Фильмы о Чечне не нужны государству. «Ночевала тучка золотая…», режиссер Суламбек Мамилов
- №7, июль
- Суламбек Мамилов
Избранная фильмография
«Ночевала тучка золотая…» (1989)
Экранизация одноименной повести А.Приставкина
Автор сценария А.Приставкин
Режиссер С.Мамилов
История депортации, показанная глазами детдомовских детей.
1. Великая Отечественная война, в отличие от войны в Афганистане и в Чечне, была освободительной, общенародной войной. Советский Союз защищался от напавшего на него агрессора, и вся страна — от солдат до мирных жителей — знала, во имя чего воюет.
А что делали мы в Афганистане? Выполняли свой интернациональный долг, как трубили в прессе? Всерьез ответить на этот вопрос могли бы только люди из высших эшелонов советской власти.
Почему произошел военный конфликт в Чечне? То, что мы знаем из телевизионных сообщений, далеко не исчерпывает возникающие вопросы. Говорят — из-за нефти, но вряд ли только из-за нее. Я сам ингуш, родился в Орджоникидзе, но после возвращения из ссылки в 1957-м волею судьбы оказался в Грозном. Это был красивый город, 500 тысяч жителей. На моих глазах происходило восстановление и строительство культурных объектов. Был драмтеатр, кукольный театр, замечательный краеведческий музей. Был знаменитый на всю страну нефтяной институт. И все это сровняли с землей, ничего не осталось. Народ, не сохранивший свои памятники, будет вычеркнут из мировой культуры. Почему это случилось? Именно потому, что никто не может ответить на этот вопрос, невозможно сейчас снимать фильмы о чеченской войне. Нужна определенная временная дистанция, чтобы понять, что происходит, отсечь сиюминутное, выделить глубинные, подспудные причины. «Большое видится на расстоянье». Даже Лев Толстой, побывав в молодости на Кавказе, написал своего «Хаджи-Мурата» много лет спустя. Между прочим, и о Великой Отечественной войне интересные фильмы стали появляться лет через двенадцать-пятнадцать после конца войны. А во время войны снимались наивные агитки, высмеивающие врага. Перефразируя Золя, можно сказать: «Фильмы на злобу дня умирают вместе с этой злободневностью». Кто, кроме историков кино, помнит сейчас «Боевые киносборники»? Зато сколько фильмов, сделанных в 60 — 70-е, стали классикой советского и мирового кино. Лучшие из них, на мой взгляд, — экранизации произведений писателей, которые сами прошли войну, — Бакланова, Кондратьева, Быкова.
2. В обществе заказ на такие фильмы имеется, да только государству они не нужны. Государство денег на фильм о чеченской войне не даст. А что касается гражданского темперамента, то дело не в его отсутствии у художников и не в их инфантильности (у многих наших режиссеров достаточно серьезная творческая биография), а в том, что они в шоке от происходящего. Все эти ужасы, что постоянно показывают на телеэкране, кровь, страдания, беженцы — это настолько потрясает, что нужно время, чтобы почувствовать себя способным осознать эту трагедию и занять позицию. Не случайно и то, что тема чеченской войны у нас почти целиком отдана телевидению. Сегодня вообще телевидение выходит на первый план, оно стало очень богатым, там есть деньги, есть возможности, и потому оно перехватило инициативу у кинематографа в плане документальной фиксации событий по горячим следам. Но это именно фиксация, не больше.
На телевидении перебор с жестокостью. В ежедневной новостной программе собирается целый блок трагических событий — бойня в Чечне, политические убийства, катастрофы, землетрясения. Сплошной ужас, просвета нет. Но должен же быть свет в этом туннеле мрака? Хотя бы проблеск надежды? За что зацепиться взору, на что откликнуться душе?
Поток ежедневной драматической информации давит, угнетает. Я понимаю, что ее необходимо давать в эфир, я понимаю, что оператор, снимающий военный сюжет, рискует жизнью и он достоин наград, но ведь драматургия его сюжетов формируется помимо его воли, он сам внутри событий и только фиксирует их. При этом легче всего снять то, что бросается в глаза, — убитых, раненых, оставшихся без крова озлобившихся людей. На любой войне много негативного, мерзкого, но есть и проявления лучших человеческих качеств, я уверен в этом. Нельзя жить с ощущением, что ты в аду. Надо, чтобы люди очнулись, поняли, что они люди…
3. В моем фильме «Ночевала тучка золотая…» тема войны проходит опосредованно. Война — грязное и жестокое дело, а я не люблю натурализм, не люблю показывать кровь, убийства. Антивоенную картину можно сделать без единого выстрела в кадре, это для меня гораздо интереснее, чем разгул пиротехники, когда все в кадре летит, сыплется, рвется.
Сюжет «Тучки» один к одному совпал с моей биографией. Я не нуждался в дополнительном материале — все, что показано на экране, я пережил сам. Мне было семь лет, и я прекрасно помню — на всю жизнь врезалось в память, — как нас выселяли. Ночью ворвались в дом солдаты, куда-то повели отца, потом нас везли на «Студебеккере», пересадили в товарняк, по дороге в Сибирь много людей умерло.
В повести есть эпизод, когда встречаются два эшелона — в одном на Кавказ едут дети-детдомовцы из Подмосковья, в другом везут в Сибирь детей, выселенных с Кавказа. Вполне могло быть, что в этих эшелонах находились и мы с Приставкиным, он в одном, а я в другом. Может быть, поэтому и отдал мне свою повесть Анатолий Игнатьевич, когда спустя сорок лет мы с ним встретились. У нас с ним общая биография. Мы все это знаем изнутри, это наша общая боль, крик души. Но сверхзадача фильма была не в том, чтобы разбередить старые раны. Нам хотелось сказать: «Это не должно повториться».
Да, нельзя постоянно наступать на одни и те же грабли. Но, как сказано у Екклезиаста, ничто не ново под луной. Все повторяется, дремлющий вулкан снова оживает. И снова ингуши и чеченцы покидают свою родину, только раньше их ссылали в Сибирь и Северный Казахстан, а сейчас они вынуждены сами бежать из родных мест.
Сначала я собирался снимать «Хаджи-Мурата». Это был сценарий, который году в 65 — 66-м написал для себя вместе с Расулом Гамзатовым и Владимиром Огневым Георгий Николаевич Данелия. Тогда их картина не состоялась, и вот в середине 80-х я обратился к Георгию Николаевичу с просьбой уступить мне этот сценарий. На Киностудии имени Горького была создана группа, мы поехали выбирать натуру, объездили весь Дагестан, но тут вышла повесть Приставкина «Ночевала тучка золотая…». Анатолий Игнатьевич позвонил мне, предложил встретиться. Помню, как он мне сказал: «Хаджи-Мурат» — это классика, никуда он от тебя не денется, а вот с моей повестью неизвестно, что случится. Пока идет перестройка — есть возможность ее снять…» Как знать, если бы я снял тогда «Хаджи-Мурата», он бы на что-то людям глаза открыл?
Вместе с Приставкиным я ездил в Чечню после первой войны. Тогда еще не было теперешних разрушений, но все равно чувствовал я себя жутко. Ходил по улицам Грозного и не узнавал их: вот тут была площадь, тут стояли дома, а теперь одни развалины. У входа в парк, в котором находилась студия телевидения, где я когда-то работал, на деревьях висела размотанная кинопленка, везде валялись яуфы, а на месте самой студии зияла дыра. С нами был оператор, он немного поснимал, к сожалению, все снять было просто немыслимо.
А поехали мы туда, потому что задумали с Приставкиным документальную картину по следам «Тучки», хотели проследить, что могло произойти за это время с нашими героями. Увы, так и не нашлось спонсоров, которые помогли бы нам осуществить эту идею. Мы побывали там, где в 80-е работала наша съемочная группа и где когда-то мальчиком жил Анатолий Игнатьевич. Нашли те «ямки» (так называют серные источники), в которых в войну купались детдомовцы, а теперь купаются беженцы, постояли рядом, повспоминали свое детство…
4. Кому я сочувствую? На этот вопрос ответить невозможно. Фраза «На чьей вы стороне?» раскалывает нас на два лагеря, что, собственно, и нужно тем, кто затеял эту страшную войну.
Еще Лев Толстой вопрошал: зачем людям убивать друг друга? Всем хватит места. В повести Приставкина к такому выводу пришли дети — чеченец Алхазур и русский мальчик Коля. Они стали считать себя братьями.
Я уверен, что чеченская война должна открыть нам глаза на простую истину — мы живем не во времена средневековья, входить в XXI век нужно, опираясь на нравственные ценности.
А если говорить о пацифизме — не могу сказать, что я толстовец-непротивленец, но я очень многое пересмотрел в себе под влиянием Толстого. Когда работаешь над его произведениями, невольно попадаешь под его гипноз. И теперь любая война вызывает у меня только чувство сострадания к тем, кто оказался в нее втянут. Тем более для меня не существует разделения людей по национальному признаку. И если бы можно было, я в паспорте писал бы не национальность, а порядочный это человек или нет.
5. Я не могу снимать о том, чего не знаю, у меня это просто не получается. И в фильме «Ночевала тучка золотая…» мой собственный опыт (не боевой, естественно, а мой личный опыт) мне помогал очень серьезно. Хотя в какой-то степени — вот парадокс! — он в то же время и мешал, потому что я понимал, что в жизни все было еще трагичней, чем в моем фильме. Но иначе и быть не могло. Наш фильм — один из первых на эту тему, он снимался еще при советской власти, и просто чудо, что его вообще разрешили. Пришлось идти на какие-то компромиссы, сократить двухсерийную картину до одной серии, и все равно «Тучку» долго не выпускали, особенно в тех районах, где все это происходило. В Чечено-Ингушетии премьеру вообще сорвали.
Но повторю — личный опыт в творческой работе всегда важен. Самые большие достижения в фильмах о войне были у людей, которые воевали, которые прочувствовали войну на собственной шкуре, сидели в окопах, шли в атаку, лежали в госпиталях.
6. Хорошие фильмы о минувшей войне смотрю часто, и, конечно, они меня многому научили. Это великая школа. В военных картинах все острее — четко обозначен конфликт, четко прописан сюжет. Тот, кто хочет научиться создавать темпоритм, ставить массовые сцены, может многое почерпнуть в них. И если я когда-нибудь буду снимать фильм о чеченской войне, то обязательно воспользуюсь опытом наших мастеров. Еще Толстой говорил, что незачем все изобретать самому, когда что-то ценное уже придумано до тебя. Известно, к примеру, что едва ли не все литературные сюжеты введены в оборот Шекспиром. Тем не менее писатели продолжают писать. Оригинальность творца проявляется не столько в изобретении нового сюжета, сколько в искренности…