Владимир и Илья Хотиненко: Отцы и дети. Дочки‒матери

ВЛАДИМИР ХОТИНЕНКО

1. Время, когда я пришел в кино, было чрезвычайно плодотворным, и сегодня это очевидно. Эпоха застоя напоминала паровой котел. Как устроен паровой котел? В нем накапливается давление, оно приводит в движение механизм. Тогда было давление — механизм двигался. Сейчас клапаны открыли, пар выпустили, часть в гудок ушла, как известно, и механизм не работает. Нужно ли опять нагнетать давление? Не знаю, может, это и не единственный рецепт, но Россия все-таки очень специфическая страна.

Так что то время — конец 70-х, когда я учился на Высших режиссерских курсах, — было чертовски, фантастически интересным. И общий культурный фон был совсем другим. Он был культурным! Возможно, в чем-то и ограниченным, но когда мы попадали в зал, где вот сейчас будут показывать картину Антониони или Феллини, Бергмана или Бертолуччи, мы испытывали трепет, адекватной замены которому не нашлось. Я вообще думаю, что доступность всего, абсолютно всего, как и вседозволенность, — это не очень хорошо. У человека должны быть какие-то ограничения. Они и в самом деле есть: ведь с крыши не всякий пойдет прыгать, потому что знает — летать он не умеет.

2. Я снимал в глубоко застойные, в перестроечные и в постперестроечные времена, но особой поколенческой общности как-то не чувствовал. А вот, например, такое мероприятие, как Кинофорум молодых, который мы сейчас хотим возродить, всякий раз давало мне это ощущение. Кинофорум — грандиозное мероприятие, уникальное, в хорошем смысле незрелое; это была своего рода резервация, где можно было реально увидеть и услышать, чем живет и дышит молодое поколение. Я себя к молодым уже не отношу, но надеюсь, что когда-нибудь это чувство общности ко мне вернется.

3. Это болевой вопрос современности. Сегодня мало людей, готовых назвать время «своим», разве что какие-нибудь рисковые ребята, которым чем экстремальнее, тем лучше. Но, вообще, время сейчас ничье. Когда мы начинали, мир был собранным механизмом, и мы могли видеть, как он работает. Сейчас мир разобран. И когда его соберут, соберут ли и какие запчасти останутся, неизвестно. Так что я не чувствую это время своим. Другое дело, что у меня нет ни малейших претензий к нему. Время как погода, оно какое есть, такое есть. И надо к нему приноравливаться.

5. У меня есть и сын, и дочь. Дочь, так сложились обстоятельства, живет в Америке, только что поступила в колледж — абсолютно самостоятельно — и хочет быть аниматором. Мне это нравится. Она девочка современная, мужественная, умница, ну а дальше посмотрим. Что касается сына, то он уже взрослый, хотя все равно для меня — ребенок. Нас связывают родственные чувства, но в принципе он совсем другой человек. Насколько он адекватен времени — не знаю. Если судить по реакции на его фильмы, выходит, пока что не очень. Но есть две формы существования художника: можно петь в хоре, даже будучи солистом, а можно существовать отдельно. Я привык ценить эту форму «отдельного» существования, потому что с малолетства убежден: большинство всегда не право.

Я ценю самостоятельную точку зрения на всякий предмет. Что будет дальше — время покажет; если у сына хватит мужества — будет стоять на своем, не хватит — пойдет на компромисс, станет конформистом. Он уже взрослый, и я не могу на него повлиять. Могу лишь попытаться чем-то помочь, но влияния моего на него никакого нет. Даже если он вдруг скажет, что есть, я точно знаю, что нет.

7. Как дети реагируют на мое кино? Знаете, в чем проблема даже Сочинского фестиваля? Мы все друг друга знаем. Существует «коррумпированность дружбой», и с этим ничего не поделаешь, это не вынесешь за скобки. А уж в семье тем более. Мы и так редко видимся — стоит ли тратить время на выяснение творческих отношений? На словах между мной и сыном существует понимание, хотя особых восторгов нет, что-то нравится, что-то не нравится… Дочка хочет, чтобы у нее дома были мои картины. Илье я что-то показываю, делюсь с ним своими планами.

8. «Кумиры» — слово, которое мне в принципе чуждо. Но ориентиры, безусловно, есть. Я люблю талантливых людей и лишен чувства зависти, не то чтобы напрочь, но, во всяком случае, если человек делает то, что я не умею, это мне сразу нравится. Это — «мое кино». А то, что я сам умею, мне неинтересно. Я вот не могу сказать, что Ларс фон Триер снимает кино, которое мне близко. Больше того, мне оно кажется бессмысленным, но то, как он это делает, с каким шиком, как невероятно сложно, приводит меня в восторг.

9. Да когда как. Я, например, очень не хотел, чтобы Илья занимался кинематографом. Он вопреки мне выбрал эту стезю и хотя закончил мою мастерскую (платно, за деньги, слава Богу, я в этом смысле чист), я и сейчас чувствую, что был прав. С дочкой все проще, потому что она живет в другой стране, она сама себя создавала в условиях, для маленькой девочки очень жестоких, и к выбору профессии подходит, надеюсь, рационально. Так что семейственность — это не плохо и не хорошо. С одной стороны, это довольно естественно. Потому что человек воспитывается в определенной среде, и нормально, что его потом туда тянет. Если ребенок растет в семье садовода и наблюдает, как вырастают веточки, деревья, цветы, что плохого, если он тоже хочет всем этим заниматься?

Или, допустим, ребенок живет в семье сталеваров, его с детства водили на завод, он видел, как льется сталь, разбрасывая искры, ему понравилось, и он тоже стал сталеваром. Помните, в прежние времена, такие рабочие династии очень даже приветствовались. В искусстве это тоже нормально. Конечно, раз на раз не приходится, но есть и замечательные, положительные примеры. Поэтому я не думаю, что семейственности нужно придавать какое-то значение. Понятно, что она вызывает интерес, но это просто в силу публичности нашей профессии.

ИЛЬЯ ХОТИНЕНКО

1. Время было крайне неплодотворным. Я считаю, что последние лет тридцать в кино происходит полный развал. Никакой идеи, ничего путного. Мне кажется, сейчас наступает эпоха нового кинематографа. Я хочу принимать в этом участие. Нужно перестраивать всю конструкцию. Менять смысл кинематографа как такового. Ведь кино на самом деле является очень сильным орудием власти. Оно способно материализовать какие-то идеи, поднимать дух людей на те или иные свершения. Я сейчас планирую снять картину, которая будет называться «Байкало-Амурская магистраль». Патриотический фильм про то, что если мы хотим жить в хорошей стране, богато и достойно, то надо строить, а не разговаривать об этом. Ведь раньше великолепные железные дороги, которые проложены в никуда, строились с невероятным энтузиазмом. Сейчас такого не наблюдается. Мне кажется, должна быть тенденция к возрождению этого.

2. Вряд ли. Скажем, в разряд клипмейкеров и рекламщиков я не попадаю, я не снял ни одного клипа, ни одной рекламы. К поколению новых русских режиссеров я тоже не принадлежу, и меня это, скорее, радует. А, вообще, поколение моих сокурсников, режиссеров, дебютировавших в прошлом и позапрошлом году, состоит из людей очень разных. Сейчас мы хотим организовать Союз молодых кинематографистов — официально объединиться. Но это будет социальное объединение. А духовной общности у нас нет, у всех разные настроения, взгляды, понятия…

3. Наверное, да. Если мы запустимся с фильмом «БАМ», я объявлю, что началось «наше время». Кино должно стать тоталитарным.

4. Отец однозначно мой современник. У нас очень небольшая разница в возрасте, когда я родился, ему было двадцать лет. Несколько лет назад он еще считался молодым кинематографистом.

6. Авторитет его мне, естественно, всячески помогает. То есть мне проще с вопросами пиара, не надо себя раскручивать. В этом есть плюс, и продюсерам это нравится. Ну а мешает то, что ответственность увеличивается. Мне, например, стыдно делать пошлое кино. Какие из отцовских фильмов мне не близки? Да я все их понимаю. Я же отца хорошо знаю и всегда понимаю, что он хочет. Даже если публика реагирует не так, я понимаю, к чему он стремился. Мой любимый фильм — «Макаров», это суперкино, суровое, и Маковецкий гениальный…

8. Думаю, никаких ориентиров не существует. Я смотрю очень мало фильмов, и в основном картины, не имеющие никакого отношения к тому, что я делаю. Радует всевозможный Голливуд, сумасшедшие поделки типа «Миссия на Марс» — чтобы купить попкорн и смотреть для развлечения. Остальное на данном этапе мне неинтересно. Я разочаровался в европейском кинематографе; арт-кино — набор интеллектуального мусора, какой-то элитарный клуб, мне это не близко.

9. Бывают разные случаи, и плодотворные, и неплодотворные… Хотя вот если отец работает у станка, точит болты и сын его приходит туда же — это называется «трудовая династия». Я думаю, в кино должно быть так же. Хорошо, если я могу за ужином со своим отцом решить какие-то вопросы, он мне подскажет. Я не один, а под его крышей… Семейственность — это здорово! Тут ты гарантирован от провала, всегда обеспечен нормальный средний уровень.

Владимир Иванович Хотиненко (род. 1952), режиссер, сценарист, художник, актер, педагог

Родился в Славгороде (Алтайский край). Окончил Свердловский архитектурный институт (1976), режиссерское отделение ВКСР (1981, мастерская Н.Михалкова). В 1969-1970 годы — художник-конструктор Павлодарского тракторного завода, в 1978-1982 годы — художник-постановщик на Свердловской киностудии, с 1983-го — режиссер. Педагог ВГИКа (руководитель мастерской режиссуры игрового кино), с 1999-го ведет режиссерско-сценарную мастерскую на Высших курсах сценаристов и режиссеров (совместно с П.Финном). Президент кинофорума «Серебряный гвоздь».

Избранная фильмография

«Пять вечеров» (1978), ассистент режиссера, «Лекарство против страха» (1978), актер, «Несколько дней из жизни И.И.Обломова» (1979), асс. режиссера, «Гонка с преследованием» (1979), художник-постановщик, «Голос дракона в бездонном море» (1980, к/м, диплом), «Родня» (1981), асс. режиссера, актер, «Один и без оружия» (1984), режиссер, «В стреляющей глуши» (1987), режиссер, «Зеркало для героя» (1987), режиссер, «СВ. Спальный вагон» (1989), режиссер, актер, «Рой» (1990), автор сценария, режиссер, «Патриотическая комедия» (1992), автор сценария, режиссер, «Макаров» (1993), режиссер, продюсер, «Мусульманин» (1995), режиссер, продюсер, «Дорога» (альманах «Прибытие поезда», 1995), режиссер, актер, сопродюсер, «Мы дети твои, Москва» (1997), режиссер, «Страстной бульвар» (1999), режиссер, продюсер.

Илья Владимирович Хотиненко (род. 1972), режиссер, сценарист, оператор, продюсер, актер

Родился в Свердловске (Екатеринбург). Окончил режиссерский факультет ВГИКа (1999, мастерская В.Хотиненко). Работал в кино в качестве ассистента режиссера по специальным поручениям.

Фильмография

«Почему ты меня любишь?» (1998, муз. к/м), автор сценария, режиссер, оператор, «Новости» (1999), автор сценария, режиссер, актер, сопродюсер, «Лицо французской национальности» (2000), режиссер, актер.