Марк Алданов: «В парижском кинематографе»

Прибытие премьер-министра Франции Раймона Пуанкаре для подписания пакта Келлога-Бриана, Париж 27 августа 1928 года

Президент Гинденбург⁶ производит смотр войскам. Гигантского роста, совершенно прямой, в штатском платье, ему совершенно непривычном, он медленно идет мимо фронта. Если вглядеться внимательно, видишь, как тяжело ему идти, какого напряжения стоит старику этот ровный военный шаг. Президент выполняет свой долг, как выполнял его почти семьдесят лет назад, когда в сражении под Садовой⁷ шел в атаку на австрийскую батарею.

Это старая школа. Это один из последних ее представителей. Такие люди еще есть в разных политических лагерях. Но они, вероятно, последние.

Лицо у фельдмаршала непроницаемое, тяжелое, каменное. Это не тот "cafard"⁸, который запечатлелся на лице принца Уэльского⁹, только что, до Гинденбурга, показанного на экране, - предмета зависти всех жизнерадостных людей мира ("вот кому весело живется!"). У восьмидесятипятилетнего германского президента вид безрадостный и безнадежный - подходящий стилю германской республики.

История точно нарочно придумывала, как создать наиболее трудные условия для страны, наглядно доказавшей свою изобретательность? Неслыханное поражение, пришедшее как раз тогда, когда народ был совершенно уверен в самой полной победе над всем миром. Самая "военная" нация в Европе, но оружия у нее столько, сколько есть у Голландии или Норвегии. После прусской гвардии - нынешние "шупо"¹⁰. После беспримерного хозяйственного расцвета - треть населения без работы. После небывалого порядка - небывалый беспорядок. История сказала: выпутывайтесь.

Старое еще сказывается на новом. Символом может служить взрыв экспресса FD-43, происшедший 9 августа у станции Ютербог. Взрыв поезда, это, конечно, новое, - когда же в Германии взрывались поезда? Но тут же и "вечно немецкое" - через двенадцать минут на место катастрофы со станций Ютербог и Луккенвальде подошло четыре спасательных поезда с инженерами, врачами, рабочими и сиделками, точно и в Луккенвальде, и в Ютербоге в эту ночь специально собрались все эти люди в предположении: а не случится ли ночью поблизости взрыв на железной дороге?

В отчете же было сказано, что катастрофа произошла "beim Kilometerstein 60,7" в 21 час 42 (?) минуты.

Как может погибнуть такая страна?

Пуанкаре¹¹ у себя в Лотарингии.

Публика бурно аплодирует. Чувствуется общее, столь естественное настроение зала, как жаль, что он больше не работоспособен!

Это и в самом деле большая трагедия: Пуанкаре был самым работоспособным человеком в мире. В одном из своих детских стихотворений он говорит о "ненавистном отдыхе" - слова, довольно необычные в устах пятнадцатилетнего гимназиста. Отдых был ему ненавистен всю жизнь. Шестидесяти восьми лет от роду он, случалось, писал семь речей в день и произносил совершенно точно, на память, не справляясь с бумажкой. Свою ответную ноту британскому правительству в августе 1923 года Пуанкаре собственноручно, от первого слова до последнего, написал в один день, в ней было два печатных листа. Нота лорда Керзона¹², на которую он отвечал по пунктам, составлялась в течение нескольких недель, и британский министр не мог прийти в себя от изумления, получив ответ через двадцать четыре часа. По воскресеньям Пуанкаре уезжал из Парижа - для произнесения своих памятных речей, - всегда по железной дороге, так как "в автомобиле трудно писать". А если с ним отправлялась его жена, то он платил за ее билет, хотя ему предоставлялся салон-вагон: в законе ничего не сказано о бесплатном билете для жены первого министра. По той же причине он отсылал в пользу бедных все подарки, которые получал в бытность свою президентом республики: в законе ничего не сказано о том, что президент республики должен получать подарки.

Может быть, здесь был и главный политический недостаток этого замечательного, образцово-порядочного, во многих отношениях незаменимого человека. Он исполнял все свои обязательства и того же требовал от других. Германия обязательств не выполняла, он и говорил каждое воскресенье о "la mauvaise foi de l'Allemagne"¹³ и, наконец, послал в Рурскую область судебного пристава. Европа могла погибнуть, но "la mauvaise foi de l'Allemagne" была доказана с совершенной очевидностью.

Его речи по ясности построения, по логической силе, по юридическому обоснованию - верх совершенства. Политическая ценность их ниже: он по природе спорщик - большой недостаток для государственного деятеля. Однако неудача политики Пуанкаре была бы много нагляднее, если бы противоположная политика достигла лучших результатов.

Самые же удивительные слова Пуанкаре были им как-то сказаны на завтраке Гонкуровской академии¹⁴ (он, кажется, состоял ее юрисконсультом):

"За всю свою жизнь я ничего не сделал. Ничего делать не смел. Я ничего не делаю и теперь, ибо не знаю, во имя чего нужно действовать".

Кажется, если бы нарочно выбрать - кто никак этого не мог сказать? - надо было бы назвать Пуанкаре.

Квартира Клемансо¹⁵ на улице Франклина. Но ее я видел не только на экране.

Адольф Гитлер приветствует штурмовиков. Среди присутствующих Герман Геринг. 1932.

В этой квартире в течение сорока лет прямо или косвенно делалась французская, а то и мировая история. Первое от нее впечатление: небогато жил знаменитый человек. Три с половиной комнаты во дворе, правда, с крошечным садом. Мебель такая, какую можно найти у зажиточных русских эмигрантов: покойные кожаные кресла, красный "бобрик" в кабинете, книжные полки в кабинете. Не идут в счет картины Моне, вероятно, подаренные Клемансо художником, его ближайшим другом, да еще несколько ценных старинных вещей. Однако свой стиль в квартире есть; на квартиру зажиточного эмигранта она все-таки не похожа. Он и в книгах, и в старинных вещах знал толк.

У изголовья постели, на которой он умер, висит телефон; в 1917-1919 го-ды история делалась при помощи этого телефона. Тут же лежит браунинг - Клемансо всю жизнь прожил в опасности. На столе гусиные перья. Он до конца своих дней не признавал ни стальных перьев, ни самопишущего пера. Гусиными перьями писал и "коммунист" Анатоль Франс¹⁶. Едва ли человек, пользующийся гусиными перьями, может быть большевиком.

В кабинете всем известный по фотографиям стол подковой, сделанный по образцу, вырезанному самим Клемансо из картона. Но работал старик в последние годы не в кабинете, а в спальне, а отдыхал не в кабинете, а в столовой. Почему? Об этом сказано в описании последних дней князя Николая Болконского: "Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно, по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все-таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано"... Старый мизантроп, спасший Францию, был очень несчастен, он сам это сказал. И те два знаменитых человека, о которых я только что вспомнил, говорили о себе то же самое. "Я за всю свою жизнь не знал ни одного счастливого дня, ни одного!" - сказал Анатоль Франс. "Халиф Абдурахман имел в жизни четырнадцать счастливых дней, а я, наверное, не имел столько", - говорил Толстой.

"Le piatiletka ou le fameux plan quinquennal!"¹⁷

Народ Германии приветствует Гитлера. 1932.

Огромные заводы. Трубы еще не дымятся. Но скоро будут дымиться. Клемансо говорил, что речь Жореса¹⁸ он узнает по одному безошибочному признаку: все глаголы в будущем времени. К пятилетке это замечание подходит гораздо лучше.

Перед заводами улыбающиеся люди. Они будут хорошо одеты, и улыбка у них будет веселее. Но сейчас вид у этих людей жалкий, несмотря на все старания советских самородков-режиссеров.

Я ехал в автобусе из Ниццы в Гренобль. Мы проезжали через маленькие прелестные полугородки-полудеревушки. Чуть ли не в каждом есть захудалая гостиница с пышным названием: "Hotel Splendid, electricity" или "Hotel Majestic, confort moderne"¹⁹. Там это electricity обезоруживало своей наивностью. Здесь то же самое преподносится напоказ всему миру. Они хотят создать советское Чикаго. В действительности та же Царицынская слободка, но испорченная нелепой претенциозностью.

Европе так в последнее время надоела "анархия капиталистического хозяйства", что она с почтительным изумлением глядит и на коммунистическую корову в американском седле. Потому что "le piatiletka". План. Быть может, скверный план, но план.

Наше бедствие - короткая память. Плановое хозяйство велось, например, в Германии в 1914-1918 годы с гораздо большим успехом, чем теперь в СССР. "30-процентная недохватка у Круппа или 40-процентная недопродукция в производстве жиров" повлекли бы немедленно катастрофу на фронтах. В воюющей Германии вдобавок плановое хозяйство осуществлялось при неизмеримо бо-лее тяжких условиях, уж во всяком случае, без дружной помощи со стороны всех дураков и мошенников капиталистического мира.

Нам, кроме того, самым серьезным образом говорят, что советская молодежь горит и кипит от восторга, вызываемого в ней пятилеткой.

"Посмотрите на эти сверкающие глаза, на эти вдохновенные лица!" Когда же слащавая фальшь надоест русской интеллигенции? Молодежь можно увлечь поэзией войны. Часть молодежи можно увлечь поэзией террора - книга Степняка-Кравчинского стоила жизни немалому числу людей²⁰. Но у советской молодежи уже четыре года "в порядке непрерывки" горят глаза оттого, что "благодаря ликвидации обезлички и уравниловки в зарплате, хозрасчетные бригады арматурщиков на Турбострое четко выполняют регулировочное задание с недопродукцией всего лишь в 16 процентов, вызываемой вылазками еще не ликвидированных с корнем рвачествующих, классово чуждых одиночек"... Нет, уж лучше бы наши психологи спорили без "горящих глаз молодежи" и без ссылок на творчество кинематографических самородков.

Было бы странно, если бы вслед за "le piatiletka" на экране не появился и Бернард Шоу²¹.

Он, по-видимому, говорит речь. Его речи в свое время мы читали в газетах - о русских, которые любят спать по пять человек в одной комнате, вероятно, из боязни привидений, об осчастливившем Россию безошибочном сердцеведе Ленине.

Он хорошо говорит, передергивает так, что, вероятно, сам того не замечает. В древности у ораторов и воров был один бог Меркурий. Что с него взять? В своей недавней полемике с Невинсоном Бернард Шоу писал ему: "Настоящий художник не может быть джентльменом. Я сам не джентльмен".

"Veritatem unice dilexit"²².

Он "хочет слиться с миром обиженных и неимущих". Гандизм миллионе-ров - вещь нестерпимая. Другой знаменитый английский писатель, сверстник Бернарда Шоу, сказал: "Меня мало беспокоит, как живут бедные люди. Я сожалею лишь о том, что они вообще живут". Теперь этот писатель стар, вышел из большой моды и, кажется, почти ничего не зарабатывает. Это очень приятно. Но было бы много приятнее, если б, например, в результате какой-либо банковской катастрофы Бернард Шоу мог по-настоящему слиться с миром неимущих: "Dieu qu'on est orphelin quand on n'a point d'argent!"²³

Несколько преувеличена, конечно, и его оценка Ленина. Ленин знал толк в людях, но называть его безошибочным сердцеведом не приходится.

Из письма Ильича к Максиму Горькому (декабрь 1912 года): "Малиновский, Петровский и Бадаев шлют Вам горячий привет и лучшие пожелания. Парни хорошие, особенно первый".

Первый из хороших парней был, как известно, приставленный к Ленину агент Департамента полиции²⁴.

Сердцевед, но не безошибочный.

Калинин в присутствии Литвинова принимает нового французского посла графа Дежана.

Парад на Красной площади. 1936.

Все трое, по-видимому, чувствуют себя неловко - меньше всего Литвинов, больше всего Дежан. Его семейные традиции отнюдь не революционные: дед был главой французской полиции, а прадед председательствовал в военном суде, приговорившем к смерти Мале25. Быть может, графу Дежану не нравится биография Литвинова?

Президент республики и министр иностранных дел во дворце почти как у себя дома. Но все же только почти. Ленин в 1918 году изумлялся: "Каким образом нас еще отсюда не выгнали?" С тех пор прошло тринадцать более или менее благополучных лет. Но полной уверенности, что они вправду у себя дома и принимают настоящего посла, ни у Калинина, ни у Литвинова, кажется, нет. Есть надежда, что со временем "on les en fera aller, veuillent ou non veuillent"26, как писала Жанна д'Арк об англичанах. Калинин и Литвинов явно "non veuillent".

Подумать только, что когда-нибудь издатели будут платить немалые деньги за их мемуары: надо же знать, как все это произошло. Да просто по несчастной случайности. Знаю, что безнадежно себя гублю в глазах читателей-социологов, но, по-моему, недавними историческими событиями доказано, что любая шайка может при случайно благоприятной обстановке захватить государственную власть и годами ее удерживать при помощи террора, без всякой идеи, с очень небольшой численно опорой в народных массах. Позднее профессора подыскивают этому глубокие социологические основания.

И незачем все взваливать на отсталость, на вековую темноту России. После "Бесов" Достоевского не мешает перечитать "Землю" Золя. Наше поколение видело историю катастроф, так сказать, в концентрированном виде. Литвинова и Гитлера очень многое объединяет и в прошлом. Самые лучшие курсы истории, написанные до нас, можно считать устаревшими.

Я позволил себе сказать профессору Олару²⁷, что при всем превосходстве его знания французской революции мы понимаем ее лучше, так как мы пережили русскую. Покойный профессор был неприятно удивлен этим замечанием. Он знал все речи членов Конвента и мог перечислить на память постановления Комитета общественного спасения. Но ни этих людей, ни этого Комитета он не видел - хотя можно видеть и издали.

Реввоенсовет. Ворошилов.

Парад на Красной площади. 1932.

Вероятно, он себя чувствует в военном мундире так же, как Гинденбург чувствует себя в штатском платье. Но у деятелей Реввоенсовета выработался собственный военно-советский "шик", напоминающий что-то из прошлого: шик писаря, но писаря кавалергардского полка. Этот третий по счету Карно²⁸ большевистской революции - убежденный пацифист, как и Гитлер. И в самом деле, легко довести мысль до предела: если все будут вооружены простыми дубинами, то Гитлеры и Литвиновы окажутся хозяевами Европы, за Литвиновым - в теории - сто шестьдесят миллионов дубин, за Гитлером - к несчастью, в действительности - тоже дубин найдется достаточно, лучше и не считать.

Кроме того, война сейчас очень страшное дело. Быть может, не столь страшное, как говорят некоторые специалисты: "Через несколько часов после начала войны Париж, Лондон, Берлин будут обращены в груду горящих развалин!" - но все-таки очень страшное дело. Если же мы повернем по направлению к дубинам, то риск уменьшится, а число желающих рискнуть увеличится.

Выводы: при нынешнем состоянии мира вооружения, быть может, приведут к войне, но разоружение приведет к ней почти наверное.

А теперь "наша Красная Армия будет защищать до последней капли крови границы Советского Союза". Где же они, эти границы? Ноздрев показывал Чичикову границу своих владений. Но потом оказалось, что ему принадлежат земли и по ту, и по другую сторону. Такова и граница Советского Союза. В 1920 году она намечалась на Одере, если не на Рейне. Это тоже легко могло случиться - сами поляки говорят, что Польшу спасло "чудо на Висле"²⁹. Наш Октябрь не был премьерой, но, возможно, не был и последним спектаклем.

Мирозданием раздвинут, Хаос мстительный не спит.

На экране сибирский пейзаж. Я никогда не был в Сибири. Однако пейзажа самородок не выдумал. Мог бы и пейзаж выдумать, да незачем.

Пейзаж, страшный своей пустынной беспредельностью. "La sillence йternelle de ces espace infinis..."³⁰

Карлейль³¹ как-то сказал о России: "Она безразлична к жизни человека и к течению времени. Она безмолвна, вечна и несокрушима"...

"Земли, люди" (Берлин), 1932

Советский парад в кинематографе

Парад на Красной площади. 1935.

Смотр Красной Армии в Москве. Он, несомненно, производит впечатление. Войска маршируют прекрасно. "Не хуже нашей гвардии", - сказал (со смешанными, кажется, чувствами) бывший командир гвардейского полка.

Может быть. Но это не очень важно. Красной Армии не за что сражаться и незачем побеждать.

- Да так всегда было! - скажет скептик. - Зачем было русским мужичкам побеждать в 1848 году венгров или, еще раньше, брать Париж?

А Красная Армия вдобавок многочисленна. "Бог обычно на стороне больших батальонов", - говорил Наполеон в минуты веселой откровенности. У него можно найти и прямо противоположные утверждения. В этой области военная наука, вообще темная для нас, становится особенно темной. Военные историки еще не разрешили вопрос, какая армия была лучше, например, в пору суворовского похода: "сознательная" французская или "несознательная" русская? Как бы то ни было, с той поры неизгладимую психологическую грань провел 1917 год. Впервые солдаты убедились в том, чего они в девятнадцатом столетии не подозревали: можно при случае стрелять и в начальство. Вековой инерции послушания у Красной Армии нет. Тогда "душа"? Но в душе у нее, очевидно, должна быть брошюра о 3-м Интернационале. Для войны этого мало. Красноармейцы - люди, видящие то, что творится вокруг них. Стрелять они, вероятно, будут, но в кого?

Спор нельзя упрощать: вооружения или "дух"? Все, по-видимому, сводится к дозировке того и другого. В эпоху высшего торжества техники компетентный человек маршал Фош³² говорил (весной 1918 года): "Когда я становлюсь на техническую точку зрения, победа над Германией представляется мне невозможной. Когда я подхожу к вопросу с точки зрения духа, я не сомневаюсь в победе ни минуты". Некоторые страницы из сочинений Фоша почти дословно совпадают с тем, что сказал о военном деле и о победе в "Войне и мире" Толстой...

А вопрос для нас достаточно важный. Если эти так прекрасно марширующие войска действительно всей душой преданы советской власти, то мы вряд ли когда-нибудь увидим Россию. Но либо такое предположение вздорно, либо человеческий разум - чистейшая легенда.

Парад на Красной площади. 1936.

На протянутом вдоль стены полотне два огромных портрета: слева Ленин, справа Сталин. Это ново - до сих пор, кажется, рядом с Лениным не ставили никого, кроме Маркса.

Вот и сам диктатор. В сопровождении толпы сановников и чекистов он проходит к мавзолею. Перед священной могилой лицо его принимает соответствующее выражение. Настоящие чувства, внушаемые ему Лениным после "завещания"³³, угадать не так трудно. Вспомним латинское изречение: "Пусть он будет богом, если только он мертв".

К сожалению, я не могу признать лицо Сталина ничтожным. В нем есть и сила, и значительность. Незачем изображать этого человека дураком. С тех пор как существует мир, дураки диктаторами не становились. "Удар по левой оппозиции", "блок с правой оппозицией", потом наоборот - психологическая сторона дела много проще. Проблема Сталина - проблема атаманства. Этот человек - атаман по природе.

Гердер³⁴, порою веривший в переселение душ, говорил, что по лицу человека узнает, кем он был в своем предыдущем земном воплощении. Гёте, по его словам, некогда был Юлием Цезарем. Не берусь сказать, кем был Сталин - "великий строитель будущего" и теперь человек XIII века, тогда в Европе везде власть принадлежала Сталиным. Тогда и создалась та политическая мудрость, которую еще много позднее французский государственный человек выражал словами: "Если бы народу слишком хорошо жилось, то править им было бы очень трудно".

Одет Сталин странно. На нем не военный мундир и не штатское платье, а созданная большевиками форма - нечто среднее между френчем и толстовкой, помесь чего-то якобы крайне русского с чем-то якобы крайне международным. Вид у диктатора бодрый и уверенный. О других сановниках этого никак не скажешь. Некоторые, старательно улыбаясь (пролетарский праздник), с явным беспокойством оглядываются по сторонам. Знают, что их сейчас фотографируют напоказ всему миру, и все-таки нервно оглядываются. Это, я думаю, первые правители России, не имеющие решительно никаких иллюзий относительно окружающей их народной любви. У представителей старого строя иллюзии были. Были они и у людей 1917 года. Министр труда Скобелев³⁵, помню, вечно сиял от восторга - так его радовала народная любовь. На концертах-митингах того времени, где он часами говорил о том, что теперь не время для речей, ему действительно устраивались сказочные овации.

Музыка играет. Идет "слава советского государства".

Парад на Красной площади. 1936.

В фигуре Калинина есть что-то непреодолимо комическое. Он посажен в сановники больше за происхождение: "крестьянин от сохи" - так же, как "рабочий от станка", это нечто вроде советского генерала от инфантерии. Можно усомниться, был ли когда-нибудь в самом деле "крестьянином от сохи" этот старичок в пенсне, но во всяком случае никаких других политических заслуг за ним не значится: "ни ритор, ни философ, дидаскальства и логофетства не искусен, простец человек и зело исполнен неведения". Комизм в том, что при советском строе он строго конституционный монарх - король царствует, но не управляет - и, не имея ровно никакого значения, взят исключительно для представительства - принимает иностранных послов, надо же иметь главу государства, как у людей. Вид у него соответственный: строго конституционный монарх веселится со своим народом в день национального праздника.

За президентом также следуют сановники и чекисты. Не разберешь, кто сановник, кто чекист. Лента на мгновение выбрасывает и уводит истинно страшное, зверское лицо. Кто это? Кем был этот человек до революции? Как могли подобные люди появиться в чеховской России, "где ничего не происходит", где национальным недостатком считалась "обломовщина". Странно и смешно теперь вспоминать об этих упражнениях в национальной психологии после пережитого нами апокалипсического пятнадцатилетия. Напишет ли свои воспоминания, расскажет ли когда-нибудь свою мрачную повесть этот человек по ошибке? Ведь уж он-то ни при каких будущих переворотах не пропадет.

Другие лица в большинстве серые, ни злые, ни добрые - никакие. "Три тысячи лет человеческой цивилизации", видимо, их мало коснулись. Такими могли быть подлиповцы, из них, как известно, умнейший умел считать только до пяти. У Сталина, у Троцкого "диамат" мог вытравить, выжечь душу. У этих и выжигать было нечего. В отдельности они ничтожны, в массе очень страшны. Вот она, новая людская порода, о которой говорил Горький в излюбленном стихотворении провинциальных актеров (для актеров и предназначалось, как ноты для певцов): "Так шествует мятежный человек вперед! И выше! Все - вперед! И выше!"

Сталин и Молотов направляются на Красную площадь. 1935.

Из ворот Кремля выносится на коне Ворошилов. Очень недурно: совсем советский кавалергард, гусар смерти 3-го Интернационала. Именно выносится, а не выезжает. Так на обложках книг для юношества изображали Богдана Хмельницкого, не хватает только булавы. Ворошилов - очередной большевистский Карно. До него Карно был Фрунзе, и еще раньше - Троцкий; в самом начале советскими войсками командовал Крыленко, но недолго - не успел стать Карно. Собственно, сходство неполное: армия того Карно победоносно сражалась с соединенными силами всей Европы. Эти только "создали армию", что, пожалуй, при прекрасном человеческом материале и при неограниченных кредитах для закупок снаряжения в Европе было и не так трудно. Главная заслуга останется, конечно, за Троцким - где же Ворошилову тягаться с мировым чемпионом саморекламы (недавняя поездка Троцкого по Европе³⁶ сделала бы в рекламном отношении честь и Грете Гарбо, и Поле Негри: они, кроме разводов и расторгнутых контрактов, ничего не могут придумать). Однако и Ворошилова начинают знать на Западе.

Все иностранные корреспонденты в один голос утверждают, что Ворошилов в советской России - "вождь оппозиции, проникнутой национальным духом". Можно с некоторой вероятностью предположить, что таков кремлевский уговор именно для иностранных корреспондентов: "Ты, товарищ Клим, будешь вождем оппозиции, проникнутой национальным духом"... Разные соображения могут быть у Политического бюро, и я весьма сомневаюсь, чтобы Сталин для вождя национальной оппозиции не мог найти другой должности, кроме поста главы Красной Армии.

- Будиони! - торжественно объявляет голос "спикера"³⁷.

Публика смотрит с любопытством. "Le fameux Boudionni!.."³⁸ В самом деле он замечателен, этот древний, почвенный, неизвестный Западу образ. Во всяком случае, это нечто подлинное на маскараде: настоящий солдат среди рабочих в генеральских мундирах. Буденный удивительно не похож на интернационалиста и на "строителя будущего". Художник, который пожелал бы дать иллюстрации к "Войне и миру", мог бы с него писать доезжачего Данилу. Это был "по-украински, в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник, с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников... Несмотря на то что Данила был невелик ростом, видеть его в комнате производило впечатление, подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данила сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как-нибудь господских покоев, и стараясь поскорее все высказать и выйти на простор, из-под потолка под небо". К этому ничего не прибавишь. Я дорого дал бы, чтобы поглядеть на Буденного во время заседания 3-го Интернационала или послушать его политическую беседу, например, с Карлом Радеком³⁹.

Спортивный парад на Красной площади. 1936.

За правительством следует дипломатический корпус. Люди того облика, который несколько условно признается аристократическим. Со времен графов Мирбаха и Брокдорфа-Ранцау⁴⁰ создалась непонятная традиция: посылать в Москву аристократов. У Франции есть, кажется, только один посол-граф, и его отправили именно в Союз Советских Социалистических Республик. Не скрываю: этот дипломатический корпус на параде Красной Армии представляет собой зрелище и довольно смешное, и довольно жалкое. Советские войска, рабочие, комсомольцы проходят со знаменами. Надписи: "Долой капиталистический строй!", "Долой мировую буржуазию!", "Да здравствует мировая коммунистическая революция!" Послы смотрят и приятно улыбаются. Зачем они приезжают на эти парады, казалось бы, оскорбительные и для них самих, и для их правительств? Долг службы? Никакой катастрофы не произошло бы, если б они не пожаловали праздновать 15-летие Октябрьской революции. Вдобавок, для тех, кого они представляют, кое-что в прошлом могло быть - и, вероятно, было - личной драмой. Ничего не поделаешь, долг службы. Император Франц-Иосиф до конца дней не приглашал к себе мексиканского посланника - в Мексике, как известно, расстреляли его брата⁴¹. Другая крайность. Но, право, та была достойнее.

Японский офицер, приятно улыбаясь, смотрит на проходящие по площади танки. Я предполагаю, что в них для него нет ничего нового: может быть, и конструкцию их знает? Может, имеет и списки, и чертежи, и фотографии? Рядом с военным агентом, вероятно, японский посол, тот самый, что ведет столь курьезную переписку с Литвиновым: "Миролюбие советского правительства всем достаточно известно..." - "Поэтому советское правительство очень желало бы заключить договор о взаимном ненападении..." - "Японское правительство тоже очень этого желало бы, но война и так безусловно запрещена договором Келлога..." Нельзя с ним не согласиться: ведь и в самом деле безусловно запрещена! Психология ясная, но и забавная - все клочки бумаги, бумажки не стоят медного гроша, однако два клочка все же лучше (или хуже?), чем один.

За японским послом следует, если не ошибаюсь, германский.

В ту пору, когда бессмысленным, но достаточно жутким memento mori42 прозвучал на весь мир выстрел Иуды Штерна, правые немецкие газеты писали, что Дирксен "продолжает большое дело графа Брокдорфа-Ранцау". В Германии правые не слишком любили "красного графа", так что эту похвалу надо особенно ценить. Гениальная идея Брокдорфа-Ранцау, как известно, заключалась в том, чтобы использовать советскую Россию в борьбе с западными державами, как теперь не менее гениальная контридея Эдуарда Эррио⁴³ сводится к сближению с советской Россией для того, чтобы отвлечь ее от Германии. На глубокомысленном дипломатическом языке это называется "русской картой". Нельзя сказать, чтобы в колоде дипломатов ненадежная "русская карта" уже принесла кому-либо очень большой выигрыш. Но они веры не теряют, особенно немцы. Дирксена газеты называли "дипломатом старой бисмарковской школы", выражение тоже не совсем ясное: Бисмарк терпеть не мог дипломатов и не ставил их ни в грош ("послы должны мне подчиняться, как капралы"). Верно лишь то, что Дирксен, как и все немецкие сановники "республиканского" времени, мечтает о воссоздании Германии Бисмарка.

Среди этих Бисмарковых учеников есть способные люди. Таковы и фон Шлейхер, и фон Папен, и Гитлер, и Гугенберг⁴⁴. Но нам от их дарований не легче. Что они готовят миру? Может, все-таки сжалятся над "тремя тысячами лет цивилизации"? Хорошо ли, наконец, взвесили силы: и силу нынешней Германии, и свою собственную душевную силу?

Я писал в свое время, что вопрос, стоящий перед Германией, сводится к следующему: даст ли "самая совершенная в мире демократия" себя съесть хотя бы самым совершенным демократическим способом? Теперь ответ ясен: дала. Возможно, разумеется, что это и не окончательный ответ - ничего окончательного в политике не бывает. В том, что случилось, достаточно. "Завоевания великой эпохи", как говорил в 1919 году один из вождей германской социал-демократии, теперь вполне выяснились. Карл Маркс завещал социал-демократам: "В парламенте не грозить уличными баррикадами, а на улице не вести себя парламентарно". Этого завета они не выполнили, Бог им судья: может, и не могли выполнить. Во всяком случае, главные завоевания налицо. Наряду со Сталиным в Москве появился Гитлер в Берлине. Еще недавно наивный историк заметил: "В 1913 году мир походил на пороховой погреб..." То ли дело теперь!

Бисмарк писал на склоне дней: "На душе у меня тяжело. Во всю свою долгую жизнь я никого счастливым не сделал: ни своих друзей, ни семью, ни даже себя. Я сделал много, много зла. Я был виновником трех больших войн. Из-за меня погибли более 800 тысяч человек на полях сражений; их теперь оплакивают матери, братья, сестры, вдовы..." Биограф Бисмарка Вельшингер в символическом освещении описывал его смерть: "В субботу 30 июля 1898 года около трех часов началась агония. В это время бури разразились в Северном море. Бешеный ветер врывался в окна замка и стонал между соснами огромного леса. В одиннадцать часов вечера князь поднялся на постели, поднес руки к лицу, точно защищаясь от какого-то страшного видения, и скончался".

Сделаем поправку на красноречие, все же это - по крайней мере, в теории - могло бы быть интересно современным кандидатам в Бисмарки. Вдобавок, маленькие, дешевенькие войны того времени, как всем известно, невинная забава по сравнению с тем, что теперь обещают нам специалисты: кажется, впервые в истории военной техники средства защиты стали быстро отставать от средств нападения. От налета воздушных отравителей защититься почти невозможно, а чудеса химии и авиации одинаково доступны всем большим современным государствам. "История учит тому, что она ничему не учит". Но хоть от хитроумных ставок на "русскую карту" могли бы отказаться нынешние Макиавелли министерских кабинетов - "пигмеи", по недавнему определению Ллойд-Джорджа⁴⁵.

Здесь необходим, очевидно, предметный урок - вот как в немецких трамваях висят картинки с изображением человека, неудачно соскочившего на ходу с площадки и растянувшегося на мостовой. Надпись: "Abspringen endet oft so" ("Так часто кончается соскакивание"). Предусмотрительный народ. Если бы он был так же предусмотрителен в политике!..

Публика. Первые ряды, конечно, подобраны: уж очень близко от окруженных народной любовью вождей. Но всю эту толпу подобрать было бы трудно. По лицам нелегко судить о психологии советских граждан - посмотрим в тот dies irae⁴⁶, когда они посрывают с себя маски. Однако у меня впечатление: люди, даже те, бритые, комсомольского вида, любуются парадом искренно, как любовалась бы французская толпа. Казалось бы, почему? Конечно, Красная Армия нужна для защиты социалистического отечества от империалистов и белобандитов. Но ведь и в таком коммунистическом понимании она не больше как печальная необходимость: надо терпеть армию, а любоваться ею не приходится. Это хорошо для какой-нибудь мелкобуржуазной Франции. Армия сама по себе ведь символ отжившего строя.

Все то же. Россия и мир к западу от Рейна вот уже пятнадцать лет живут по противоположным законам. Западный мир открыто левеет, несмотря на разные отклонения. Россия глухо правеет, несмотря на энтузиазм нового града. На Западе интеллигенция по самым разным причинам - кто от долгой безработицы, кто бесясь с жиру - увлекается советским строительством или делает вид, будто увлекается. В России, я думаю, все, не исключая рядовых коммунистов, тоскуют по квартире без уплотнений и без "жилплощади", по бакалейной лавке без хвостов и без карточек - по "отжившему строю", по той самой буржуазной жизни, над которой так тонко и так искренно издеваются иные советские писатели. Это настоящая трагедия. Смеяться тут не над чем, и уж совсем кое-кому будет не до смеха, когда этой тоской прорвет сто шестьдесят миллионов людей. Не так трудно каждому из нас мысленно себя перенести в их жизненные условия. Многое видели и мы сами, до эмиграции.

На одном из славянских языков эмигранты называются "упрхлики", вероятно, от корня "упорхнуть". В этом, надеюсь, нет ничего обидного: и то сказать, среди людей, правящих теперь в Чехословакии, Польше, Испании, Каталонии, Ирландии (и в России), чрезвычайно много бывших "упрхликов". Мы "упорхнули" от той жизни, которая описана в потрясающих воспоминаниях "жены вредителя"⁴⁷. Продолжение словесной ассоциации, очевидно, должно было бы вызвать мысль о беззаботной, как у птички, радостной жизни на чужбине... Эту жизнь мы достаточно хорошо знаем. Но вот только для того, чтобы не проходить в шеренге манифестантов перед мавзолеем Ленина, стоило - о да, как стоило! - стать "упрхликом", хотя бы и на долгие годы.

Дело ведь, конечно, не в одной материальной стороне жизни, невзгоды которой так легко и бодро переносят издали за советских граждан леди Астор⁴⁸ и владельцы сверхпередовых западноевропейских салонов. Свой угол имеет ведь и прямое, и символическое значение. Не приходится удивляться и тому, что человека, которого пятнадцать лет и в жизни, и в газете, и в книгах, и со сцены, и с экрана пичкают одним "диаматом", тянет к самым разным сторонам "буржуазной" жизни. Ловкие люди в советской России отлично это понимают. Достаточно взглянуть на советские фильмы. Все они, разумеется, строго идейны и вполне "диаматичны". Но в каждый так или иначе, более или менее ловко вставлены либо "бульварный роман", либо "буржуазная мелодрама", либо сцены из жизни акул капитализма - конечно, с обличительной целью. Если уж никоим образом нельзя изобразить, как живут акулы капитализма, то пристегивается война, притоны, бандиты. Что-то такое вклеили в "Путевку в жизнь", вдобавок совершенно вразрез с тенденцией фильма: задача ведь заключалась в том, чтобы показать, как прекрасно, по-новому воспитывается советское юношество. И вдруг беспризорные попадают в какой-то - вероятно, случайно оказавшийся в СССР - притон! Вино, женщины, револьверы, выстрелы, связанные люди - как в лучшем фильме из быта чикагских гангстеров. Советское новое воспитание от этих сцен, быть может, теряет по сравнению со старым, буржуазным. Но, очевидно, спрос рождает предложение.

В "Днях"⁴⁹ недавно были напечатаны стихи поэта Безыменского⁵⁰. Он горестно предупреждает, что в сердце советского человека

В углах где-то есть тайники,
Где скрываются чувства - мещане,
Чувства - буржуи,
Чувства - меньшевики

Думаю даже: не столько чувства - меньшевики, сколько чувства - буржуи.

Мавзолей Ленина. Это далеко не худшая из советских построек. Но даже для надгробного памятника большевистскому богу они ничего своего придумать не могли. Как раз перед войной немцы открыли американскую архитектуру (действительно, превосходную), признали ее высшим достижением зодческого искусства со времени Возрождения и нашли в ней египетское влияние. К большевикам все это пришло с опозданием в несколько лет и с точностью сказалось на ленинском мавзолее; здесь и Германия, и Америка, и Египет. Среди строений исторической площади есть высокие создания искусства, есть и другое, не имеющее художественного значения. Но все это русское искусство. На Красной площади этот мавзолей, сам по себе недурной, - столь же нелепый, сколь хвастливый вызов вековой истории. Можно, однако, думать, что по долговечности он с египетскими пирамидами не сравнится.

На площадке мавзолея, стеснившись вокруг Сталина, стоят сановники. Красная площадь залита народом. Картина получается символическая: скала на море. Вдруг буря? Что останется на скале? Быть может, поэтому все они так льнут к Сталину, так раболепствуют, так унижаются перед ним. Ведь все-таки эти люди работали на историю, у каждого из них через столетие найдется дурак-биограф. Зачем они ему причиняют неприятность своими постыдными покаяниями? Боязнь репрессий со стороны Политического бюро? Однако достаточно ясно, что Рыкова, Каменева, Зиновьева, Бухарина Сталин не расстреляет, как не расстрелял и Троцкого. Нет, тут не боязнь репрессий. Тут психология людей, ждущих бури на окруженной морем скале. Какие уж внутренние споры! У кого воля и нервы крепче, тому и подчиняются беспрекословно остальные. А этот человек, повторяю, природный атаман. Все они его ненавидят, но чувствуют: если он не спасет, то уж не спасет никто другой.

Мирабо говорит: "Trop souvent le danger ralie а la domination absolue; et, dans le sein de l'anarchie, un despote mкme parait un sauveur" - "Слишком часто опасность мирит с безграничной властью, в пору анархии и деспот кажется спасителем".

Мимо мавзолея проходит со знаменами ликующий народ. Поразительное совпадение в том, как выражается ликование. Надписи: "У нас пятилетка выполнена в четыре года", "Мы выполнили пятилетку в три года и восемь месяцев" и т.д. Разумеется, единый народный порыв восторга, но все же ГПУ могло бы больше позаботиться о правдоподобии.

В какой-то процессии идут почтенные седые старики. Вероятно, советские ученые. Бедные люди, самые несчастные на свете!..

Много лет назад, в пору страшного голода Ленин (кажется, по совету Максима Горького) решил "протянуть руку спецам". Им было сделано определенное предложение. Для его обсуждения на одной из московских квартир собралась старая гвардия русской интеллигенции. С разных концов огромного города пришли пешком нищие, больные, голодные, оборванные люди - с именами, известными всей России. Предлагали им много, очень много: кусок хлеба, дрова, обеспеченный угол, иными словами, всё - жизнь. Предложение было отвергнуто - историк русской интеллигенции этой сцены не забудет. Большинства тех людей уже нет в живых, некоторые были расстреляны. С той поры многое изменилось. Нам, эмигрантам, никого судить не приходится.

Герцен писал когда-то о порабощенной Италии: "Страна похожа на семью, в которой совершилось какое-нибудь черное преступление, обрушилось какое-нибудь страшное несчастье, обличившее дурные тайны, - на семью, по которой прошла рука палача, из которой кто-нибудь выбыл на галеры... Все в раздражении, невинные стыдятся, всех мучит бессильное желание мести, страдательная ненависть отравляет, расслабляет. Может, и есть близкие выходы, но разумом их не видать; они лежат в случайности, во внешних обстоятельствах, они лежат вне границ. Судьба Италии не в ней. Это само по себе одно из невыносимейших оскорблений".

Войска проходят мимо мавзолея, музыка играет марш - он у них исполняется и на похоронах. Сталин, чуть щурясь, с легкой усмешкой смотрит на народ. В воздухе носятся аэропланы, идут броневые автомобили, народ ликует. Бравурно-похоронная музыка зажигает сердца:

Sonne aujourd'hui le glas, bourdon de Notre-Dame
Et demain, le tacsin! -
Греми сегодня похоронным звоном, колокол,
А завтра ударь в набат! (В.Гюго).

"Последние новости" (Париж), 5 февраля 1933 года⁵¹

Публикация и примечания Рашита Янгирова

⁶ Пауль фон Гинденбург (1847-1934) - фельдмаршал германской армии, второй и последний президент Веймарской республики перед приходом нацистов к власти.

⁷ Имеется в виду крупнейшее сражение так называемой "семинедельной войны" между Пруссией и Австрией, происшедшее 3 июля 1866 года у деревни Садовая, в окрестностях богемского городка Градец Кралов. В этой битве прусские войска, поддержанные итальянскими частями, одержали победу над австрийцами и закрепили гегемонию своей страны в формировании единого германского государства.

⁸ Таракан (франц.).

⁹ Потомственный титул члена британской королевской семьи, будущего наследника престола. С викторианских времен образ принца Уэльского стал международным эталоном мужской моды и элегантности. В данном случае имеется в виду будущий король Эдуард VIII (1894-1972), занявший престол в 1936 году, после смерти короля Георга V. Одиннадцать месяцев спустя он вынужден был отказаться от короны из-за женитьбы на неродовитой американке Уоллис Симпсон.

¹⁰ Здесь: ополченцы (франц.).

¹¹ Раймон Пуанкаре (1860-1934) - французский политический деятель, в 1912-1913 годы - премьер-министр, в 1913-1919 годы - президент Франции.

¹² Джордж Натаниель Керзон (1859-1925) - британский дипломат, в 1919-1924 годы - министр иностранных дел Великобритании, один из посредников при заключении мирного договора Советской России с Польшей по итогам войны 1919-1920 годов, автор знаменитой "ноты Керзона" (май 1922 года), в которой британское правительство в категорической форме потребовало от советских властей прекратить ведение коммунистической пропаганды в странах Западной Европы. В данном случае имеется в виду другая нота британского МИДа, адресованная союзным странам-победительницам с предложением временно приостановить выплату денежных репараций, которые побежденная Германия по условиям Версальского договора возмещала за нанесенный ею ущерб.

¹³ "Плохое кредо Германии" (франц.).

¹⁴ В данном случае автор смешивает Французскую литературную академию, учрежденную кардиналом Ришелье в 1634 году, и литературную премию, названную в честь братьев Эдмона и Жюля Гонкуров. С конца XIX века присуждение этой награды означало приобщение лауреата к числу "академии бессмертных".

¹⁵ Жорж Клемансо (1841-1929) - политический деятель, премьер-министр Франции в 1917-1920 годы.

¹⁶ Анатоль Франс (1844-1924) - писатель, эссеист, лауреат Нобелевской премии по литературе (1921), переданной им на нужды голодающих в России. В последние годы жизни Франс проявлял активные симпатии социализму и СССР и даже вступил в ряды Французской коммунистической партии.

¹⁷ "Пятилетка или знаменитый пятилетний план!" (франц.).

¹⁸ Жан Жорес (1859-1914) - французский социалист-пацифист, погибший от выстрела националиста сразу же после объявления Францией войны Германии.

¹⁹ "Отель "Сплендид", с электричеством", "Отель "Мажестик", современный комфорт" (франц.).

²⁰ Имеется в виду книга "Подпольная Россия" народовольца С.Степняка-Кравчинского, в августе 1878 года среди бела дня заколовшего кинжалом начальника III отделения Мезенцева на Невском проспекте в Петербурге в ходе широкомасштабной террористической акции, направленной против видных чиновников царского правительства.

²¹ Джордж Бернард Шоу (1856-1950) - английский драматург, эссеист и художественный критик, лауреат Нобелевской премии по литературе (1925), с начала века симпатизировал социалистам-фабианцам, а в середине 1920-х годов открыто заявил о своей поддержке СССР и с тех пор неоднократно посещал Советский Союз.

²² "Только истина достойна уважения" (лат.).

²³ "Боже, каким сиротой себя чувствуешь, не имея ни гроша!" (франц.).

²⁴ Роман Вацлавович Малиновский (1877-1918) - член ЦК партии большевиков, депутат IV Государственной думы от фракции РСДРП и доверенное лицо Ленина, с мая 1910 года - платный агент охранки. После разоблачения в 1914 году уехал за границу, в том же году был призван в русскую армию, воевал на германском фронте и попал в плен. В октябре 1918 года добровольно вернулся в Петроград и был расстрелян там по приговору Верховного трибунала.

²⁵ Клод-Франсуа Мале (1754-1812) - генерал французской революционной армии, казненный в октябре 1812 года после раскрытия заговора против Наполеона Бонапарта.

²⁶ "Мы сделаем так, чтобы они ушли, хотят они того или не хотят" (франц.).

²⁷ Альфонс Олар (1849-1928) - французский историк, исследователь истории Великой французской революции.

²⁸ Лазар-Никола Карно (1753-1823) - член Законодательного собрания, Конвента, Комитета общественного спасения, один из руководителей армии революционной Франции.

²⁹ Имеется в виду контрнаступление польской армии в середине 1920 года против войск Красной Армии, штурмовавших Варшаву. Эта операция завершилась бегством войск РККА и в скором времени привела к подписанию мирного договора между двумя странами, заключенного в Риге при посредничестве стран Антанты.

³⁰ "Вечное безмолвие бесконечного пространства" (франц.).

³¹ Томас Карлейль (1795-1881) - английский публицист, философ и историк, изучавший события Французской революции.

³² Фердинанд Фош (1851-1929) - маршал Франции, Верховный главнокомандующий войсками Антанты на Западном фронте на последнем этапе первой мировой войны.

³³ Имеется в виду "Письмо к съезду" (1922), в котором Ленин дал характеристики всем своим возможным преемникам и особо отметил опасность передачи власти в руки Сталина. Этот документ был тогда же засекречен и опубликован в СССР только после XX съезда КПСС, хотя его общее содержание было известно избранным современникам и неоднократно воспроизводилось эмигрантскими органами печати.

³⁴ Иоганн Готфрид Гердер (1744-1803) - философ, эстетик, литературный критик и педагог эпохи немецкого Просвещения.

³⁵ Матвей Иванович Скобелев (1885-1938) - социал-демократ, меньшевик, с мая 1917 года - министр труда Временного правительства, а затем активный участник военно-политической борьбы с большевиками, с 1920 года - эмигрант, вскоре ставший неофициальным представителем советской России во Франции, с 1922 года - член РКП(б). В середине 1920-х годов вернулся в СССР и занимал ряд ответственных государственных должностей. В 1938 году в ходе "большого террора" был осужден и расстрелян по обвинению в шпионаже.

³⁶ В 1932 году Л.Троцкий, живший после высылки из СССР на турецком острове Принкипо, совершил лекционное турне по странам Европы, сопровождавшееся большой рекламной кампанией в печати.

³⁷ Здесь: диктор (англ.).

³⁸ "Знаменитый Буденный!" (франц.).

³⁹ Карл Бернгардович Радек (наст. фам. Собельсон, 1885-1939) - польский социал-демократ, ставший впоследствии видным деятелем Коминтерна и влиятельным в СССР партийным публицистом.

^{40 Вильгельм фон Мирбах (1871-1918) - первый посол Германии в Москве при правительстве РСФСР, был убит чекистом Яковом Блюмкиным 6 июля 1918 года в знак протеста партии левых эсеров против ратификации большевиками Брест-Литовского мирного договора. Ульрих фон Брокдорф-Ранцау (1869-1928) - германский дипломат, с октября 1922 года посол Германии в СССР.}

^{41 Максимилан Габсбург (1832-1867) - младший брат австрийского императора Франца-Иосифа II, возведенный им на мексиканский престол в 1864 году. В 1865 году в ходе французской интервенции и сопровождавшей ее гражданской войны в Мексике император и его жена императрица Карлотта были захвачены в плен инсургентами. В июне 1867 года по приказу французского командования и вопреки протестам европейской общественности императорская семья была расстреляна.Альфред Гугенберг (1865-1957) - немецкий промышленник и политический деятель, оказывавший финансовую поддержку партии национал-социалистов перед ее приходом к власти.}

^{42 Здесь: напоминание о смерти (лат.).}

^{43 Эдуард Эррио (1872-1937) - литератор, политический деятель, премьер-министр Франции в 1924-1925, 1926 и 1932 годы, известный своими симпатиями к СССР.}

^{44 Курт фон Шлейхер (1882-1934) - последний канцлер Веймарской республики перед приходом к власти нацистов, был убит штурмовиками вместе с семьей в "ночь длинных ножей". Франц фон Папен (1879-1969) - немецкий политический деятель-консерватор, дипломат, немало способствовавший приходу Гитлера к власти.}

^{45 Джордж Дэвид Ллойд (1863-1945) - политический деятель, премьер-министр Великобритании в 1916-1922 годы.}

^{46 День гнева (лат.) - начальные слова средневекового католического гимна из второй части заупокойного "Реквиема".}

^{47 Имеется в виду история бывшей сотрудницы Государственного Эрмитажа Татьяны Чернавиной. В 1932 году она вместе с мужем, ученым-ихтиологом Владимиром Чернавиным и четырнадцатилетним сыном сумела бежать из заключения в Соловецком лагере через Финляндию на Запад. На протяжении следующего года ее воспоминания о советской жизни под названием "Жена вредителя" печатались с продолжением в газете "Последние новости" и тогда же были переведены на несколько европейских языков.}

^{48 Нэнси Уитчер Астор (1879-1964) - британская общественная деятельница, первая женщина-депутат Палаты общин (1919-1945), с 1906 года - жена банкира Уолдорфа Астора.}

^{49 Ежедневное издание "по вопросам политики, экономики и литературы" газета "Дни" выходила поочередно в Берлине и Париже с октября 1922 по июнь 1928 года и отражала политическую линию партии эсеров. 50 Александр Ильич Безыменский (1898-1973) - "комсомольский" поэт, литературный рупор советских политических кампаний 1920-1950-х годов.}

^{51 Под названием "Советские люди (в кинематографе)" перепечатано в кн.: Алданов М. Юность Павла Строганова и другие характеристики. Белград, 1933.}