Елена и Максим Стишовы: Отцы и дети. Дочки‒матери

ЕЛЕНА СТИШОВА

1. Мое время — былинные 60-е — было разным. В самый пик либерализации арестовали группу Краснопевцева с истфака МГУ и всем дали сроки, хотя ребята по своим идейным убеждениям были марксистами-ленинцами и мечтали о восстановлении ленинских норм — лидеры оттепели выступали именно под этим лозунгом.

Лично я вовсе не была любимицей времени, не пила эту благодать глубокими глотками, как делали более зрелые мои ныне знаменитые и авторитетные ровесники. Вообще, скорее, была свидетелем, чем активным участником. Я не выбирала эту позицию, она сложилась сама собой, а я не противилась. Так вот, свидетельствую: время было плодотворным во всех смыслах. При том, что демократических свобод в истинном понимании не было, была мощная иллюзия их присутствия, подогреваемая хрущевским «реабилитансом». За всю советскую и постсоветскую историю страны власть не сделала ничего похожего по силе и глубине гуманистического воздействия. Это по поводу отношения к власти: она была «хорошей», с положительным знаком, хотя одной рукой творила добро, а другой продолжала вершить зло.

Однако общественный подъем мало бы что значил, если бы не наша внутренняя установка, вмененная всеми воспитательными институциями, — установка на социализацию, на гражданское служение. Оттепель актуализировала эти наши онтологические, можно сказать, черты. Разумеется, карьеризм, прагматизм, цинизм — все это имело место, но такое надо было держать при себе. Тогдашний кодекс политкорректности не принимал подобное мировоззрение.

2. Про поколенческую общность см. ответ на вопрос 1. Что до профессиональной общности, то мне близки коллеги (независимо от возраста), исповедующие гуманистический дискурс культуры и искусства.

3. Считаю, что время воспринимаю адекватно, то есть вижу его разрушительные и богоборческие интенции, его нравственную невменяемость. Время не мое, несмотря на то что оно мне много дало — свободу передвижения в мировом пространстве, новые возможности для профессиональной реализации. Все равно время — чужое.

5. Поколение моего сына пока что не может философски осмыслить свое время да и не пытается этого сделать. Некогда. Их время уходит на то, чтобы занять свою нишу, окопаться в ней и закрепить за собой. Их адекватность состоит в том, чтобы, отталкиваясь от идеалистического опыта отцов (этот опыт их только раздражает), утвердиться в своем прагматизме как единственно возможной в наше время житейской позиции.

7. Сын для меня своего рода медиатор: он транслирует мне опыт своего поколения, точнее, своей группы — теперь это называется «тусовка». С интересом слушаю, думаю об этом, учусь. Он научил меня воспринимать жанровое кино, он умерил мои снобистские амбиции. Думаю, позитивное качество нового поколения — их уважение к труду друг друга и к продукту этого труда, независимо от его достоинств по счету искусства. Отсутствие иллюзий и установка на продукцию-коммерцию им помогает: меньше разочарований и нет нашего комплекса вечных отличников, готовых застрелиться, если тебе поставили «четыре».

Прагматизм как мировоззрение меня не устраивает. Мой организм отравлен шестидесятническим идеализмом, о чем я ничуть не жалею. Так к Богу ближе.

8. «Мое кино» — это по-прежнему авторское кино. Его удельный вес в мировом кинематографе уменьшается, но на мой век хватит. В культуре же много чего интересного: хотя бы современные французские философы, открывшие нам замечательные аналитические стратегии и методики для исследования родимого культурного процесса.

9. Семейственность — это не хорошо и не плохо. Это естественно.

10. Более чем актуальны. Мы уже потихоньку начинаем двигаться в эту сторону, выходим с территории «по ту сторону добра и зла», где явно задержались. Но что поделаешь, этот этап тоже надо было пройти, видимо, опыт абсолютного зла неминуем. Во всяком случае, то был, если хотите, момент истины. Многолетнее вранье о добре материализовалось в зле, каковым это «добро» на самом деле являлось (вспомните Оруэлла, его роман-антиутопию «1984»). Но вот беда — зло заразительно, оно легко переходит в эпидемию, даже в пандемию (в отличие от добра). Это проблема для отечественного кино. Ибо экранный мир его (в молодом кино) практически однополярен: его населяют сплошь Плохие, а зрителю приходится выбирать, кто из Плохих лучше. И он выбирает, конечно же, Данилу Багрова.

11. Вопрос, наверное, не для меня, но все-таки отвечу. На Западе работать не хочу, однако работа там дает большой и плодотворный опыт каждому. Прежде всего, опыт одиночества. Это школа жизни, чем-то схожая с тюрьмой. Научает трезво относиться к себе, к своим возможностям, чувствовать границы собственного «я», дисциплинирует и повышает производительность. За счет высоких технологий и общей скорости жизни.

МАКСИМ СТИШОВ

1. Да, конечно, время было очень плодотворным. Хотя, как оказалось, мы его несколько переоценивали. Мы думали, что перед нами открываются самые радужные перспективы, что возможности у нас гигантские. Но выяснилось, что это не совсем так, был очень долгий период, когда казалось, что кино вообще уже никогда не будет сниматься в этой стране. Потом начался новый подъем, но примерно два года назад эта эпоха тоже закончилась. Сейчас мы на перепутье, но у меня есть ощущение, что процесс пошел и в течение ближайших пяти лет все более или менее нормализуется.

2. Я, безусловно, ощущаю принадлежность к профессиональной общности, к профессиональной среде. К поколенческой? Да, сейчас думаю, что да. Другое дело, что наше так называемое поколение объединяет людей разного возраста. Так уж сложилось, что мы все немножко перемешались. Я, в принципе, легко могу найти общий язык с человеком на тридцать лет старше меня и не найти его с теми, кто на пару лет меня старше или моложе. Если говорить об отличительных свойствах нашего поколения, то один известный немолодой режиссер, с которым я работал, сформулировал их таким образом: «То, о чем мы говорим три дня, вы решаете за пять минут». Наверное, это основное. Я не знаю, хорошо это или плохо: мы просто вынуждены быть такими «быстрыми». Очень надеюсь, что пройдет какое-то время и появится возможность остановиться, оглянуться, чуть-чуть замедлить темп бега. Но пока жизнь заставляет нас быть «быстрыми». Это главное. Дальше можно говорить о том, что мы приземленные, больше думаем о деньгах, чем люди предыдущего поколения. Но на самом деле они тоже думали о деньгах, но в другом контексте. Финансовый вопрос существовал всегда, только он был связан с гонорарами, с прокатными категориями и т.п. Сейчас он элементарно связан с тем, чтобы найти деньги на фильм. Нет уже никаких дядь, которые раз в три года выделяют тебе определенную сумму и ты должен ее освоить, что-то снять, а что потом будет с твоей картиной, никого не интересует. Это время прошло.

3. Да, конечно, я считаю наше время своим, потому что другого времени у меня не будет. Хорошее оно или плохое — это уже другой вопрос. А «считаю ли себя адекватным времени?» — скорее всего, да. Но если говорить о работах, наверное, другие должны определять, насколько я адекватен.

4. Как можно собственных родителей не считать современниками? Это значит подкладывать под себя самого мину замедленного действия: пройдет совсем немного времени, твои собственные дети подрастут и сбросят тебя с корабля современности, а этого очень не хочется. Поэтому, безусловно, мы все существуем в одном пространстве и времени. У нас разные ощущения от происходящего, разные цели и задачи, но, конечно, мы все — современники.

6. На каком-то этапе, может быть, помогало, но сейчас я не могу ни один из упомянутых вами глаголов употребить. То, что моя мама — известный критик, мне не помогает, не мешает и не смущает. Я как-то параллельно существую. Может быть, мне в каком-то смысле проще, чем другим, в каком-то смысле сложнее. Но, во всяком случае, я не могу сказать, что испытываю на себе ее влияние.

8. «Мое кино» — это, безусловно, сюжетное кино, которое рассказывает истории, но тем не менее я люблю, когда помимо истории, пусть интересно рассказанной, в фильме есть еще что-то. Скажем, моя любимая картина «Однажды в Америке» сделана на стыке коммерческого кинематографа и арт-хауса. Если удается соединить эти вещи, что на самом деле безумно сложно — тот же Серджо Леоне очень долго к этому шел, — то получается кино, которое я люблю. Что касается авторитетов, кумиров… В отечественном кинематографе у меня их нет, я не могу назвать имена и фамилии. А так вообще я достаточно банален: люблю американский кинематограф, и чем дальше, тем больше. К сожалению, с европейским кино у меня отношения в последнее время не складываются.

9. Семейственность — абсолютно нормальное явление. Его нельзя назвать ни плодотворным, ни негативным. Если у детей что-то получается, то это хорошо. Если не получается — плохо. А ставить на человеке клеймо, говорить: «он чей-то сынок или чья-то дочка» — я считаю абсолютно неправильным. И я знаю многих весьма достойных людей, которым очень тяжело из-за того, что их работу постоянно сравнивают с творчеством их родителей. Приходится все время доказывать, что ты не какое-то прилагательное, а самостоятельная творческая единица.

10. Такие понятия, как «герой», «моральные ценности», для моего кино безусловно актуальны — особенно для сериалов. Оппозиционность власти — нет. Это прерогатива журналистики.

11. Я немножко работал — в Америке поставил свою пьесу на английском языке с американскими актерами, занимался рекламой. Это очень интересный опыт. Есть кое-какие новые проекты, связанные с Америкой, надеюсь, они реализуются.

12. Я существую по принципу «здесь и теперь». Писать для вечности, особенно сценарии, по-моему, не очень продуктивно.

Елена Михайловна Стишова, критик

Родилась в Москве. Окончила филологический факультет МГУ имени Ломоносова. В кинокритику пришла в начале 70-х, когда журнал «Советский экран» выходил тиражом 6 миллионов экземпляров. С 1 января 1975 года и по сей день работает в «Искусстве кино». Автор двух книг и множества статей и рецензий по отечественному кино. Ведет мастер-класс на киноведческом факультете ВГИКа.

Максим Владимирович Стишов (род. 1968), сценарист, прозаик, драматург

Родился в Москве. Окончил сценарный факультет ВГИКа (1990, мастерская О.Агишева и В.Туляковой). Лауреат российско-германской премии имени С.М.Эйзенштейна «За лучший сценарий» (1993, «Последнее дело майора Шарашкина»).

Фильмография

«Мелодрама с покушением на убийство» (1992), соавтор сценария, «Мелочи жизни» (1992-1995, телесериал), соавтор сценария, «Самозванцы» (1997-1998, телесериал), соавтор сценария, «Хорошие и плохие» (1999), соавтор сценария, «С новым счастьем!..» (1999), соавтор сценария, «Затворник» (1999), автор сценария.

Публикации

«Владеть оружием», сценарий (журнал «Советский экран», 1989), «Миша и Боря», пьеса (изд-во ВААП, 1991), «Окончательные итоги», повесть (журнал «Грани», 1991), «Моя сладкая девочка», повесть (журнал «Мы», 1992), «Ален Делон говорит по-французски», повесть (журнал «Мы», 1992), «Мелочи жизни», телероман (изд-во «Дрофа», 1995), «Мелочи жизни-2», телероман (изд-во «Дрофа», 1994), «Тринадцать нот смерти», роман (журнал «Мы», 1996; «Детективы СМ», 1997), «Фанатик», повести (изд-во ЭКСМО, 1997; 2-е изд. — 1998).

Постановки

Open House, пьеса (Better World Galleria. Сан-Диего, Калифорния, США, 1996; The JJC Streisand Festival of New Jewish Plays. Сан-Диего, 1997).