Андрей и Илья Хржановские: Отцы и дети. Дочки‒матери

1. Было ли время, в которое вы пришли в кино, плодотворным с точки зрения общественных и эстетических идей, идеалов, конфликтов, героев, атмосферы, культурного контекста, отношений с властью?

2. Ощущаете ли вы свою причастность к какой-либо профессиональной общности? Поколенческой?

3. Ощущаете ли вы время своим? Считаете ли, что вы адекватны времени?

4. Считаете ли вы своего отца (мать) в человеческом и творческом смысле вашим современником или он (она) для вас герой (героиня) из прошлого? (Детям.)

5. Считаете ли вы, что поколение вашего сына (дочери) адекватно понимает и выражает новое время? (Родителям.)

6. Помогает, мешает, смущает ли вас то, что за вами — отец (мать), его (ее) опыт, авторитет, имя, репутация, ошибки; есть ли среди его (ее) фильмов такие, которые вам не близки? (Детям.)

7. Смущает ли вас мировоззрение сына (дочери), его (ее) взгляды на мир и творчество, его (ее) реакция на ваше кино? Доверяете ли вы ему (ей) в оценках времени и искусства?

8. Есть ли в сегодняшнем кино (и культуре) для вас ориентиры, авторитеты, кумиры, школы и направления, которые вам близки? Про что вы говорите: «Мое кино»?

9. Массовую семейственность в искусстве вы считаете явлением плодотворным или негативным?

10. Актуальны ли, как вам кажется, для сегодняшнего российского кино такие понятия, как «герой», «моральные ценности», «оппозиционность власти» и т.п.? (Во всяком случае, для вашего кино?)

11. Хотели бы вы работать на Западе? Могли бы?

12. Когда нет возможности снимать, чем вы предпочитаете зарабатывать: рекламой, клипами или, условно говоря, грузить вагоны, писать «в стол для вечности» и ждать своего часа?

АНДРЕЙ ХРЖАНОВСКИЙ

Считаю очень плодотворным намерение редакции «Искусства кино» непосредственно вслед за Иваном Сергеевичем Тургеневым обратиться к проблеме «отцы и дети» в свете их «жизни в искусстве».

Когда думаешь над свежепоставленным вопросом, стараешься припомнить краткие резюмирующие формулы, прямо или косвенно с ним связанные и уже известные тебе из прошлой жизни.

Относительно темы данной анкеты не могу не вспомнить два «мо» из разных пьес Н.Эрдмана, под знаком которых прошла моя вгиковская юность. Эти высказывания эрдмановских персонажей я время от времени слышал из уст моих старших друзей и наставников — Эраста Гарина и Хеси Локшиной: «С детства я мечтал быть гениальным, но родители были против». «Где вы учились? А если нигде, то где преподаете?»

В те же годы я познакомился с самим автором этих высказываний.

Я с понятным волнением ждал первой встречи со своим кумиром, не сомневаясь в том, что она должна заключать в себе некие элементы поучительности. В том, что это будет именно так, я уверился уже в ту секунду, когда небольшая компания, предводительствуемая Николаем Робертовичем и включавшая в себя по счастливой для меня случайности — в качестве спутника своего отца — вашего покорного слугу, юного вгиковца, после прогулки по переулкам между Никитской и Арбатом оказалась у дверей ресторана «Прага», услужливо растворяемых швейцаром перед нашим вожатым.

И, собственно, поучительный момент не заставил себя долго ждать.

Давно поймавший себя на том, что мог бы органично сыграть любую из двух старушек с бульварной лавочки из пьесы Маяковского, одна из которых начинала каждую фразу словами: «Как сейчас помню, как раньше…», а другая вторила ей: «А я как раньше помню, как сейчас…», я, как сейчас, помню бутылку водки с матово серебристым заиндевевшим боком в руках Николая Робертовича, помню положение пальцев на стеклянном запотевшем цилиндре — оно было начальной стадией того жеста, которым писатель брал перо, написавшее строгими печатными буквами столько гениальных текстов, — только указательный и средний палец не могли сомкнуться с пальцем большим, так как задача на сей раз у них была другая, притом не менее серьезная… И вот эта бутылка, проделав воздушный путь с задержкой над каждой из рюмок, приближается к моей и вдруг притормаживает свое движение.

Н.Эрдман смотрит на моего отца и заикнувшемуся движению бутылки вторит мягким заиканием речи: «А ч-ч-ча-а-до водку пьет?»

Оценив деликатность классика — в том смысле, что вопрос, относящийся вроде бы ко мне, предполагал обязательное разрешение старшего, я безучастно и невинно, как Святая Цецилия, вскинул глазки в сторону люстры.

И в ту же секунду услышал характерный гаринский голос — Эраст Павлович сидел напротив меня и внимательно следил за бутылкой в руке Н.Эрдмана, поэтому наступившую было заминку тут же разрубил призывом, обращенным ко мне: «Не ханжи!»

Это мое отступление прошу рассматривать как плохо завуалированный упрек редакции в том, что она не включила в свою анкету вопрос о легализации первой рюмки.

Описанная мною история происходила на закате осеннего дня 1957 года.

И сейчас мне кажется, что 60-е наступили ровно на следующее утро.

1. Как я отношусь к тому времени, когда начал заниматься кино?

Считаю его плодотворным не только для себя. Даже если бы эти годы не дали нашему кинематографу ничего, кроме «Заставы Ильича», «Девяти дней одного года», «Андрея Рублева», «Июльского дождя», «Обыкновенного фашизма», театру — спектаклей А.Эфроса и Ю.Любимова, изобразительному искусству и музыке — авангард с плеядой таких мастеров мирового класса, как Ю.Соостер, И.Кабаков, Э.Неизвестный, В.Янкилевский, С.Губайдулина, А.Шнитке, Э.Денисов и другие, а на литературном горизонте не появились бы замечательные поэты и прозаики, не говоря о таких гигантах, как А.Солженицын и И.Бродский (который, кстати, считал свое (наше) поколение единственным реализовавшим себя за все годы после 17-го), даже в этом случае можно было бы говорить о 60-х как о времени великого искусства.

Что касается отношений с властью — они, по-моему, не могут служить ни оправданием наших сложностей и неудач, ни утешением для тех, кто готов был бы свалить на них свою творческую несостоятельность. В конце концов, именно в это время сделала свои первые и, на мой взгляд, лучшие фильмы Кира Муратова, в эти годы разворачивались и утверждались Андрей Тарковский и Отар Иоселиани, складывался уникальный талант Алексея Германа…

Н.Эрдман любил повторять: «Цензура служит к украшению изящной словесности». Изобретение обходных путей тренировало наши мускулы. К тому же этот труд был обеспечен государственным финансированием, что, как теперь мы понимаем, было моментом отнюдь немаловажным.

Кому было что сказать, тот всегда, во все времена находил возможность и форму для этого. Как тот же Н.Эрдман, вложивший в уста своего героя такие слова: «Я сейчас, дорогие товарищи, в Кремль позвоню. Прямо в Кремль. Прямо в красное сердце советской республики. Позвоню… и кого-нибудь… там изругаю по-матерному… Цыц! Все молчат, когда колосс разговаривает с колоссом. Дайте Кремль… Позовите кого-нибудь самого главного. Нет у вас? Ну, тогда передайте ему от меня, что я Маркса прочел и мне Маркс не понравился…»

2. Я не могу себя не ощущать частью того поколения, того явления, которое называется шестидесятниками.

Другим общественным инстинктам, кажется, не подвержен. Разве что грешил этим в юности как посетитель футбольных матчей.

3. Ощущаю ли время своим?

Вопрос почти интимный. У меня со временем — как с бывшим, так и с настоящим — отношения как с человеком, близким по определению, то есть порой до слез нежные, порой нестерпимо невыносимые. При этом последнее является в творческом плане не менее плодотворным, чем первое. Говорят, что Ибсен, когда жил в Италии, уравновешивал сладостные ощущения, порождаемые этой страной, тем, что держал на своем рабочем столе банку со скорпионом. Нынче мы можем специально не заботиться об этом, ибо ежедневно целые полчища «скорпионов» обступают нас со всех сторон — стоит нам выйти на улицу или нажать кнопку телевизора.

5. Адекватно ли понимает и выражает нынешнее молодое поколение свое время — это покажет будущее.

7. Мировоззрение сына, его взгляды на мир и творчество «ничуть в тупик меня не ставят». Во-первых, потому что время нынешнее провоцирует на куда более циничное отношение к жизни и к искусству, нежели это проявляют лучшие представители молодого поколения (к каковым без боязни быть уличенным в предвзятости отношу своего сына). Во-вторых, потому что взгляды всякого мыслящего и чувствующего человека не есть нечто застывшее, и мне очень интересно наблюдать за динамикой взглядов, в частности моего сына.

Меняется «весь мир вкруг человека, ужель один недвижен будет он?»

Что касается оценок искусства — вкусу сына доверяю абсолютно. Когда замечаю в проявлениях его вкуса плоды нашей работы друг над другом — горжусь этим. Его замечаний и критики жду всегда вожделенно. Надеюсь, ту же строгость и аргументированность, что он демонстрирует в оценках иных художественных явлений, он не станет занижать в оценках работ собственных.

При всем при этом убежден, что самым современным в искусстве является то, что несет в себе заряд и бремя вечных проблем.

Сейчас даже страшно подумать, что, скажем, пьеса «Ревизор» в момент ее написания и первой постановки не была «классикой», ибо никакого иного аспекта восприятия, кроме выражающего свое конкретное время, не имела. Почему эта пьеса всегда будет современной, будет пьесой и отцов, и детей? То, что до сих пор в России воруют, обманывают и берут взятки, — случайность, хотя, применительно к нашей стране, увы, неистребимая. Бессмертие гоголевскому шедевру — иначе, его современность — обеспечивает правда человеческих характеров и отношений, то есть правда типического, а значит, непреходящего в его конкретном выражении. («Эк куда хватил!» «Сыновья» посмеются над столь нерациональным пассажем, и поделом!)

8. Что такое сегодняшняя культура? Кто-то написал о Данте: «О нем не скажешь: «его время пришло» или «его время настанет», потому что его время будет всегда…» В этом смысле для меня бесконечно близким является кантор церкви св. Фомы в Лейпциге, умерший ровно двести пятьдесят лет назад. Эти же мерки позволяют мне считать «своими» Чаплина и Феллини. Восхищаюсь искусством Бастера Китона. Люблю Славу Полунина, кукольные спектакли Резо Габриадзе, его пушкинский графический цикл, который он придумывал совместно с Андреем Битовым. В этих работах — юмор, ирония, нежность, изящество и при этом высокое эмоциональное напряжение и настоящая философ-

ская глубина…

9. Относительно «массовой семейственности» в искусстве — я такого явления просто не замечал. Помню, что массовым был спорт в нашей стране, был и остается алкоголизм. А продолжение традиций в искусстве является залогом его выживания. Самый естественный случай — наследование по прямой. Разумеется, если оно органическое, добровольное и обеспечено необходимыми для этого данными — как природными, так и благоприобретенными.

10. Моральные ценности будут актуальны всегда. Потому они и ценности.

Мы можем не соотносить их специально с заповедями Христа. Однако если нравственный закон внутри нас угаснет, мы можем тихо, но решительно отползать в сторону от такой сферы, как искусство. Разве что в случае, когда «на берегу больших искусств стоял он дум великих пуст», с исповедальной честностью анализировать свою опустошенность.

11. На Западе работать вряд ли смог бы. Очень люблю почесать затылок, задуматься, сказать иногда, как русский человек, описанный Гоголем: «Черт побери все!..»

Моим друзьям известна моя постыдная привычка — не досматривать плохое кино до конца. Но в одном случае я решил сделать исключение.

Однажды — несколько лет назад — в дружеской компании обсуждался во-прос о том, кто бы хотел и мог уехать на Запад. Замечу, речь идет о времени, когда вывод: «Надо сваливать отсюда и как можно скорей» — в кругах интеллигенции можно было услышать не реже, чем Гимн Советского Союза по радио.

А недавно одна моя приятельница напомнила мне это обсуждение и мой ответ (который я, конечно, позабыл) в качестве аргументации своего выбора в пользу родины: « Это кино я должен досмотреть до конца…»

12. Когда нет возможности снимать, предпочитаю заниматься изобретением этой возможности, подготовкой к ее осуществлению. В этом плане таковой является любая осмысленная форма существования.

ИЛЬЯ ХРЖАНОВСКИЙ

1. Время, когда я пришел в кино, а точнее, прихожу — то есть настоящее время, — безусловно, плодотворно. Его особенность — смена, а скорее, подмена, а может быть, и вправду смена смысла и цены всех тех понятий, о которых было упомянуто в вопросе. Для меня героями останутся князь Мышкин, Печорин, Зилов, Онегин, дядя Ваня, Тригорин, Треплев, Платон, Сократ, Геракл, Агамемнон, Илья Муромец и Соловей-разбойник, Винни Пух и Конек-Горбунок, Карлсон и Отелло, Пушкин, Бродский, Толстые (три человека), Достоевский, Шварц, Маяковский, Хармс, Коонен, Мейерхольд, Бах (И.-С.), Шостакович, Шнитке, Моцарт, Филонов, Янкилевский, человек десять моих личных знакомых, в том числе моя жена, моя мама, мой отец, мой сын.

2. Да, ощущаю. Профессиональной общности собирателей. Я имею в виду профессию не как специальность, а как систему взаимоотношений с жизнью, прежде всего собственной. К поколенческой общности распиздяев, имитирующих тяжелые переживания по поводу своего распиздяйства и устройства современной жизни вообще, но на самом деле потерявших способность чувствовать что-либо…

3. Я считаю то время, в котором живу, настоящим временем и не испытываю иллюзий относительно того, что окажусь в каком-нибудь другом времени. Жалко только, что в моем времени и в моем поколении я не вижу таких масштабных личностей, как в поколении моего отца. Ну, например, лет двадцать назад только среди актеров — Даль, Смоктуновский, Высоцкий, Леонов, Евстигнеев, Борисов и еще десяток фамилий… Иным словом, как писал в 1904 году писатель А.П.Чехов в пьесе «Чайка»: «…Больших дарований теперь мало, зато средний артист стал значительно выше…» Очень хочется найти такого среднего артиста, который оказался бы выше, чем средний. А насчет адекватности… Для меня главная задача быть адекватным самому себе. А со временем разберемся.

4. Мой отец для меня — герой прошлого, настоящего и будущего.

6. Смущает и обязывает. Очень помогает внутренне. Как камертон. Даже когда наши с отцом взгляды на предмет искусства не совпадают и я остаюсь при своем мнении. Несовпадение чаще всего касается понятия «как», а не «что».

8. Тусовки есть. Школ и направлений я, к сожалению, не вижу ни в кино, ни в культуре. Надеюсь, что я просто плохо образован и слабо информирован о происходящем в других видах искусства. В кино мне близки даже не личности, а некоторые их произведения, например, «Рассекая волны» фон Триера, «Хрусталев, машину!» Германа, «Пола Икс» Каракса.

9. Все массовое считаю опасным и неплодотворным, особенно в сочетании со словом «искусство». Если в слове «семейственность» взять корень «семья» и предположить, что семья — то место, где происходит самый откровенный, чувственный и интеллектуальный обмен между близкими людьми, то считаю, что семейственность в искусстве может быть явлением плодотворным. В индивидуальных случаях.

10. Актуальны. И если раньше критерии всех этих понятий были весьма четкие, потому что «враг» был очевиден, то сегодня — полное смешение идеалов и ценностей заставляет как художника, так и героя современного кинематографа превратиться в сапера, использующего вместо миноискателя свою душу в попытке сохраниться в зверски запутанном, но иллюзорно ясном мире.

11. Я хотел бы работать там, где мне бы предоставляли возможность работать. Мог бы и на Западе. И на Востоке мог бы. И на Севере. И если честно — с удовольствием во всех этих частях света поработал бы. Интересно…

12. Если бы за погрузку вагонов или за работу на стройке платили столько, чтобы прокормить семью, и еще оставалось бы время, чтобы писать «в стол для вечности», то я с удовольствием предпочел бы это занятие, как уже делал это ко-роткое время в Германии. Мне кажется интереснее получать разного рода жизненный опыт, чем тренироваться в «обслуживании клиента», как называют заказчика рекламы или клипа в рекламных агентствах и продакшн-компаниях. Впрочем, я бы с удовольствием снял клип, например, ансамблю Марка Пекарского или группе «АукцЫон», но, к сожалению, опыт показывает, что, как правило, заработать деньги можно, снимая клипы лишь бездарным персонажам поп-тусовки. В рекламе больше возможностей для тренировки чисто кинематографической, особенно в случае, если клиент (заказчик), а также криэйтор из рекламного агентства не полные идиоты.

А насчет «ждать своего часа»… Его, определенно, надо ждать. Главное — его не пропустить.

Андрей Юрьевич Хржановский (род. 1939), режиссер-аниматор, сценарист, педагог

Родился в Москве. Окончил ВГИК (1962, мастерская Л.Кулешова). С 1963 года работал на киностудии «Союзмультфильм». В настоящее время возглавляет независимую Школу-студию «ШАР», где преподает режиссуру анимационного кино. Педагог ВКСР. Призер международных кинофестивалей. Лауреат Государственной премии СССР (1985, за кинотрилогию о Пушкине), лауреат премии «Ника» (1995, за фильм «Лев с седой бородой»), лауреат Государственной премии РФ (1998).

Фильмография

«Жил-был Козявин» (1966), «Стеклянная гармоника» (1966), «Шкаф» (1971), «Бабочка» (1972), «В мире басен» (1973), «День чудесный» (1975), «Дом, который построил Джек» (1976), «Чудеса в решете» (1976), «Я к Вам лечу воспоминаньем» (1977), «И с Вами снова я» (1980), «Осень» (1982), «Королевский бутерброд» (1985), «Любимое мое время», новая редакция пушкинской трилогии (1987), «Пейзаж с можжевельником» (1987), «Школа изящных искусств» (1987-1991), «Лев с седой бородой» (1994-1995), «Олег Каган. Жизнь после жизни» (1997, док.), «Долгое путешествие» (1997), «Колыбельная для сверчка» (1999, док., видео), «Давай улетим!..» (1999).

Илья Андреевич Хржановский (род. 1975), режиссер, сценарист

Родился в Москве. В 1992-1993 годы учился в Боннской академии художеств. Окончил режиссерский факультет ВГИКа (1998, мастерская М.Хуциева). Поставил спектакль «То, что чувствую» (премьера на фестивале «Кукарт», Петергоф, 1997). Участник и призер международных кинофорумов студенческих и первых фильмов.

Фильмография

«Выходец из метро» (1993), актер; «Остановка» (1998, учебная работа, к/м), режиссер, автор сценария.