковник, много лет честно продвигавшийся по служебной лестнице. И вот теперь присели на последней ее площадке, ожидая, когда освободится наверху генеральский кабинет, чтобы по праву его занять. Уже и мундир сшит, и желающие в адъютанты попасть телефон обрывают, и к генералу "скорую" вызвали... И вдруг все воинские звания отменяют, все становятся рядовыми, и ни погон, ни лампасов, ни зарплат за это. И чтобы получить работу, нужно теперь стоять в одной очереди с мальчишками-допризывниками. Кто-то отнесется к ситуации философски -- если ты настоящий генерал, то и без мундира оценят, а кто-то озлится на весь белый свет и отомстит, "темно сделает".

Фестиваль "Молодость" трагически совпал с финалом президентских выборов на Украине. Видимо, финансовые ручейки, и без того скудно питавшие фестивальный бюджет, повернуты были в главный фарватер, полноводным Днепром несущий Главного Претендента к победе. Все гости проживали на умеренно комфортабельном теплоходе, насмерть причаленном на речном вок-зале, в залы ездили на единственном автобусе или на метро. И при этом атмо- сфера была куда фестивальней, чем в Каннах или Венециях. Дело не в отелях, автомобилях и ресторанах. Более того, "Молодость" много потеряла бы, расселись она в пятизвездочных гостиницах и перенеси просмотры во дворец "Украина". Вообще форма всякого фестиваля соответствует его сути. Каннский с его ритуалами -- лимузины с флажками, красная лестница, подчеркнутый аскетизм церемоний -- сразу дает понять, что фильмы здесь оцениваться будут по высшим, недоступным простому пониманию критериям. Венецианский -- в обрамлении сумасшедше красивого города, в старомодных интерьерах и красноде-ревно-кожаной своей солидности -- убеждает, что здесь критерии отбора будут солидными, политкорректными и всякое легкомыслие изгнано будет уже на уровне портье. Московский, утопающий в "Мерседесах", охранниках, европейской роскоши при кавказской широте и азиатской пунктуальности, уже самим набором гостей указует на итог. Если даже членов жюри представляют: "известная французская актриса", "известный перуанский режиссер" -- что сразу выдает их, так сказать, сортность (послушайте, как смешно звучало бы: "известный итальянский певец Лучано Паваротти" или "известный бразильский футболист Пеле"), -- то понятно, что призы так или иначе получат все присутствующие.

Чем лучше, самодостаточней полотно само по себе, тем менее нуждается оно в роскошной раме. "Молодость" свободна, раскованна и равнодушна к авторитетам. Нет не только генералов, даже ефрейторов. Все начинают, все рядовые, потому ценность представляют не имена авторов, а только то, что они делают. (Может быть, поэтому, кстати, критика была представлена на фестивале очень скромно -- оценивать еще не каталогизированное искусство сложно и рискованно.) Залы, как я уже говорил, были переполнены, в коридорах, во всех комнатах и на всех лестницах толпился народ. Часто на фестивалях проводят опросы зрителей, раздают анкеты у входа в зал, и активность хотя бы тридцати процентов уже считается успехом. Здесь же листочки эти расхватывали мгновенно, заполняли дружно, со спорами и руганью, а у стенда с оценками, выставленными каждому фильму, вечно стояла толпа, как у таблицы футбольного чемпионата. Несчастный наш пароход до шести утра раскачивался от беготни и топота интернациональных студентов, скакавших на дискотеке и буйно кучковавшихся по крохотным каютам. Я-то ко всякому быту приучен, но даже остальные иноземные члены жюри -- солидные итальянка, голландец и швед -- смотрели на всю эту радостную суету глазами понимающими и даже завистливыми, хоть и красными от недосыпа.

Совершенно серьезно обсуждалась в жюри возможность дать премию залу, публике. Не состоялось это лишь потому, что не смогли изобрести ни форму этого приза, ни конкретного адресата -- кому вручать. Но публикой были все покорены и очарованы. Зал был искренен, изначально доброжелателен и профессионален. Реагировали и на удачи, и на промахи. Не покупались на многозначительные черно-белые "взгляды и нечто" (а такие фильмы тоже были), охотно смеялись смешному, свистели фальшивому, аплодировали умному. Первенство у зрителей завоевал интернациональный фильм (Германия -- Болгария) "Тувалу" Вейта Хелмера -- сюрреалистическая комедия в стиле французских "Деликатесов", почти без текста, с международным актерским составом (в главной роли наша Чулпан Хаматова). Зал на этой картине смеялся больше всего, и голосов она получила максимум, что вовсе не совпадение. Не знаю, прихотью ли отборщиков или такова нынешняя реальность, но не было на экранах ни упырей, ни киллеров, ни антисанитарных праздников группы риска. Хотя, будь даже такая тенденция отбора волевым решением руководства фестиваля, вряд ли смогли бы из тридцати пяти стран набрать восемьдесят с лишним названий, если бы это не отражало общемировое направление молодого кино.

Молодые хотят быть понятыми и не боятся быть понятными. Им есть о чем говорить, и они знают, как это сказать. Они никого не скидывают с парохода современности, потому что давно пролетели мимо него на водных лыжах и подводных крыльях. И их мало интересует этот пароход, где пассажиры кают "люкс" обедают в шикарных ресторанах, танцуют в салонах, но фотографироваться на память ходят в кочегарку.

Когда-то, на заре перестройки, я робко предлагал все оставшееся в стране бесхозным -- материальное и интеллектуальное -- направить в школы и институты, чтобы через десять лет получить новое, во всем новое поколение. Вместо этого все растащили по фондам и институтам экономических исследований, истинного числа которых никто не знает. Потом, умерив амбиции, я предлагал тем же способом поднять киношколы и ВГИК, туда послав все лучшие людские и материальные ресурсы, но опять предпочли все поделить. Но, как всегда, отставая в правилах, мы лидируем в исключениях. Первый приз по всем номинациям получил Сергей Дворцевой за документальный фильм "Хлебный день". По поводу этой картины никаких споров в жюри не было, как только ее посмотрели, тут же все, не сговариваясь, поставили на самый верх, там она и про- стояла до конца конкурса. И у зрителей заняла одно из высших мест.

Не думайте только, что и я, и другие члены жюри, да и все гости и участники фестиваля пребывают до нынешнего дня в состоянии эйфории от увиденного. Были работы и откровенно слабые, и просто профессионально непригодные. Но сегодня, с некоторого уже расстояния, общая панорама внушает вполне определенный оптимизм.

Ни крушения культуры, ни падения нравов и гибели идеалов не предвидится. Во всем мире есть энергичные, умные и грамотные молодые люди, которые хотят снимать кино, и уже многие это умеют. Они снимают по-другому, у них тот же киноязык, что существовал раньше, но другие интонации. Их куда меньше интересуют критики и фестивали, чем зрители. В них есть прагматизм, но его ровно столько, сколько нужно для того, чтобы, сделав кино своей профессией, от плодов своего труда нормально жить. Они и романтичны, но ровно настолько, насколько вдохновение (которое, как известно, не продается) не помешает рукопись продать.

Жаль только, что хиреющая украинская кинематография все с большим и большим трудом находит средства для поддержания фестиваля на плаву. Вот бы одному из российских фестивалей, чем ломать голову, как поделить три фильма на десять конкурсов, подключиться к такому нужному, реально полезному делу, которое делает "Молодость". Плавает же каждую осень развеселый пароход российско-украинского фестиваля аниматоров.

Много говорится сегодня о возрождении российского кинематографа. Но любое возрождение лучше всего получается у тех, кто находится в возрасте, как сейчас говорят, продуктивном. Потому попытаться помочь "Молодости" необходимо, если нас волнует будущее нашего искусства.

Если оно нас действительно волнует.