От модерна до ноктюрна. «Московский модерн», режиссер Андрей Герасимов

«Московский модерн»

Автор сценария и режиссер А.Герасимов
Оператор В.Колюшев
«Кварт»
Россия
1999

Полнометражный, почти часовой фильм Андрея Герасимова «Московский модерн» легко и даже с полным основанием можно отнести к научно-популярной ветви кинематографа. Ничего особо удивительного в том нет, если иметь в виду, что режиссер и прежде снимал прекрасные, умные, обстоятельные картины в этом жанре. Удивительно иное: сам факт появления фильма подобного жанра. Ибо эта ветвь неигрового кино нынче у нас, к сожалению, верно, но отнюдь не медленно, скорее наоборот, довольно стремительно усыхает.

Экранный рассказ о тех, кто на стыке ХIХ — ХХ веков воздвигал новую, по многим параметрам уникальную Москву. О зодчих, о которых мы, нынешние, малообразованные в данной области зрители, практически ничего не знаем. Ну разве что некую малость о Федоре Осиповиче Шехтеле. Его уж как-то совсем не с руки было задвинуть в тень — слишком крупна фигура.

А может, дело еще и в том, что один из самых выдающихся шедевров Шехтеля, особняк Рябушинского на Малой Никитской, был отдан под жилье великому пролетарскому писателю, навсегда вернувшемуся домой из сказочной Италии. Соединение его имени с именем зодчего давало некую индульгенцию на память о строителе. Или шехтелевский же МХАТ, ставший официальным театром страны Советов. Тоже индульгенция. Или чудо-игрушка — Ярославский вокзал. Сам вокзал, стальные рельсы, вздохи, свистки локомотивов, громыхание вагонов — все это близко рабочему классу. В общем, Шехтель далеко, конечно, не свой (не говоря уж о фамилии). А все же как бы и не совсем не свой.

Что же до остальных, а их, оказывается, целая славная когорта, то все они не иначе как сумеречные декаденты. Буржуазные художественные извращенцы. И что уж совсем ужасно, как приговор к высшей мере, — у них «искусство для искусства»! А потому кто сегодня знает Соловьева, Гиппиуса, Зеленко, Валькота, Воскресенского, Гельриха или Кекушева, о которых столь любовно и подробно рассказывает автор, а последнего по смелости и оригинальности числит сразу вслед за Шехтелем?..

В таком возвращении имен — нравственный стержень фильма.

И все же не это, пожалуй, главное. Вернее, не только это.

При всей фактической насыщенности картины, при всем стремлении Герасимова толково, но без всякой дидактики объяснить своеобразие, отличительные черты модерна как особого архитектурного стиля Серебряного века русской культуры, вбирающего в себя попутно очень многое — от новаторской живописи и скульптуры до изящества комнатного дизайна или фасадного декора, до моды платья, мебели или до такой вроде бы малости, как виньетки и шрифты театральных программок, — при всем стремлении еще и раскрыть некоторые исторические закономерности возникновения модерна (Абрамцевская школа), при всем этом фильм поэтичен.

Потому что режиссером вместе с оператором В.Колюшевым чуть ли не в каждом кадре снята неописуемая красота. Я выделил слово «неописуемая» с позиции прямого смысла — описать это невозможно. Это можно лишь увидеть. А еще лучше — внимательно рассмотреть. И здесь фильм делает свое дело. Ибо снят он блистательно. С точно выбранными ракурсами. С точно рассчитанной световой и цветовой гаммой. Камера схватывает и передает оригинальность общей композиции зданий и фасадов. Разнообразный абрис окон и дверей. Неповторимый ход лестничных ступеней и резных деревянных перил. Живописное убранство внутри и художественную мозаику картин, вынесенных на стены домов, — вернисажи улиц и переулков. И при участии гениев: Врубель, Васнецов…

Нет мелочей, каждая дверная ручка — искусный шедевр. Все рукоремесло. Штучное изделие. Ни единого повторения при всем решительном единстве избранного стиля. Спутать ни с чем невозможно.

Да, именно — искусство для искусства.

Но, в свою очередь, искусство для людей. Для озабоченно спешащих прохожих. Для облагораживания красотой будничной жизни обывателей.

Важнейшая особенность картины в том, что заставляет нас, вечно торопящихся неизвестно куда, поднять голову. Застыть хотя бы на миг в наше сумрачное, ворчливое время перед действительным волшебством. Тем более что это не так уж и трудно. Фильм по причине все той же обстоятельности демонстрирует нам поразительные частные особняки, доходные дома с «рыцарями» и эркерами, деловые здания (банки, вокзалы, фабрики, типографии) тех лет, в обилии рассыпанные по Москве. Надо только не полениться задрать голову. А задрав, только диву и даешься, откуда у «новых русских» той поры, у воротил, толстосумов, денежных мешков, едва вышедших из довольно темной, замкнутой купеческой среды, у всех этих Третьяковых, Алексеевых, Леонтьевых, Морозовых, Мамонтовых, Рябушинских, Бахрушиных, Щукиных, о которых тоже идет речь в картине, был такой изумительный нюх на истинное искусство? Да к тому же на новое, нарождающееся.

И тут мы подходим к еще одному существеннейшему свойству герасимовской ленты.

По материалу и теме она исторична.

А по сквозному генеральному смыслу в высшей, на мой взгляд, степени современна.

Так уж образовалось, что в силу целого ряда общественных и социальных причин конец века во многом совпал с его началом. Снова «новые русские». И столичный строительный бум. «Любимый город» стремится к обновлению: в бесчисленных постройках, перепланировках, освещении и подсветках. Но при всем том может ли «любимый город» спать спокойно?..

Когда я с удовольствием смотрел фильм Герасимова, мне вспомнился и другой фильм — «Московский ноктюрн» Геннадия Городнего, показанный недавно на многих фестивалях. Сделан он иначе. Практически на чистой пластике, подчеркивающей образную, притчевую суть поэтического повествования. В картине оператором А.Долгиным виртуозно, даже, может, с некоторым излишеством снята пустынная ночная современная Москва. С огненным острым следом изредка пролетающих авто. С высвеченными новыми зданиями из голубоватого или бежевого стекла и с обязательной (обратили ли вы внимание?) на любом новом сооружении пирамидой — кажется, это единственный признак некоего таинственного новейшего архитектурного стиля.

От этого сверкающего в ночи лакированного города невольно веет холодком неуюта. В мрачноватом небе фильма выныривает из тревожно летящих облаков ледяной голубизны диск луны. За стеклом подвешенной витрины вращаются в ночной пустоте города две странные женские головки с телефонной трубкой у уха (реклама сотовой связи). Горят гигантские, какие-то совершенно безразличные к истинной жизни спящих горожан табло зарубежных фирм. На темной площади замер еще не открытый, укутанный, будто от зябкости, во что-то белое, как в саван, памятник Достоевскому. И, рефренно повторяясь, возникает черным силуэтом церетелиевское петровское «идолище».

Если же к этому добавить, что за кадром тихим проговором почти все время звучат строки «Медного всадника», то станет очевидной смысловая направленность фильма. Не знаю, известно ли авторам, что в переводе «ноктюрн» означает «вечерний», «ночной». Но в любом случае слово поставлено в название точно. Ибо «ночь» здесь не только время действия, но в определенной мере — его суть.

С этим можно соглашаться или нет. Однако вряд ли стоит сомневаться в том, что при всей схожести ситуации начала и конца века нынешние «новые русские» — и те, что осуществляют административную власть, и те денежные «тузы», что ворвались в современный строительный бум, — все-таки не совсем похожи на «новых русских» прежней эпохи. Да ведь и все мы теперь уже тоже новые русские. И чего среди прочего нам всем сейчас недостает, в отличие от предшественников, так это того самого нюха, заменяемого, увы, безвкусием. Если не сказать острее — бескультурьем.

В том — наша драма. И одна из ее причин, возможно, как раз в многолетнем битье палками по нашим головушкам за один лишь намек на мысль об «искусстве для искусства». А оказывается-то, какое пиршество духовности! Какая сладостность художественных постижений!

Где же для нас выход?

Может быть, в том, чтобы нынешним «новым русским» что-то самое важное взять взаем у старых «новых русских»? Нет, не архитектурный стиль, разумеется. Но — принципы подхода.

Вернуться назад, чтобы затем стремительно рвануть вперед.

Продолжаем разговор о фильмах Екатеринбургского Открытого фестиваля неигрового кино «Россия»-99. Начало см.: «Искусство кино», 2000, 5.