Катрин Брейа: «Порнографического кино не существует»
- №6, июнь
- Мария Теракопян
Беседу ведет и комментирует Линда Рут УильЯмс
Почти во всех сценах загадочного и тревожного «Романса» Катрин Брейа звучит закадровый голос главной героини Мари (Каролин Дюсе). Фильм отдает предпочтение слову перед изображением. Хотя сценарий написан самой Брейа, в его основу вполне мог бы лечь какой-нибудь старый роман, к примеру, Полин Реаж, автора «Истории О», или один из продуктов издательства «Олимпиа пресс», специализировавшегося на порнографии и впервые опубликовавшего набоковскую «Лолиту».
Будто пытаясь найти визуальный аналог опустошению, переживаемому героиней, создатели фильма выстраивают словно бы исчезающий зрительный ряд, приглушают изображение. Дом Мари и Поля отделан в белесых тонах, гардероб Мари состоит из скромных, но изящных вещиц, напоминающих наряды Катрин Денев в «Дневной красавице».
«Романс» неизбежно вызывает ассоциации с шедевром Бунюэля, но сходство этих картин чисто внешнее. Фильм Брейа гораздо проще — в нем есть лишь намек на существование нескольких слоев реальности и нет возможности читать сюжет в разных дискурсах. В то же время «Романс» амбициознее в попытках исследовать женскую сексуальность. Откровенный секс сейчас очень популярен в кино арт-хауса, но Брейа посвятила этому всю свою карьеру, и все ее работы вызывали нападки критиков-феминистов. Ее перу принадлежат сценарии фильмов Джейн Биркин «Катрин и Си» (1975) и Дэвида Хэмилтона «Билитис» (1976), относящегося к категории «мягкой порнографии». Поставленный ею в 1979 году «Ночной шум» был посвящен женщине-режиссеру, поддерживающей садомазохистские отношения, а в ее лучшей картине «36 девочек» (1987) рассказывалась история девушки, стремившейся лишиться невинности. Притом что множество фильмов строится на знаменитом вопросе Фрейда «Чего хочет женщина?», только Брейа да еще несколько женщин-режиссеров (например, Катрин Адлер и Джейн Кэмпион) готовы признать, насколько сложным и противоречивым может быть ответ.
Эта сложность и отличает фильм Брейа от поверхностных картин мейнстрима на тему женской сексуальности. Отношение зрителей к «Романсу» — показатель того, насколько изменились времена. Сегодня фильмы арт-хауса почти утратили способность шокировать. Британская цензура выпустила «Романс» без купюр и без пометки «Детям до 18», несмотря на присутствие в нем кадров возбужденного пениса и половых актов. Цензуру сегодня не волнует «вредное влияние» — смотреть картину будет ничтожно малый процент аудитории.
- С целью исследовать проблемы взаимоотношений мужчин и женщин в «Романсе» на первый план выдвигается сексуальность. Как, по-вашему, фильм должен восприниматься мужской и женской аудиторией?
- Судя по тому, что я читала о картине, и по тем впечатлениям, которые у меня остались от просмотров и бесед со зрителями, большинству женщин она очень понравилась, потому что, по их мнению, это первый фильм, затрагивающий вопросы, которые им хотелось бы обсудить. Мужчинам же фильм интересен потому, что в нем речь идет о том, о чем они знают недостаточно и хотели бы узнать побольше.
- Как вы относитесь к Мари, к декларируемой вашей героиней сексуальной философии? Существует ли какая-нибудь ироническая д истанция между вами и фильмом?
- Никакой дистанции нет. Когда «Романс» был снят, он стал для меня откровением. Фильм будто «происходил» сам по себе, по мере того как я его снимала.
- Значит, в процессе съемок ваши функции как автора сценария и как режиссера совпали?
- Напротив, никакой связи между сценаристом и режиссером не было. Как автора сценария меня более всего интересовала сентиментальная, романтиче- ская история и только потом — сексуальные вопросы. Ежедневно я будто спускалась в ад, проверяла, насколько далеко могу зайти. Когда же я взглянула на фильм глазами режиссера, то полностью переиначила смысл и значение написанного в сценарии. Для сценариста сентиментальность была положительным моментом, а сексуальность — отрицательным. Но как режиссер я поняла, что отношения Мари и Поля, их страсть — это, по сути, деградация, а вот «сексуальное путешествие» Мари — это откровение, трансценденция.
- Мне фильм очень напомнил «Историю О», он тоже исследует механизмы самоуничижения и мазохизма. «История О» вызвала недовольство со стороны женщин. Как принимают откровенный разговор о мазохизме в «Романсе»?
- Я не углубляюсь в проблемы мазохизма. Я лишь показываю, как во время своего «путешествия» Мари сталкивается с мазохизмом и учится чувствовать себя свободной. Эта мысль прямо противоположна концепции «Истории О», где постулируется, что удовольствие есть мазохизм и подчинение. Директор школы в «Романсе» прибегает к мазохизму не для того, чтобы открыть Мари что-то новое, а лишь потому, что в отношениях с Полем она привыкла к подобному обращению. Это называется бороться огнем с огнем. Фильм — путешествие новообращенного. Это как миф о короле Артуре, когда Ланселот вступает на опасный путь, идет по острию ножа.
- Но если принять ваши объяснения, выходит, что это мужчины учат Мари всему, а не она сама познает мир на собственном опыте.
- На самом деле это ведь она их выбирает.
- Говоря об эпатирующей сексуальности фильма, многие критики подчеркивают, что наиболее откровенно в «Романсе» показывается мужское тело.
- Я бы так не сказала. Просто женщина-режиссер смотрит на мужчин не так, как режиссер-мужчина, это естественно. Мужчины в этих вопросах намного более стеснительны и щепетильны.
- Вам интересно смотреть на мужчин потому, что вы женщина?
- Обнаженные мужчины на экране, безусловно, интересны, и я не понимаю, почему в угоду зрителям-мужчинам нужно всегда выставлять напоказ женщин.
- Но у вас могут возникнуть проблемы с цензурой.
-Удивительно, но до сих пор ни в одной стране проблем с цензурой не возникло.
- Вы согласились бы на купюры?
- Во Франции могла бы возникнуть проблема с воображаемой сценой в борделе. Если бы меня заставили ее вырезать, я бы просто оставила звук на фоне черного экрана, а зрителям, выходящим из кинотеатра предлагала бы кассету с записью того, что в этой сцене должно было происходить на самом деле. Если есть цензура, пусть знают, что она есть и почему она есть. Цензура должна оставлять шрам на теле фильма.
- Все это связано с тем, как у нас классифицируется порнография. Как вы определите отношения между вашим фильмом и порнографией?
- Порнографии нет. Есть цензура, которая определяет, что это такое. Порнография — это половой акт, полностью выдернутый из контекста и превращенный в продукт потребления, воздействующий на самые низменные чувства человека. В реальной жизни половой акт связан с определенными эмоциями, заботой о партнере, удовольствием и так далее, в порнографическом же изложении всего этого нет. Так что порнография как индустрия — это проституция человеческих чувств и поступков, совершаемых каждым из нас в повседневной жизни. Порнографического кино не существует. В порнографии вообще нет кино. Там нет актеров, потому что они не выражают никаких эмоций, не создают характеров. Это просто плоть. Рокко Сиффреди, порноактер, который играет Паоло, говорит то же самое.
- Так что же отличает ваш фильм от порнографии?
- В «Романсе» за образами стоит некая идея, персонажи переживают определенные эмоции. Зритель воспринимает эти эмоции через образы, которые видит на экране. Вот в этом и есть разница между моим фильмом и порнографией.
- На просмотре, на котором я присутствовала, зрителей более всего шокировала сцена родов. Как вам видятся взаимоотношения между сексом и гинекологией — вопрос, возникающий в конце фильма?
- Многие полагают, будто следует делать вид, что женских гениталий не существует и лицезреть их не положено даже женщине, ради сохранения чувства собственного достоинства ей незачем о них знать. Когда же гениталии становятся объектом медицинского интереса, они превращаются в обыкновенный орган, который можно трогать и рассматривать, но я считаю, что они продолжают оставаться чем-то сексуальным. Женщинам твердят о необходимости быть щепетильными, но в то же время, оказавшись на приеме у гинеколога, об этом приходится забывать, потому что твои гениталии будут трогать, щупать, раздвигать.
- И все равно сцена, в которой показано существование связи между детородной и сексуальной анатомией, — одна из самых шокирующих в фильме.
- Женщин сцена родов шокирует, потому что они не желают признавать этой связи, но в то же время, если покажешь и примешь этот факт, происходит что-то вроде очищения.
- Фильм без стеснения переходит грань между симулированным и реальным сексом. Как вы решали этот вопрос на съемочной площадке с актерами и съемочной группой?
- Мне кажется лицемерным вопрос: «А они это по-настоящему делают?» — после всего того, что творят сегодня актеры мейнстрима во все более откровенных постельных сценах. Актеры не могут холодно и расчетливо изобразить эмоции, изобразить удовольствие… Трудность не в том, чтобы заставить актера сыграть страсть на съемочной площадке, трудности появляются потом. Ведь то, что он делает на экране, увидит общество, семья, знакомые.
Главным для меня было убедить актеров, что я снимаю не нечто непристойное, а дневник путешествия, конечная цель которого — познать самого себя.
Sight and Sound, 1999, October
Перевод с английского М.Теракопян