Кавказ остается закрытой темой. «Холод», режиссер Хусейн Эркенов

Избранная фильмография

«Холод» (1991)

Автор сценария и режиссер Х.Эркенов
О депортации карачаевцев в 1944 году.
Приз «Хрустальный глобус» на МКФ в Карловых Варах, 1992

1. Сразу надо сказать, что первая чеченская война и вторая — абсолютно разные войны. Первая, на мой взгляд, была спровоцирована. Не без участия кремлевских спецслужб. Об этом сейчас забыли. Вторая — это, конечно же, борьба политиков и с той и с другой стороны за зону влияния, и участвуют в ней жертвы первой войны (в 95-м каждая вторая чеченская семья лишилась кого-нибудь из своих родственников). А сценарий разыгрывается примерно один и тот же.

Почему в кинематографе это не отражается? Ведь чеченская война затронула колоссальное количество людей. Но Кавказ остается закрытой темой. У меня самого лет десять лежит сценарий о том, как в дома депортированных на Кавказе вселились грузины. Никакой возможности снять фильм по этому сценарию я не вижу. Ни государство, ни один независимый продюсер никогда не профинансируют фильм, честно рассказывающий о том, что пережили на самом деле простые люди в Грозном. Только представьте: живет бедная, многодетная чеченская семья, на которую вдруг ни с того ни с сего начинают сваливаться бомбы. Какой ужас им приходится пережить — погибли дети, потеряны в эвакуации родственники.

На Северном Кавказе пышным цветом расцвела беда. Не важно, что только чеченцев бомбят, все народы Северного Кавказа близки друг другу по менталитету, все друг другу земляки, и у всех нас такое чувство, что бомбы падают и на нас.

Говорят, что надо наказать тех, кто захватывал заложников, но ведь их берут и в Москве, и никому в голову не придет бомбить за это Кремль. Я не оправдываю бандитов. Но сколько их? Пятьсот человек, ну тысяча. А пострадало полумиллионное население. За что? Может быть, это расплата за то, что Чечня захотела выйти из состава России? Но это же не повод для того, чтобы уничтожать целый народ! К тому же вспомните историю, которой нас учили, вся советская историческая литература была пропитана пафосом национально-освободительной борьбы, в которую якобы втянут весь мир. И то, что во время и после перестройки малые народы кинулись в сторону обретения независимости, — это во многом плоды советской исторической науки.

Война разрушает жизнь не только чеченцев, она разрушает жизнь и России, которая, защищая целостность свой территории, по отношению к Чечне выступает как агрессор и не хочет искать другое решение проблемы.

Разве кто-нибудь снимет фильм об этом? То, что никто не осмелится сегодня финансировать такие кинопроекты, — одна сторона вопроса. Вторая — все-таки есть риск оказаться неправым, большое видится на расстоянье. В кавказскую войну вовлечено слишком много разнополюсных политических и идеологических интересов.

2. Лучшие американские картины о вьетнамской войне, осуждая ее верховодцев (вплоть до американского правительства), показывают, как солдаты этой войны, сделав свое дело, становятся никому не нужными, оказываясь один на один со своей инвалидностью, со своей сломанной психикой. У нас такие фильмы невозможны. Наше Госкино, которому много лет было начхать и на кино, и на то, что на самом деле происходит в стране, до самого последнего времени было самостоятельным княжеством, которое распределяло деньги между своими. И получало никому не нужное, усредненное кино. При нашей правовой безграмотности мы забываем о том, что государство распределяет деньги налогоплательщиков — наши деньги на самом-то деле. Оно должно активнее работать как менеджер, искать интересные сценарии, актуальные темы, может быть, снова вернуться к госзаказам.

У нас масса проблем, а вместо серьезных картин снимались в основном фильмы дурного вкуса. Независимые продюсеры тоже ориентированы на дурной вкус. Их попытки делать жанровое кино почти безнадежны, потому что этому надо учиться, а у нас выросло поколение кинематографистов, которые считают, что можно снимать кино, ничему не учась: достаточно кричать на всех перекрестках, что ты гениален, а с экрана телевизора глубокомысленно лепетать несусветные глупости.

Конечно, жаль, что почти нет продюсеров, которые хотели бы запускаться с серьезными проектами. Такого пренебрежения к серьезному кино нет нигде в мире, лучшие европейские и американские фильмы — это именно хорошее социальное кино. Кинематограф, хотим мы того или нет, очень сильное средство эмоционального воздействия на людей, особенно на молодых. Да, фильм не изменит мир, но он может оставить неизгладимый след в душе. Иногда на всю жизнь.

3. Сам я карачаевец, и то, о чем рассказывается в моем фильме «Холод», мне близко. Разумеется, фильм не мог охватить всесторонне проблему депортации народов Кавказа (в частности, карачаевцев), передать все, что пережили тогда люди. Но мне было важно показать, как народ осознает, что с ним сделали. Кавказская карта была разыграна Россией еще в XIX веке, но особенно униженными многие кавказские народы почувствовали себя после Великой Отечественной войны. На глазах детей их родителей загоняли прикладами автоматов в вагоны для скота. Такое не забывается. Те дети выросли, и как только Ельцин высказался за свободу выбора, они стали настаивать на самоопределении своих наций. Каждый народ Кавказа, в том числе и чеченцы, так или иначе захотел за себя отвечать сам, захотел жить самостоятельно.

4. Идея фильма «Холод» была очень простой — показать жизнь народа, его быт, его культуру. Неожиданно все начинает разваливаться, почему — люди сами не могут понять. Мужчины были на фронте, женщины воспитывали детей, работали на войну. Вдруг появились военные, к каждому дому приставили офицера и двух автоматчиков. Рано утром всех посадили в грузовики, тех, кто попытался сопротивляться, расстреливали на месте. И мой фильм — память о тех человеческих чувствах, о том горе.

Если бы наши власти знали историю, знали страшные подробности депортации, может быть, они бы задумались, прежде чем начать чеченскую войну. СМИ твердят, что война идет с бандформированиями, но гибнут-то простые люди, дети, старики, вина которых лишь в том, что они чеченцы. И мне кажется, что если чеченцев было бы так же много, как, допустим, татар, то ни у одного руководителя в Кремле даже мысли бы не появилось начать военные действия. Это о чем говорит? О пренебрежительном отношении к так называемым национальным меньшинствам. Именно в этом корни той трагедии, что произошла с ингушами, осетинами, чеченцами, карачаевцами.

Сейчас в России есть круги, которые настойчиво вбрасывают в общество мысль «Россия для русских». Но при этом забывается, что Россия — это пространство, населенное самыми разными народами, это больше ста пятидесяти национальностей. Само понятие «национальный интерес» в таком многонациональном государстве — это как минимум двусмысленность. В России должны быть только государственные интересы, объединяющие интересы разных этносов.

Насчет того, пацифист ли я. Этот вопрос время от времени я себе задаю. По натуре я не агрессивен и, наверное, могу все-таки сказать, что я пацифист. В фильмах моих никогда не было героических персонажей, потому что знаю — героизм не выход из положения. Хотя люди, способные на героические поступки, иногда нужны в реальной жизни. Когда человек вынужден защищать свою семью, свой дом, свою жизнь. Это понятно, и можно воспевать его мужество. Но совсем другое дело, когда он, нашпигованный пропагандой, фанатично сражается и гибнет за чьи-то идеи и чужие политические интересы.

Если же говорить о сегодняшней ситуации Россия — Чечня, то победителей здесь не будет. Россия может сохранить территорию только ценой своего поражения. Знаете, «бывает взлет, что равен пораженью, и есть успех, похожий на провал».

5. Я был в Чечне неоднократно, в последний раз — незадолго до начала войны, в августе 94-го года. Эдуард Володарский написал для меня сценарий о Мансуре, предшественнике легендарного героя русско-кавказской войны Шамиля. Мы собирались провести переговоры с инвесторами этого проекта, встретиться с Дудаевым, который, как мы надеялись, мог помочь техникой и транспортом. Помню, как меня поразили перемены. Люди ходили со штык-ножами, с пистолетами. В Грозном я жил в гостинице недалеко от Главпочтамта и наблюдал, как молодые парни под безумную музыку полночи занимались каратэ. Готовились. На базаре рано утром слышны были выстрелы, в открытую шла торговля оружием. Все это совершенно не скрывалось, в Москве об этом было известно. Просто кому-то нужна была эта бомба под боком, чтобы взорвать ее в подходящий момент. Вот и все. Об этом надо делать кино, но кто позволит?

Политика у нас такая — как только заканчивается война, нельзя говорить о ней, нужно залечивать раны, создавать такую атмосферу, чтобы обо всем забыли. Наша пропаганда рассчитана на короткую память. Кстати, показательно, что «Холод», который в 1992 году получил «Хрустальный глобус» на МКФ в Карловых Варах , у нас практически не шел. Ни на один фестиваль, ни на один телевизионный канал его не взяли, сделали вид, что такого фильма нет. Владилен Арсеньев, который решал, что показывать на НТВ, сказал мне: «Старик, хороший у тебя фильм, но тяжелый, народу это не нужно».

6. «Холод» — это как бы представление сегодняшнего подростка о том, что происходило во время депортации, сложившееся на основе рассказов очевидцев. Что касается наших фильмов о войне, они меня всегда жутко раздражали своей коммунистической бравадой. Это же идеологический ужас! То, как Великая Отечественная изображалась на наших экранах, ни в какое сравнение не идет с тем, что мне рассказывали люди, побывавшие на войне. Естественно, на фронте страшно. Естественно, никто не хотел умирать. Перед серьезными сражениями спасали сто граммов водки: выпьешь и — в атаку. Удручающий быт, тяжелое положение работяг войны — солдат и младшего офицерского состава.

Да и мой собственный опыт службы в наших доблестных войсках принес мне одни разочарования. Кроме бесконечного грязного мата, унизительного быта и надежды, что это когда-нибудь да закончится, я ничего из службы в армии не запомнил. И потому когда говорят, что армия — школа мужества, не верьте, это чушь собачья. Война — не школа мужества, это трагическая необходимость, а чаще — следствие глупости руководителей.

Недавно меня поразил один из сюжетов НТВ о Чечне: русский лейтенант, разговаривая с чеченцем, которого ограбили сначала чеченцы, а потом русские, говорит, что солдаты, сделавшие это, имели на это право, потому что они хозяева этой земли. Да никогда солдат не был и не будет хозяином земли! Никогда. Хотелось бы объяснить тому лейтенанту, что он только служащий армии, выполняющий то или иное военное задание. И все. Сам институт армии — вынужденная необходимость, потому что, пока миром правят алчность и властолюбие, люди не могут найти общий язык друг с другом без насилия.

В кино об этом ничего не говорится. Только в некоторых фильмах — «Они сражались за Родину», «Белорусский вокзал», в фильмах Алексея Германа и нескольких других — мы приблизились к пониманию того, что такое война. Особняком стоят и хроники Александра Сокурова «Духовные голоса». Ему удалась, на мой взгляд, важная вещь — он показал адскую, трудную работу солдат, которые вынуждены так тяжело жить и погибать только потому, что несколько мерзавцев наверху не могли между собой договориться.

Кстати, «Холод» сделан вразрез с традицией нашего военного кино. У меня Николай Еременко сыграл сытого, самоуверенного полковника-пижона. Сыграл блестяще, но после премьеры фильма в журнале «Столица» написали, что таких полковников война вообще не знала. Я недавно встретился с журналисткой, написавшей это, и спросил ее: «Теперь вы понимаете, что войну устраивают не народы, а сытые люди, безответственные руководители?»

Хочу еще сказать несколько слов о так называемом патриотизме. Не нравится мне само слово «патриот», оно по определению лишает человека права выбора. А что значит «не патриот»? Враг России? Но, может, я для России сделал больше, чем тот патриот, который с лозунгом стоит на перекрестке и кричит о своей любви к Родине? Я не ворую, не убиваю, честно работаю, мой фильм получил премию на зарубежном фестивале, так патриот я или не патриот? Между прочим, когда «Холод» показывали в Доме кинематографистов (это был его единственный показ в Москве), то два человека выскочили из зала, крича, что фильм — оскорбление русских. А партийно-номенклатурное руководство Карачаево-Черкесии после просмотра вынесло вердикт, что фильм оскорбляет карачаевцев.

Теперь о духовности. Я думаю, духовность — это психофизическое состояние конкретного человека, не более. И не надо специально создавать духовный мир, нужно создавать нормальное человеческое сообщество, учиться разговаривать по-человечески, слышать и слушать друг друга, тогда и духовность проявится сама собой…