Тим Рот: «Просто нас очень мало»
- №11, ноябрь
- Мария Теракопян
Беседу ведет Шейн Дэниелсен
Шейн Дэниелсен. Самая яркая особенность фильма «Зона военных действий» — сдержанность. Во многих отношениях он аскетичен.
Тим Рот. Надеюсь. Следуя стандарту, надо было бы максимально приблизить камеру к персонажам, абсолютно все показать зрителю. Именно это сегодня ассоциируется с реализмом — ручная камера, зернистая пленка, съемки крупным планом. Мне хотелось добиться от актеров предельно естественной игры, а потом снимать их в самых красивых ракурсах. Я верю, что когда смотрят мой фильм, забывают, что на экране актеры. Мне хотелось, чтобы каждый мог считать Фредди Канлиффа своим пятнадцатилетним сыном. Мне показалось любопытным снять классический — в стиле Дэвида Лина — пейзаж, по которому бредет мрачный паренек, ссутулясь и безвольно опустив голову.
Шейн Дэниелсен. Судя по всему, для вас огромное значение имеют эстетические соображения.
Тим Рот. Да, действительно, но лишь настолько, насколько они вызывают в памяти то кино, которое я смотрел мальчишкой и по которому теперь очень скучаю. Широкий экран, внимание никогда не привлекается к работе камеры, никаких внешних эффектов.
Шейн Дэниелсен. А кто конкретно из режиссеров ваши кумиры?
Тим Рот. Тарковский, Висконти, Бергман, великая арт-хаусовская традиция.
В сегодняшнем кино мне не хватает покоя, тишины. «Смерть в Венеции» — образец использования камеры и тишины: просто люди, остающиеся людьми. Ведь это страшно интересно: просто наблюдать за физическими и вербальными взаимоотношениями людей, хотя кинематографисты теперь все менее и менее охотно это признают.
Я использовал очень широкий формат (1:235), поэтому актеры могли передвигаться в кадре по своему усмотрению, я же спокойно наблюдал за их взаимодействием. Так что в некотором смысле все происходило как бы само по себе. Мне хотелось создать у зрителя ощущение, будто сидишь за столом с семьей, а потом вдруг понимаешь, что сидишь с самим чертом. Даже дом, такой приземистый и одинокий, становится полноправным действующим лицом.
Шейн Дэниелсен. Вы изменили некоторые сцены по сравнению с оригиналом, повестью Стюарта, например, ту, в которой сестра Фредди Джесси везет Тома в Лондон познакомиться со своей любовницей.
Тим Рот. Мы начали репетировать сцену так, как она написана в книге, но ничего не получалось. Так что вместо нее я решил снять сцену о первом опыте полового акта. Джесси будто говорит брату-подростку: «Добро пожаловать в мой кошмар» — и в то же время пытается взорвать этот кошмар, избавиться от него. Одновременно это и попытка зрелой женщины, подруги Джесси, помочь девушке и ее брату, которые, как она понимает, попали в беду. Мне кажется, теперь сцена стала намного сложнее и правдоподобнее.
Шейн Дэниелсен. А Стюарт был согласен с изменениями?
Тим Рот. Полностью. Я был с ним в работе абсолютно откровенен. И всегда повторял, что он первым получит возможность переписать ту или иную сцену, но если у него не получится, я обращусь к кому-нибудь еще, потому что он, возможно, слишком глубоко погрузился в материал. Но Стюарт работал превосходно. А я ему помогал. Во-первых, я перенес действие в зиму, чтобы Стюарт мог взглянуть на все свежим взглядом. Я заставил его перечитать собственную книгу, просмотреть сценарии немых фильмов. И все же сценарий сильно отличается от картины, очередное изменение он претерпел, когда были выбраны актеры. Если берешься за экранизацию, нужна смелость, нельзя цепляться за то, что уже есть.
Шейн Дэниелсен. В исполнении Рэем Уинстоуном роли отца намного больше нюансов, чем ожидают зрители. Это приводит многих в замешательство, зрители не знают, как относиться к этому персонажу — как к монстру или как к невинно пострадавшему.
Тим Рот. Когда Уинстоун впервые позвонил мне и попросил сделать пробу, меня мучали сомнения. Но он пришел и сказал: «Вот бы для разнообразия сыграть хорошего парня». И я подумал, что он все понял. Потому что суть в том, что этот человек не считает себя злодеем. И Рэй как раз почувствовал это. Он один из лучших актеров, которых мне приходилось встречать.
Шейн Дэниелсен. Вы говорили, что декорации менялись во время съемок.
Тим Рот. Мы собирались поначалу делать много такого, в чем сейчас стыдно признаваться. У меня было желание обратить это все в кошмар, чтобы после каждого кризиса Том приходил и обнаруживал, что дом немного изменился. Звучало это очень амбициозно, но на самом деле было полным бредом. Просто я очень остро ощущал недостаток опыта и пытался мыслить так, как, по моему мнению, должен мыслить большой режиссер. Но однажды мы с художником Майклом Карлином признались друг другу, что весь этот замысел — чушь собачья. И на этом все кончилось. На меня повлияла игра актеров. День за днем я смотрел отснятый материал, видел кадры, которые казались мне очень красивыми и совершенно честными, так зачем же все портить? Зачем разрушать нечто потенциально замечательное ради того, чтобы показать себя?
Шейн Дэниелсен. Кино, которое вам нравится, — редкость. Даже как актеру вам предоставляется не так уж много возможностей.
Тим Рот. Совершенно верно. Часто бывает, что, начав работать, я уже через пару дней понимаю, что совершил большую ошибку, согласившись сниматься. Но бывают исключения. Я снялся в небольшом фильме Майкла Диджакомо под названием «Животные и кассир». В прошлом году его показывали на фестивале в Санденсе. Он очень поэтичен, очень красив, наверное, поэтому его никто не видел. Но он доказывает, что есть еще люди, которые снимают такое кино. Просто нас очень мало.
Sight and Sound, 1999, August
Перевод с английского М.Теракопян