На западном фронте без перемен

История кинобизнеса в России последних лет — во многом история обманутых надежд и ожиданий. Как и вся страна, кинопроизводство переживает кризис за кризисом, но постепенно так или иначе у нас формируется продюсерская модель кинематографа. Одним из самых видных игроков на этом поле является компания «НТВ-ПРОФИТ», представившая в этом году на сочинском «Кинотавре» семь картин. Все эти фильмы — итог осуществления задуманного некогда холдингом «Медиа-Мост», куда входит «НТВ-ПРОФИТ», грандиозного плана по расширению отечественного киновидеопроизводства. Сегодня холдинг переживает сложные времена, не ясно, будут ли его планы иметь продолжение, но опыт, накопленный компанией, бесценен.

Мы предлагаем вниманию читателей беседу с Игорем Толстуновым — генеральным директором «НТВ-ПРОФИТ», продюсерской компании, деятельность которой во многом изменила облик российского жанрового кино, возведя массовый, коммерческий продукт на новый уровень технологии и качества.

«Искусство кино». На «Кинотавре»-2000 состоялся своеобразный бенефис компании «НТВ-ПРОФИТ» — «Восток — Запад» Режиса Варнье, «Поклонник» Николая Лебедева, «Лунный папа» Бахтиера Худойназарова, «Русский бунт» Александра Прошкина, «Женщин обижать не рекомендуется» Валерия Ахадова, «Затворник» Егора Кончаловского, «24 часа» Александра Атанесяна. Зрелище впечатляет. Мы увидели нечто вроде «малого Голливуда»: тут есть и историческая драма, и хоррор, и арт-кино, есть костюмная экранизация, мелодрама, триллер, гангстерский фильм… Похоже, вы стремились охватить все популярные жанры.

Игорь Толстунов. Да, почти все. Мы пытаемся практиковать «спектральный подход» к производству. Зритель любит разное кино, у каждого жанра есть свои поклонники. Это аксиома. Некоторые любят боевики, кто-то их терпеть не может. Кстати, криминальная продукция стоит отнюдь не на первом месте в системе зрительских предпочтений. Согласно социологическому исследованию, проведенному по нашему заказу фирмой «Дубль-Д», криминальные истории с кровью и стрельбой занимают где-то шестую-седьмую позицию в этом списке. Наибольшей популярностью пользуются комедии, лирические комедии, драмы, мелодрамы и т.д.

Если не останавливаться лишь на фильмах данного фестиваля, а взять весь каталог выпущенных нами картин, становится ясно, что мы пытаемся производить самую разнообразную продукцию. Начиная от «Трех историй» Киры Муратовой, абсолютно авторского кино, и кончая незатейливой народной комедией вроде «Сироты казанской». Мы исходим из того, что не может быть фильма, который посмотрят все. Подобное, конечно, случается, но как исключение — например «Титаник». Такой картины у нас, может, и нет, но некоторые ленты востребованы весьма широкой частью публики. Тот же «Вор» П.Чухрая, по нашим сведениям, одинаково хорошо воспринимается и мужской, и женской частью аудитории. Там есть мальчик, который замечательно «работает» на женщин (я, конечно, все очень упрощаю и утрирую), и есть Машков, который тянет на себе «мужскую», криминальную линию. Поэтому мы работаем по принципу «мамы всякие важны» и «пусть расцветает сто цветов». То есть мы не собираемся быть студией, которая специализируется на производстве, например, боевиков. Что по голливудским параметрам как раз очень нормально, потому что каждый жанр имеет свою художественную специфику и, соответственно, специфику реализации. Хорошо, конечно, иметь персонал, начиная от авторов и кончая продюсерами, который специализируется на данном жанре и шарашит свои три-четыре фильма в год, как какое-нибудь подразделение «Парамаунта». Но наша задача другая. Мы понимаем, что российский зритель не может быть накормлен одними триллерами. Должно быть разное кино хорошего качества. У нас в загашничке есть сейчас две молодежные истории, абсолютно не криминальные. Есть одна криминальная, но очень веселая… Пять фильмов, уже готовых к производству, относятся к верхней части списка жанровых предпочтений: две комедии — лирическая и эксцентрическая, один чистый боевик, мелодрама, замешенная на криминале, историческое фэнтези по роману М.Семеновой «Волкодав»… В этом ряду нет, к сожалению, добротной, серьезной драмы, но я уверен, что рано или поздно она появится.

«ИК». Похоже, что в своей продюсерской деятельности вы ориентируетесь в первую очередь на опыт Голливуда. По слухам, вам очень понравилась публикация в нашем журнале книги Нила Гэблера «Собственная империя» о том, как был изобретен Голливуд. Вы даже сказали, что заставите всех своих сотрудников ее прочитать…

И.Толстунов. Мы все и читали. Я считаю, что это вообще нужно прочесть каждому, кто работает в кинематографе, чтобы разобраться в базовых взаимоотношениях режиссера и продюсера. У нас десятилетиями генетически складывался приоритет режиссера. У американцев совершенно иной опыт. Помимо массы важных фактических сведений для меня самое главное в этой книге — абсолютно четкое понимание, что именно американские продюсеры придумали художественное кино. До них существовали заснятые спектакли, цирк, аттракцион… Они первые решили: давайте создадим уважаемое искусство.

Сегодня происходит почти то же самое. Мы, конечно, не можем замахнуться на такую грандиозную придумку, как Голливуд, но кто-то должен сконцентрировать усилия и создать в России качественное зрительское кино.

«ИК». В последние годы было предпринято несколько попыток такого рода. Выпускались пакеты фильмов с целью привлечь разные категории зрителей. Была акция «Пойдем в кино!» на «Мосфильме». Был опыт создания молодежного малобюджетного кино на Киностудии Горького. Чем отличается ваша программа, учитесь ли вы на чужих ошибках?

И.Толстунов. Пакет — это нечто законченное. «Мосфильм» снял восемь фильмов и выпустил их практически одновременно. Мы не распределяем свою продукцию на пакеты, и то, что на фестивале собралось сразу семь наших лент, — в известной мере случайность. Все эти картины запускались в 1997-1998 годы как начало обширнейшей программы, направленной на увеличение отечественного кинопроизводства. Компании, входящие в холдинг «Медиа-Мост» — я имею в виду нашу компанию «НТВ-ПРОФИТ» и «Кино-Мост» В.Досталя, — должны были вместе выпускать 25-30 фильмов в год с последующим увеличением их числа. Такое вот тотальное производство под сеть кинотеатров, которая тоже была запланирована — больше ста кинотеатров, свыше пятисот залов. Это была серьезнейшая программа, экономически обеспеченная. Но случился кризис, все рухнуло, приоритеты, естественно, поменялись.

Поэтому нынешний наш пакет сложился невольно. Можно просто сказать, что на фестивале было показано несколько наших фильмов. И о них в принципе можно говорить не как о законченном пакете, а как о части некоей программы. И выпускать мы их будем не сразу, а последовательно, поскольку правильно выпустить одновременно семь картин (да даже две) — это огромная проблема. Мы ведь стараемся каждый наш фильм поддерживать на выходе рекламной кампанией, пиаровской работой, созданием сайта в Интернете и т.д.

Что касается чужих ошибок, их трудно анализировать, потому что программа всякий раз оказывалась незавершенной по каким-то внешним причинам. Если бы Киностудия Горького продолжила свой малобюджетный проект, можно было бы более точно понять, правильно она действовала или нет. Часть фильмов вышла и за счет видео вроде бы окупилась, как говорят, потом что-то обрубилось. Непонятно. С художественной точки зрения я бы не стал их продукцию рассматривать всерьез. Это был абсолютно коммерческий проект: существовал рынок видео, сто-двести тысяч можно было вернуть. Вернули или нет, я не знаю. Результаты не проанализированы. Да и видеорынок существенно изменился. Кроме того, сам пакет, как оказалось, не закончен: картина А.Митрофанова «Не хватайте скорпиона за уши» все еще не готова.

Мы, конечно, анализируем выход каждого русского фильма. И не только русского, особенно если картина пользуется успехом. Но прелесть дела, которым мы занимаемся, в том, что здесь невозможно ничего скопировать. Кино делают живые люди со своими мозгами, со своим талантом, со своим взглядом на мир. Какие у нас были успешные фильмы? «Сибирский цирюльник»? Чтобы снять «Сибирского цирюльника», надо было иметь такой же бюджет и Никиту Михалкова в качестве режиссера. Поэтому обсуждать, можем ли мы сделать нечто подобное, довольно бессмысленно. Это как в анекдоте про чекиста, которого засылают во Францию: «Вам дадут фабрику, вы будете крупным бизнесменом, обедать будете в «Георге VI». Пароль: к вам подойдет человек с букетом красных гвоздик и скажет, что делать». На следующий день его вызывают: «Обстоятельства изменились. Поедете в Уругвай, будете бомжом. Пароль прежний». Так что «пароль прежний» — все зависит от обстоятельств. Но мы, конечно, анализируем ситуацию. Нам интересно, почему успех у «Цирюльника», почему успех у «Брата», почему успех у «Особенностей национальной рыбалки» и почему неуспех у других известных проектов, в том числе и наших.

«ИК». Как вы объясняете, что критика, по крайней мере на «Кинотавре», так болезненно реагирует на обилие фильмов криминального жанра? Говорят даже, что это не «Кинотавр», а «Кримитавр» — фестиваль криминального кино студии «НТВ-ПРОФИТ»…

И.Толстунов. Это вопрос, что называется, к устроителям. Из семи фильмов, представленных нами на фестивале, криминальных только два. Но почему-то нам приписывают и «Чек», и «Брата-2». Это, конечно, приятно: есть ощущение, будто все, что снимается, снимается нами. Но это не так.

Что же касается криминальных сюжетов, то экстремальные ситуации всегда привлекают и самих кинематографистов, и зрителей, которым интересно это смотреть. А если критике не нравится — это другой вопрос. Тут нужно договориться: мы снимаем кино для зрителей, это принципиальная позиция. Если фильм к тому же имеет успех у критики, замечательно. Но это бывает не часто.

Критик приезжает на фестиваль, ему показывают коммерческое кино, и он приходит в замешательство. Это кино предназначено не для фестивального просмотра, то есть не для зала внутри, а для зала снаружи, для показа на площади. Вы бы видели, что происходило на площади перед Зимним театром во время демонстрации фильма «24 часа»! Душа радуется. Во-первых, народу тьма. Вечер, поздно, машины ездят, цыганский табор поет. А люди сидят и смотрят, никто не уходит. Во-вторых, адресность фильма «24 часа» мы определяли так: кино для мужчин, условно говоря, от пяти до пятидесяти. И мы никак не предполагали, что оно будет интересно также и женщинам. Я сам видел: сидели женщины средних лет, и по репликам, которыми они обменивались, было ясно, что они внутри этой истории, они начинают переживать, во что-то «въезжать». Если бы им не нужен был этот фильм, ушли бы давно, тем более что у многих из них дома дела и за билеты они не платили…

«ИК». Как вы определяете состав предполагаемой аудитории? Вы практикуете у себя тест-просмотры?

И.Толстунов. Дело в том, что у нас нет методологии тест-просмотров. Мы ее сейчас разрабатываем. Случайно собранный зал — не показатель. Тест-просмотр — это социологическое исследование, правильно подобранная аудитория, правильно составленные вопросы и правильно проанализированный результат. А «понравилось — не понравилось» — это дилетантизм. Мы устраивали тест-просмотр для фильма Романа Балаяна «Две луны, три солнца». Получили в целом положительный результат: 50-60 процентов высказались «за». Но какой это зритель? Среднего и старшего возраста. Эти люди посмотрят фильм в лучшем случае по телевидению (так и получилось, рейтинг телепоказа был неплохой). Но это не тот зритель, который ходит в кинотеатры и покупает картины на видео. Публике, которая является реальным потребителем, картина Балаяна неинтересна. Хорошо это или плохо, но это реальность. Наверное, нужно делать фильмы и для старшего возраста, но это благотворительная задача. У нас нет пенсионеров, доходы которых позволяют им ходить в кино. Кинотеатры устраивают показы с символической ценой за билет от рубля до трех, но нам они денег не дают.

«ИК». И все-таки вам удается каким-то образом зарабатывать?

И.Толстунов. Мы зарабатываем, конечно, но фильмы не окупаем, как и все остальные компании, по моему глубокому убеждению. Мы продаем потихоньку наши картины, которых накопилось уже довольно много. От них какие-то денежки капают, и это дает возможность покрывать процентов 15-20 наших затрат. Все остальное — деньги внешние и новые, то есть деньги «Медиа-Моста», который является основным инвестором нашей продукция. В каких-то проектах используются частные инвестиции, в каких-то участвуют студии-партнеры — Киностудия Горького, например, или Ялтинская киностудия… Может быть, один или два проекта мы будем осуществлять совместно с Госкино, или как это теперь называется — департаментом кино Министерства культуры.

Должен сказать, что при производстве подавляющей части наших фильмов мы не пользовались государственной поддержкой. Точнее, пользовались всего дважды — для «Русского бунта» и отчасти для «Вора». Еще была «Мама», но в этом случае деньги у государства брали не мы, а наши партнеры. Сейчас ситуация осложнилась, и мы хотели бы сотрудничать с государством, но на нормальных условиях, которые можно сформулировать так: «Мы даем деньги, и вы даете деньги». Такое, когда мы даем деньги, а нам дают обещания, нам уже поднадоело. Мы на «Русском бунте» этого вот так нахлебались.

«ИК». Ваша компания принимает участие в строительстве современных кинотеатров, в частности, мультиплекса «Октябрь»?

И.Толстунов. Реконструкцию кинотеатра «Октябрь» осуществляет наш холдинг на паях с городом.

«ИК». Вы долго не выпускали картины, приберегая их к открытию мультиплекса, которое откладывается уже в течение года. Вы что-то потеряли на этом?

И.Толстунов. Конечно, потеряли. По не зависящим ни от нас, ни от строителей причинам с открытием мультиплекса получилось, как с задержкой рейса: никто не говорит вам, когда точно вы улетите, все время говорят: «Рейс откладывается». «Октябрь» должен был открыться в октябре прошлого года. Он, как известно, не открылся. Потом было так: октябрь, декабрь, март, потом апрель… Мы сказали: в таком случае выпускаем в прокат «Восток — Запад» и «Лунного папу» — две картины, одна из которых номинирована на «Оскар», а другая прошла уже по всей Европе. Дольше держать их бессмысленно. «Октябрь» не открылся ни в апреле, ни в сентябре, когда мы выпустили «Русский бунт». И каждый месяц будем выпускать в прокат по картине. Логики здесь не много, но так лучше.

«ИК». Сейчас часто говорят о том, что отечественное кино утратило связь с реальностью. Являетесь ли вы как продюсер сторонником реализма в кино?

И.Толстунов. Тут нужно договориться о терминах. В принципе, если понимать под реализмом «жизнь в формах самой жизни», то я считаю, что для кино это неправильно. Потому что, как мне представляется, зрителям нужна чуть-чуть сказка. Среда может быть реальной, как, например, в картине «Женщин обижать не рекомендуется». Здесь, в отличие от «24-х часов», мы не выискивали специальные интерьеры (там они тоже реальные, но специально отобранные в соответствии с общей стилистикой фильма), мы снимали все как есть: вот школа, вот дорожка, вот трамвай, вот офис — без затей. Но история сама абсолютно сказочная. Потому что если этого нет, зрители, боюсь, каких-то эмоций недополучат. Ведь в жизни мы многого лишены. В фильме «Женщин обижать не рекомендуется» герои милые и симпатичные, каких в жизни редко встретишь, но зрители будут счастливы, что у них все так славно и хорошо. К тому же определенная часть женской аудитории, поглядев картину, решит, что не все потеряно. Вот героиня В.Глаголевой — не такая уж молодая и не красавица, а какого мужика отхватила! «Если у нее получилось, то, может, и у меня получится!» Нормально? Нормально!

Говоря пафосно, мы дарим зрителю надежду. А если бы мы сняли картину о том, как простая учительница, получив наследство, стала какой-нибудь сволочью, или о том, как ее обманули (судоходными компаниями просто так ведь никто не разбрасывается), — кому это было бы интересно? Если припомнить самые популярные фильмы советского кино, это тоже все сказки. Мы говорим о фильмах, которые смотрит массовый зритель. Элитарное кино, условно говоря, кино Германа и Сокурова имеет свою аудиторию, но она в десятки, в сотни раз меньше. Это данность, тут ничего не поделаешь, мы же не можем изменить мир.

«ИК». С мелодрамой более или менее ясно. А такая картина, как «24 часа»? Александр Атанесян говорил на пресс-конференции, что это вполне реальная история. В какой мере отражает она жизнь мафиозной Москвы? Или все же это фантазия?

И.Толстунов. Это, конечно, не документальное кино про бандитов. Что касается реальности истории, реально не все показанное на экране, а какие-то частности. Да, было такое, что киллер сбежал из тюрьмы; да, киллеров действительно убивают, потому что они могут вывести на заказчика. Мы все это знаем из газет, то есть знаем не изнутри. Но для того чтобы снять «Девять дней одного года», не обязательно быть физиком-атомщиком.

Думаю, в данном случае Атанесян говорил, что история реальна, потому что так бывает. Но, конечно, она придумана в смысле подачи. Да, есть бандиты, которые ездят на «Мерседесах» и живут в роскошных домах. Но они при этом бывают и еще где-то. Мы это «еще где-то» намеренно исключили. Это было сознательное стилевое решение. И судя по реакции людей, богатый антураж на экране их дополнительно привлекает.

Был когда-то замечательный фильм про бандитов «Грачи» К.Ершова. Можно даже провести какие-то параллели: банда, братья-разбойники… Но тот фильм был абсолютно реалистический. Конечно, он имеет право на существование и на зрительские симпатии, но почему бы теперь не посмотреть кино про «изящных бандитов»? Тем более что и бандиты с тех пор изменились.

«ИК». Изменились не только бандиты, но и художники. Картина «Грачи» привлекает не только материалом (хотя он тогда едва ли не впервые появился в советском кино), но авторской рефлексией этого материала. В нынешних криминальных фильмах подобного рефлексивного слоя нет.

И.Толстунов. Тут уж, как говорится, что выросло, то выросло. Безусловно, лучше, если бы получилось «Однажды в Америке», но такое случается не каждый день. И зачастую задача такая априори не ставится. Мы не намеревались всерьез исследовать социальные и нравственные аспекты криминального мира. И судить нас в этой системе координат не стоит. Задача ставилась крайне простая — снять историю, которую смотрели бы зрители. Повторяю, не критики, не кинематографисты, а зрители в массе своей. Ведь не надо забывать: картины друг друга мы смотрим с радостным ожиданием провала. И это везде так. И пресса везде такая. Другое дело, что в странах, где существует солидный кинобизнес, пресса не может себе позволить походя растоптать фильм, который делает миллионные сборы. Критикам приходится выбирать выражения и формулировки. А там, где нет правильного кинобизнеса, нет и правильной кинопрессы, нет вообще ничего правильного.

Критиков раздражает криминал в «24-х часах» и «Затворнике». А почему их не раздражает суперсказка «Женщин обижать не рекомендуется»? Говорят: «человеческое кино». Но ведь это «человеческое кино» лишь обслуживает другие человеческие потребности, другие эмоции. Вы любите фильмы ужасов, все эти «Крики-1, 2, 3»? Я, например, не люблю. Хотя все там сделано суперпрофессионально, я не хочу это переживать. Но я при этом прекрасно понимаю, что существуют люди, которым это нравится, которым это нужно, причем в огромных количествах. Значит, по логике вещей, мы обязаны это делать. Если мы говорим о кинопромышленности, мы должны производить и триллеры, и ужастики. Другое дело, что на нашей почве все это плохо растет. Наш эксперимент с «Поклонником», на мой взгляд, не самый удачный. У нас нет, во-первых, культуры производства этого жанра, а во-вторых, культуры потребления. Фредди Крюгеры и прочие монстры живут где-то там, представить их в родных декорациях — дело довольно сложное. Мы, я думаю, не скоро вернемся к жанру хоррора, хотя он все равно нужен. А вот триллеры, детективы и прочая приключенческая радость со стрельбой — тут востребованность огромная. «Брат-2» идет так, что можно с ума сойти! А уж про него можно много чего наговорить…

«ИК». «Брат-2» пользуется успехом как картина, скорее, идеологическая, нежели криминальная. Рождается вопрос об идеологии и морали жанра. В ваших картинах никакой идеологии нет, есть условность, игра, и в каком-то смысле они более безобидны.

И.Толстунов. Тут даже сравнивать не надо. Поднять самое низменное в человеке — шовинистические чувства — и на этом играть, на мой взгляд, глубоко безнравственно. Но, понимаете, Алексей Балабанов так устроен — это его взгляд на мир, на жизнь и на людей. Если бы он не был так талантлив, на это никто не обратил бы внимания. Но он талантливейший человек, и потому люди смотрят его фильмы и бессознательно всему, что видят, радуются. Я был в «Пушкинском», где сидели две тысячи человек и восторженно реагировали на, прямо скажем, страшноватые реплики.

То, что делаем мы, — откровенная условность, жанр, существующий в кино едва ли не с момента его зарождения. Я бы не стал привносить сюда какие-то нравственные категории. Люди хотят это видеть, хотят испытывать эти эмоции. Иногда криминальный жанр достигает уровня искусства — Джон Ву например. Но все равно все понимают, что это игра. Подобные фильмы никого не провоцируют взять оружие, кроме психически ненормальных людей, которые и так бы чего-нибудь натворили. Можно всю жизнь смотреть боевики и мухи не обидеть. Можно читать одни сказки, играть на скрипке — и отправлять людей в газовые камеры, такое ведь тоже было. На все эти вопросы нет однозначных ответов. Но я считаю, что подобные фильмы нужно оценивать, во-первых, с точки зрения, грубо говоря, кассовой — привлечение зрителя и, во-вторых, с точки зрения художественной — что там нового, как это сделано, каков уровень профессии? Есть профессия, крепко скроено, сложено? Ну и хорошо. Наши картины упрекают в том, что в них нет дыхания жизни, что они без искорки. Может быть, спорить не стану, это уже вопрос восприятия…

«ИК». Вероятно, дело в том, что вы ставите режиссера в довольно жесткие рамки. Создается ощущение, что и на Киностудии Горького в пору реализации малобюджетного проекта, и у Сельянова автор располагает гораздо большей свободой действий.

И.Толстунов. Почему вы так думаете?

«ИК». Потому что все картины малобюджетного проекта абсолютно разные. Там приходил человек со своей затеей, со своим сценарием и снимал так, как умеет. А у вас все фильмы кажутся сошедшими с одного конвейера — чистая, нарядная картинка, повествование, не осложненное авторскими изысками, строгое следование канонам жанра. На всех фильмах словно некое клеймо: «НТВ-ПРОФИТ» — клеймо качества.

И.Толстунов. В данном случае вы подменяете словом «качество» слово «одинаковые». То есть там разные — здесь одинаковые. Я, честно говоря, этого не вижу. Возьмем фильмы, представленные на «Кинотавре». Я откладываю «Восток —Запад», там мы были младшими партнерами и, в общем, не сильно влияли на процесс. Скажу, как было с остальными. Вот пришел Николай Лебедев со своим проектом «Поклонник». Мы согласились, начинается производство, пригласили оператора. Нам показывают, как это будет выглядеть. Мы говорим: хорошо, пусть будет эта стилистика. Дальше: приходит Бахтиер Худойназаров, приносит сценарий «Лунного папы». Я читаю, мне многое непонятно. Они говорят: это будет вот так — весело и жизнерадостно, ярко до безумия, даже жирно ярко. Я говорю: интересно, давайте. Дальше: Валера Ахадов с картиной «Женщин обижать не рекомендуется». Этот проект мы ему предложили. Мы говорим: нужна простая история, совсем простая, но чтобы все было правильно. Пожалуйста, совершенно иная — по стилю, по визуальному решению картина. Дальше мы берем «Затворника» и «24 часа». В визуальном смысле они, конечно, похожи, но истории тем не менее разные. У Атанесяна история загнана в более жесткие рамки. У Егора Кончаловского она, как мне представляется, более человеческая. Но поскольку это все равно придуманный триллер, его вряд ли было возможно поместить в реальные обстоятельства. Притом что все снималось в реальных интерьерах: да, так живут некоторые очень богатые люди. И зрителям совершенно не противно на это смотреть. Они не думают, на какие деньги герой все построил. Их волнует то, что герой брата засадил в подвал и эксплуатирует, то есть какие-то сугубо человеческие вещи. Конечно, эти братья могли бы жить в Луге, в маленьком домике, где они родились. Но они живут в особняке с евроремонтом. Почему нет? Красиво же! «Русский бунт» — опять-таки совсем другая история. Я не вижу ничего похожего. Клянусь вам! Снимает режиссер, и я не могу наложить запрет на индивидуальность Худойназарова, Кончаловского, Режиса Варнье — всех, кто с нами работает. Другое дело, что мы требуем и пытаемся добиваться именно качества. Где можем — добиваемся, где не можем — совершаем ошибки, потом их анализируем и исправляем. Мы хотим, чтобы было меньше профессиональных проколов.

«ИК». Есть ли у вас какие-то общие принципы в технологии производства — от написания сценария до монтажа? И.Толстунов. Безусловно! Происходит это приблизительно следующим образом. Мы получаем сценарий или идею. Со сценарием мы, как правило, всегда очень долго работаем. И работа эта заканчивается тем, что либо мы говорим: «Да, замечательно» — и запускаем в производство, либо: «Нет, ничего нельзя с этим сделать, мы уже давали и одному сценаристу, и другому, и пятому — ничего не получается». Есть и компромиссный вариант — «в библиотеку»; глядишь, когда будем делать по двадцать фильмов в год, этот сценарий тоже пойдет. Бывает и так, что мы отчетливо видим: здесь какая-то «дыра», нестыковка. Но ужас-то в чем? Редактор, продюсер понимают, что каких-то сцен не хватает, здесь что-то провисает, но придумать за автора мы не можем. Что делать, отказываться от производства? Если мы говорим о продукции массовой, на какие-то сценарные нестыковки можно закрыть глаза. Лучше, конечно, не закрывать, но если не придумывается… Остается надеяться, что удастся поправить что-то на съемках и в монтаже. Такое бывает, хотя и редко. Но обычно мы стараемся не запускать сценарий до того момента, пока мы сами себе не скажем: все в порядке, к литературному материалу претензий нет. Это не означает, что у нас не бывает ошибок. Но за последние несколько лет мы накопили огромный опыт. За четыре года мы выпустили четырнадцать фильмов и кое-чему научились.

Потом начинается период разработки постановочного проекта. Тут мы хотим видеть фильм нарисованным и расписанным до последнего кадра. Постановочный проект включает в себя экспликацию, режиссерский сценарий, раскадровку, музыкальную экспликацию, распределение ролей, выбор натуры, эскизы декораций, костюмов, смету, план и т.д. Этот этап продолжается долго, иногда до полугода. Мы все детально рассматриваем и решаем, устраивает это нас или нет. Иногда отправляем на доработку. Отношения с создателями строятся по принципу: вы нам предлагаете то или иное решение — мы его утверждаем или нет. Если нам кажется, что не подходит актер или актриса, мы говорим: ребята, ищите дальше. Хотя с актерами и особенно с актрисами — большая проблема.

Далее мы говорим: проект принят или не принят. Случается так, что после долгой работы мы проект закрываем. Да, мы потратили деньги, но ничего не поделаешь. Ясно, что ничего хорошего из этого не получится. Такие прецеденты были.

Если же проект принят, он запускается в съемочный период. Тут уже все в руках режиссера, и мы фактически не можем вмешаться. Мы, конечно же, отсматриваем материал, проверяем его на соответствие сценарию. Отношения приблизительно такие: если режиссер успевает, укладывается в график, он может сверх того снимать что угодно. Но только сделай то, о чем мы договорились, что написано в режиссерском сценарии и нарисовано в раскадровке. Если ты хочешь еще кучу вариантов, то их в серьезных случаях надо согласовать, и если это варианты творческие — нет вопросов. Никто не считает планы, дубли и т.д. Здесь все нормально. Обычно съемочный период очень короткий — восемь-десять недель. Поэтому изменить что-либо во время съемок довольно сложно. Бывает, мы замечаем, что дело идет совсем не туда: запускали комедию, а получается что-то мрачное. Это экстремальный случай, потому что пока сняли, обработали, перегнали на видео, проходит приблизительно неделя. И вернуть упущенное уже нельзя. Но такое случается крайне редко.

Основные проблемы начинаются в монтаже. Тут-то все открывается: что-то не получилось у режиссера, что-то не получилось у актера, что-то недосняли, не хватает каких-то планов, выявляются драматургические проколы… Они на бумаге не были заметны, а на экране — тоска тоской. И начинается большой труд — серьезный и сложный, бесконечные варианты, монтажные переделки, иногда — досъемки, но редко, потому что дорого. С монтажом всегда очень много работы. Сюжетно, конечно, ничего не меняется, но акценты смещаются иногда очень сильно. И могу с искренностью неофита заявить, что разница между черновой сборкой, двухпленочным вариантом и копией огромная: каждый раз смотришь словно другое кино. В эту работу вовлечены и режиссер, и монтажер, и редакторы, и продюсер. Иногда мы зовем людей со стороны со свежим взглядом, но обязательно доброжелательным (критикам, по моему глубокому убеждению, полработы нельзя показывать). Монтаж — это процесс, в котором все мы участвуем, я имею в виду продюсеров и редакторов, потому что в данном случае мы — зрители. Пока фильм не сделан, у режиссера ведь других зрителей нет.

«ИК». Вы ставите перед собой очень сложную задачу — сформировать новую систему жанров в нашем кино. В советском кино она существовала, потом была разрушена. Заимствовать голливудские модели впрямую сложно, они все равно нуждаются в адаптации. На что вы опираетесь?

И.Толстунов. Меня всегда очень раздражает, когда нас упрекают в заимствованиях у Голливуда. Поверьте, мы не сидим и не размышляем: так, «24 часа» нам нужно сделать, как «Бешеных псов»… Нет, конечно! Полнейший абсурд думать, что можно перенести сюда американские жанровые модели. Единственное, что способно заставить зрителей смотреть наши триллеры и боевики, а не голливудские, на порядок лучше сделанные, с раскрученными американскими звездами, — это узнаваемость характеров, среды, персонажей. Нужно, чтобы это все было нашим. Я прекрасно понимаю, что мы не имеем физической возможности снимать сложные трюки несколькими камерами… Но наш зритель все нам прощает, потому что, когда наш дерется, это вызывает совершенно другие эмоции. Ничем другим нельзя объяснить успех таких фильмов, как «По прозвищу Зверь…» или «Америкэн бой» с нашими крутыми ребятами. Потому что они — наши, они такие, как мы. Немножко сложно себя ассоциировать со Сталлоне, с Димой Певцовым — легче.

Если мы придем к выводу, что зрители не смотрят такие фильмы, как «Затворник» и «24 часа», мы не будем их делать. Но если мы не попробуем, мы никогда не узнаем, нужны ли они вообще. У нас ведь были прекрасные детективные фильмы «Петровка, 38», «Огарева, 6», тот же «По прозвищу Зверь…». Социологические исследования показывают, что зритель на это кино есть. Критики обычно говорят: «Ну, своего зрителя картина найдет…» Нам нужен не просто «свой зритель», нам нужно, чтобы этих зрителей было несколько миллионов как минимум. Мы говорим о жанрах, которые потенциально могут собрать миллионы. А дальше мы проверим, пойдут зрители на наше кино или нет. Пойдут — хорошо, нет — будем работать иначе. Есть еще много того, что мы очень хотим делать. У нас в планах прекрасный детский проект, комедии, мелодрамы…

Вопрос в другом — в возможностях реализации. Беда в том, что мы вынуждены менять стратегию и тактику с каждой сменой правительства и курса доллара. Мы не в состоянии выстроить нормальную долгосрочную программу. Только начали в 98-м году говорить: давайте «варить бульон», создавать кинопроцесс, в котором будут появляться всякие вкусные вещи, как случился кризис и все пропало… Нам, правда, удалось с честью довести до конца семь довольно сложных проектов, но теперь жизнь подкидывает новые сюрпризы.

«ИК». Как повлияла на ваши планы история с В.Гусинским и холдингом «Медиа-Мост»?

И.Толстунов. Все без изменений. Никакие проекты не заморожены. Мы готовим пять фильмов к постановке, но опасаемся пока начинать съемки — это дорогостоящий процесс. А в общем, «на западном фронте без перемен», продолжаем работать.

Беседу вели Н.Сиривля, Е.Стишова

Литературная запись Н.Сиривли