Военная тайна невидимого суслика. «ДМБ», режиссер Роман Качанов

"ДМБ"

Авторы сценария И.Охлобыстин, Р.Качанов
Режиссер Р.Качанов
Оператор А.Сусеков
Художник Е.Залетаева
Звукорежиссер В.Тарасов
В ролях: П.Коршунков, М.Петровский, С.Дужников, В.Павлов, А.Белявский, Ю.Будрайтис, С.Арцыбашев, В.Шаинский, И.Охлобыстин, Р.Качанов и другие
Киностудия "Полигон"
Россия
2000

К давно известным персонажам отечественного театра за несколько последних сезонов добавился, кажется, всего один новенький. Новенький — в смысле не похожий на других. Его зовут Евгений Гришковец, и свой первый успех он приобрел моноспектаклем «Как я съел собаку».

Формально говоря, спектакль этот есть собрание армейских (а точнее, флотских) баек. На сцену выходит хороший человек с негероической внешностью и рассказывает о том, как он «хотел домой». О массовом «перессыке» двух тысяч человек на берегу Японского моря, о том, что матросы «были забавные», о том, наконец, как он однажды съел собаку, пойманную и изжаренную корейцем по фамилии И.

Фильм Романа Качанова по сценарию Ивана Охлобыстина «ДМБ» — в сущности, такая же коллекция армейского фольклора и на раз узнаваемая каждым, кто исполнил священный долг и почетную обязанность перед Родиной. Сходство распространяется до того, что даже собаку один прожорливый персонаж «ДМБ» норовит съесть. Понятное дело: что тот солдат, что этот…

Кроме узнаваемых армейских реалий есть и еще кое-что, роднящее фильм и спектакль, вышедшие почти в одно время. Оба строятся как монолог от лица рассказчика. «ДМБ», правда, в отличие от «Собаки», многофигурная композиция, но это, в общем, мало что меняет. Фигур как таковых в «ДМБ» нет, прорисованы они блекло и все до единой изъясняются затейливыми речевыми конструкциями Ивана Ивановича Охлобыстина (режиссер Роман Качанов участвовал в работе над сценарием, но язык в фильме, конечно, целиком охлобыстинский). Иногда даже что-то мешает слушать льющуюся с экрана речь, хочется, чтобы все персонажи, подобно их создателю, вдруг начали изысканно грассировать. Ну как, не грассируя, скажешь скорбящей вдовице: «Не прогуляться ли нам осмотреть местные достопримечательности? Излить, так сказать, посильно друг другу горе?»

Если же добавить, что визуальный ряд картины скуден и однообразен, как питание в армейской столовой, а индивидуальности исполнителей главных ролей не назовешь запоминающимися, то и выходит, что в сухом остатке — один лишь охлобыстинский сценарий. И если можно рассуждать о моноспектакле Евгения Гришковца, то почему бы не поговорить о «монофильме» Ивана Охлобыстина?

Они, к слову сказать, почти однолетки: Гришковец — 1967-го, Охлобыстин — 1966 года рождения — и служили в армии, видно, приблизительно в одно время. Но интересно проследить, как одинаковый или близкий личный опыт двух рассказчиков приводит к совершенно противоположным эстетическим результатам. Более того, иногда кажется, что, будучи ровесником Охлобыстина, Евгений Гришковец принадлежит к совсем иному поколению в искусстве, идущему на смену старому, уже успевшему в свои не очень большие годы испытать «кризис среднего возраста».

Фраза Ивана Охлобыстина ловка и вычурна — перемежая причастия с деепричастиями, он каждый раз с торжеством доводит слушателя до заключительной точки, чтобы тот головой покачал: «Эк загнул». Между тем в языке Евгения Гришковца основополагающая часть речи — это междометие, а главный знак препинания — многоточие (»Просто… ну, нужно как-то понять, разобраться… Ведь что получается, или… Хотя, конечно, ничего не попишешь… оно все так… конечно»¹). Можно сказать, что Охлобыстин с радостью некрофила забавляется с давно уже мертвыми речевыми конструкциями, с «дурно пахнущими мертвыми словами», в то время как Евгений Гришковец декларирует демонстративный отказ от омертвевшего языка: он называет себя «новым сентименталистом» и ставит целью поймать в своих сценических опытах утекающую сквозь пальцы жизнь.

Нарциссическая природа дарования Охлобыстина, лучше всего выраженная в его языке, приводит к тому, что в фильме «ДМБ» и армейская служба при всей узнаваемости чугунных военных глупостей воспринимается скорее как чье-то наваждение, вызванное приемом галлюциногенов. Глюки то и дело вплывают в кадр. Вот, нажравшись галоперидолу, герой, как на Зимний, лезет на ворота военкомата, а за спиной у него вдруг материализуются «сиамские милиционеры», сросшиеся и телами, и мундирами. Вот под влиянием коктейля «СОИ-3» (треть водки, треть пива, треть конопляного отвара) над штабом части всплывает летающая тарелка, а каптер Либерман (его сыграл сам режиссер картины) ведет вежливый спор с товарищем генералом авиации (Юозас Будрайтис) о том, чем отличаются зелененькие НЛО от красненьких.

В общем, армия в фильме «ДМБ» — как тот суслик, на которого грустно указывал помянутый Гера Либерман: «Видишь суслика? И я не вижу. А он там есть». Кажется, все слышали, что такое армия, все с готовностью ржут над афоризмами военных, словно взятыми откуда-нибудь с сайта anekdot.ru (»В человеке все должно быть прекрасно: и погоны, и кокарда, и исподнее», «Жизнь без армии — все равно что любовь в резинке: движение есть, прогресса нет»), все прекрасно представляют себе, что такое ужравшийся в задницу прапор или генерал батя, но самой армии никто никогда не видел. А она есть.

Возможно, приблизительно о том же самом говорит и Евгений Гришковец: «И там… на службе я почувствовал, а потом и понял, что Родина и страна, в которой ты родился, — не одно и то же». Гришковец совершенно в хайдеггеровском духе рассматривает армейскую службу как ситуацию «заброшенности» в лжебытие (»Это был не я, а просто один из матросов», — на разные лады повторяет он). И твердя, как заклинание, свое «хочудомой, хочудомой», он занимается, в сущности, тем, что экзистенциалисты называли «окликанием бытия».

Но если Гришковец в своих опытах близок к тому, что можно условно назвать философией жизни, то в «ДМБ» звучит поистине огромное для такого как будто веселого фильма количество макабрических мотивов. Игра в «ужастик» с вплетенной в сюжетную ткань легендой о черном дембеле (черный прапор рубит голову черному дембелю и женится на его девушке, а тот является на свадебный пир со своей головой на блюде — «и утром все лежали мертвые…»), игра солдата с генералом в смерть (в «русскую рулетку» то есть), любовные игры армейского донжуана со вдовами на кладбище с непременным появлением там лжекомандора (кладбищенского сторожа)… Смерть ходит все время рядом, и иногда кажется, что ее-то, костлявую, Охлобыстин и почитает окончательным ДМБ.

Но довольно метафизики. Попробуем рассмотреть «ДМБ» в аспекте его прокатной судьбы. Фильм, кажется, идеально встраивается где-то между успешными «Особенностями национальной охоты» и суперуспешными «Ментами». В России в последние годы почему-то особенно хорошо идет вот такое «мужское кино» с коллективным героем, где у каждого из персонажей свое амплуа, каждый по-своему обаятелен и забавен. Золотую жилу нащупал сначала Александр Рогожкин, а потом туда повалили и старатели с телевидения, штурмующие своими «Ментами» вершины рейтингов. Счастливая судьба этих картин свидетельствует о том, что в них удачно поймана та самая национальная идея или, если угодно, государственная идеология, которую до этого тщетно пытались разработать мудрецы-чиновники. Сформулировать ее можно как «иронический патриотизм»: мы знаем, что в России пьют, но мы любим ее и такой, опухшей от похмелья; мы знаем, что сотрудники органов милиции на самом деле никакие не милиционеры, а менты, но это наши менты, и потому мы будем их любить и такими.

В «ДМБ» присутствуют все перечисленные выше алхимические ингредиенты, необходимые, как показывает сегодняшний опыт, для формулы успеха. Есть троица персонажей, которую кто-то из рецензентов успел сравнить с помолодевшими и поглупевшими Трусом, Балбесом и Бывалым. В «ДМБ» их зовут Штык (потому что стройный), Бомба (потому что вспыльчивый) и Пуля (потому что всегда в цель — он же рассказчик). А патриотами они становятся, потому что не смогли вовремя закосить от армии. «Русский солдат никогда не сдается, потому что один хрен, ему терять нечего. Это и есть наша главная военная тайна», — звучит в финале картины припасенная для такого случая мораль тире национальная идея. «Дембель мою, дембель мою, дембель е-е-а-у-ю», — как поет за кадром группа «Манго-Манго».

В общем, как ни глянь, в картине Романа Качанова и Ивана Охлобыстина есть все, что нужно для удачи, — и жизнь, и слезы… Вот только любви нет. Разумею тут прежде всего любовь создателей картины к своим персонажам. Понятие «любимый народом герой» подразумевает, что вначале его должны по меньшей мере полюбить режиссер со сценаристом. А в «ДМБ» что ни герой, то Охлобыстин. И меткая Пуля — Охлобыстин, и стройный Штык — Охлобыстин, и вспыльчивая Бомба — Охлобыстин. А за что, скажите на милость, любить Охлобыстина? Достаточно того, что он сам себя любит.

¹Здесь и далее цит. по: Г р и ш к о в е ц Е. Зима. Как я съел собаку. М., 1999.