Берлин, Техас

50-й Берлинский кинофестиваль был организован в историю (story) актуальным публицистическим сюжетом. Переезд на Потсдамер-плац, красноречивое закрепление на месте Стены, уродливо и бесстыже разделявшей два мира — два кинематографа, стал топографическим и архитектурным выражением политических и идейных, социальных и художественных доминант сегодняшней Европы. По-новому структурированной и по-новому поляризованной, объединившейся и разобщенной, уничтожившей одни границы и растерявшейся перед другими.

Смена места, подтвердившая необратимость смены исторического времени, актуализировала внутреннюю драматургию Берлинале, укрупнила его коллизии, срифмовала, сложив в тенденцию, многие фильмы и фестивальные события, наконец, задала угол зрения на программы.

Конкурс был, как всегда, качественным, но без прорывов и откровений, пожалуй, лишь «Магнолия» Пола Томаса Андерсона да отчасти «Палата волшебниц» Клода Миллера оказались способными взбудоражить критику, все остальное оказалось предсказуемым, хотя и добротным. Однако важно было не это: в центре новой Европы, решенном как американский суперсовременный технологичный типовой даунтаун, мы смотрели кино, в котором главным оказался конфликт частного и исторического человека, индивидуального (национального и личного) повседневного опыта и глобальной нивелирующей цивилизации. История на наших глазах перестает быть мифологемой или объектом изучения и превращается в требовательную, даже назойливую реальность каждого дня. Остро этот процесс осознают европейские, еще острее — восточноевропейские художники. Американский кинематограф, представленный на этот раз в Берлине более мощно, чем всегда — числом, безусловными звездами (Ди Каприо и Клуни встречал весь город), режиссерскими именами и, главное, своим присутствием во многих европейских фильмах, причем самым разнообразным — от финансового до стилевого, — подбирается к этой драме с другой стороны. Сближение с Европой — искушение и вызов. Иногда — проклятие, которое грозит комплексами, во многих сегодняшних лентах они претворяются в показ чего-то сокровенного, корневого, часто — безобразного или больного, похороненного глубоко в подсознании обычного американца, хоть и self-made, но made in USA, что гораздо существеннее.

Непростые, даже конфликтные, но все более тесные, уже почти семейные отношения Старого и Нового Света стараниями проницательной команды и прежде всего директора Берлинале Морица де Хадельна предстали на фестивальном экране в доступной полноте и многообразии. Самые интересные американские картины — «Магнолия», «Американский психоз», «Талантливый мистер Рипли» — продемонстрировали европейское киновлияние — одни впрямую, другие опосредованно, через апологетику таких признанных «европейцев в Голливуде», как Хичкок, Олтмен, Скорсезе, Линч. Три других проекта Большого американского кино явились в исполнении режиссеров из Европы — Милоша Формана, Вима Вендерса и Дэнни Бойла. И, быть может, именно Берлинский контекст (или сюжет) высветил потери, какие ждали могучих европейцев на пути освоения американского кинопространства. С другой стороны, этот фестивальный сюжет в качестве самой любопытной интриги в разговоре о «Человеке на Луне», «Отеле «Миллион долларов», »Пляже» (надо признать, самых неудачных фильмах в карьере каждого из авторов) сделал анализ возможностей, что в избытке открывает перед мировым кинематографом неизбежный процесс взаимовыручки и взаимозависимости Америки и Европы, их сближения и отталкивания, это неостановимая диффузия, это путь из «Парижа, Франция» в «Париж, Техас» и — обратно.

Год на год не приходится. «Аризонская мечта», «Большой Лебовски» и даже «Магнолия» через каждые триста шестьдесят пять дней Берлину не гарантированы. Но успех Берлинале от этого уже давно не зависит — в этом его достоинство и сила. 50-й фестиваль, дерзко сменив адрес и имидж, проверил на верность времени свой курс, свою концепцию, свой статус. И подтвердилось очевидное: авторитет Берлина обеспечен его актуальностью, его пускай и преобразованной, редуцированной и претворенной, но все же внятной политической ориентацией.