Финское кино как уровень жизни

Для культуртрегеров сезона 2000-го нет более популярного европейского города, чем столица Финляндии. Даже обычно ревнивые к успехам других европейских столиц питерские газеты то и дело помещают текстовые свидетельства о том, как красиво и крепко связаны здесь между собой культурный расцвет и высокий уровень жизни. И дело не только в 450-летнем юбилее Хельсинки, совпавшем с включением города в число девяти культурных столиц Европы (хотя все это отличный «информационный повод» для любого издания). Расположенная в нескольких часах спокойной езды от Санкт-Петербурга, Финляндия действительно привлекает внимание. Например, последствиями экономического взрыва, одним из которых является кинобум.

На протяжении почти всего минувшего десятилетия финнов трудно было затащить в кинотеатр. Причем эту печальную ситуацию не могли поправить ни поздние шедевры финского маргинала Аки Каурисмяки, ни очередные нашумевшие голливудские блокбастеры. Но в последние два-три года зрители вновь стали считать кино важнейшим из искусств и любимейшим из развлечений, причем каждый четвертый зритель предпочитает смотреть на экране истории про горячих финских парней, а не про боевые и любовные утехи голливудских суперзвезд. Прошлогодняя статистика сенсационна: по итогам кассовых сборов американский мегахит Джорджа Лукаса «Звездные войны. Эпизод I. Скрытая угроза» собрал лишь на семь тысяч финских марок больше, чем финский военный киноэпос «Дорога на Рукаярви» Олли Саареллы. (Третье место по посещаемости также осталось за финнами и их деревенским гангстерским фильмом «Крутые» Алекси Мякеле.) Приходя по многу раз на фильм о войне между СССР и Финляндией, каждый финн будто бы лично хотел убедиться, что былые страхи перед соседней «империей зла» преодолены бесповоротно. Ведь, сражаясь с русскими, финские солдаты делали не просто правое, но святое дело. Не случайно одна из самых впечатляющих и эффектных композиций из фильма Саареллы приходилась на сцену, в которой двенадцать солдат, как двенадцать апостолов, собирались за столом на «тайную вечерю». Дальше они хором исполняли свои солдатские песнопения и наутро отправлялись на решающее сражение.

Ренессанс финского кино (не я первая, кто употребляет подобное выражение) — прямое следствие последних обретений национального сознания.

Финляндия наконец испробовала вкус понятия «интеграция», ради которой эта северная страна с населением, равным населению Петербурга, и закрепилась в Европейском Союзе в 1995-м. Этот год моментально сделался символической датой, поставившей точку на представлениях о Финляндии как о задворках Европы со всеми вытекающими отсюда последствиями — провинциализмом, неразвитостью глобального мышления, узостью внутреннего рынка. В завершающем романе о семье Хаккала «Возвращение на равнинные земли» (финского литературного классика Антти Туури, сочинившего сюжеты для фильмов «Зимняя война» и «Дорога на Рукаярви») именно в 1995 году главный герой — типичнейший из финнов Эркки Хаккала — покидает «американский рай» после четырнадцати лет эмиграции, чтобы «воскреснуть» в родных пенатах. Сегодня, кажется, нет более счастливого года для финской интеллигенции, чем год вступления Финляндии в Евросоюз. Не случайно одноименная экранизация романа Туури, сделанная режиссером Илкке Ванне в содружестве с легендарным актером Кари Вааненом, стала первым финским релизом 2000 года.

Не стоит строить иллюзий насчет безболезненного вхождения страны Суоми в Евросоюз. «Финны почувствовали натиск со стороны посторонних культур», — уверяет глава дистрибьюторского отдела Кинофонда Финляндии Харн Ахокас. Этот «натиск» поддерживается не только стремительной интернационализацией страны (африканцы на улицах Хельсинки сегодня удивляют разве что русских туристов, впервые приехавших за покупками в «Стоккман»), но и экономическим лидерством Финляндии в области мультимедийных технологий и мобильной связи, заставившим не только Западную Европу, но даже Америку и Японию обратить пристальное внимание на рынок обетованной земли hi-tech. В мировом здании Финляндия имеет как минимум статус крупнейшего портала, отчего и вынуждена прорабатывать новую для себя стратегию золотой середины между официальным курсом на интеграцию и идеей национального самосохранения.

Финская культурная политика, как зеркало, отражает подобную контрапунктную стратегию. К примеру, специальный закон о хранении фильмов, принятый в 1979 году, обязывает всех финских продюсеров в обязательном порядке передавать копию в национальный киноархив SEA вместе с полным пакетом сопутствующих материалов. Желающих заплатить огромный штраф за неподчинение до сих пор еще не было, так что сегодня в шести подземных архивных хранилищах почти 4,6 тысячи полнометражных и 28 тысяч короткометражных финских картин. Финны оказались в числе первых в мире, кто принял подобный закон, но интересно, что именно сейчас, по словам руководителя SEA Матти Луккарила, они начали находить последователей среди аналогичных европейских организаций. В то же время мода на мультиплексы, вспыхнувшая в конце 90-х, привела к резкому оживлению импорта голливудских, европейских и азиатских фильмов и активизировала другое направление деятельности архива — работу с дистрибьюторами. Благодаря их добровольным пожертвованиям на сегодняшний день фонды архива насчитывают более 15 тысяч зарубежных фильмов.

За пафосом слова «кинобум» стоят цифры: только с 1998 по 1999 год количество зрителей на финских фильмах выросло на 25 процентов. «Зрители чувствуют ностальгию по своему кино», — объяснял причины «столпотворения» Харн Ахокас. И отчасти он прав, поскольку ностальгией как минимум объясним тематический интерес современных финских режиссеров к советско-финской войне. Финны по-прежнему готовы делать кассовыми хитами киноверсии на больную тему, табуированную вплоть до горбачевских времен. Первый же батальный эпос о событиях 1940 года «Зимняя война» Пекки Парикка, появившийся в 1989-м, стал самым кассовым финским фильмом года. Именно с ним вела свой эстетический спор прошлогодняя «Дорога на Рукаярви», благодаря которой дождалась-таки отставки традиция большого батального стиля «а-ля Бондарчук и Озеров», исповедуемая «Зимней войной». Автор «Дороги на Рукаярви» так умело изложил тему «Взвода» языком «Английского пациента», что его менее ярким современникам ничего не осталось, как еще больше углубиться в недра жанровой формулы эпической мелодрамы. Два релиза этого года — «Сестренка» Тару Мякеле и «Покинутые дома» Лаури Торхонена — используют период советско-финской войны прежде всего как эффектный фон. Правда, они лишний раз подтверждают, что финны по-прежнему не в состоянии забыть те времена, когда государственный флаг Финляндии реял над Выборгом. Такой кадр отчасти обеспечил признание в качестве кинособытия года картине «Покинутые дома», которая впервые в истории послевоенного финского кино снималась в антураже реального Выборга.

Расцвет финской кинематографии имеет еще одно программное объяснение — государственное финансирование под девизом «тотальная поддержка отрасли». Возможности финского Кинофонда весьма ограничены: имея отдельную строку в бюджете министерства просвещения (50 миллионов финских марок в год), он способен финансировать не более 14-15 картин, причем в раз-мере, не превышающем 40 процентов от общего бюджета.

Созданный в конце 60-х, Кинофонд сегодня имеет более чем надежную репутацию. «Все прошлые годы мы только учились работать, а сейчас работаем», — любят повторять его служащие. Частичная финансовая поддержка проекта, как правило, гарантирует, что остальные средства придут от местных телеканалов или международных кинофирм, поскольку проблема возврата вложенных денег Кинофонд уже давно не волнует. Здесь властвует идея — поддержать развитие отрасли, а то, как распорядятся конечной прибылью включенные в финансирование проектов компании (независимо от того, финские они или транснациональные), это дело компаний. «В этом случае больше гарантий, что эти компании и в другой раз вложат деньги в кино, а не в акции или еще во что-то», — объясняла тонкости стратегии Кирси Тиккилайнен, глава международного отдела Кинофонда и одна из любимых актрис Аки Каурисмяки. Получить прибыль в условиях тесного внутреннего рынка архисложно. Остается субсидировать отрасль на государственном уровне и мечтать о конкурентоспособности своего кино на международном рынке.

Мир узнал о финском искусстве кино благодаря фильмам Аки Каурисмяки. Хотя последние десять лет Аки постоянно живет в Португалии, дома он считается национальным достоянием. Не подрывают его авторитет и невысокие коммерческие результаты проката фильмов (к примеру, из финских релизов 1999 года его «Юха» оказался на последнем месте по кассовым сборам). Никуда не денешься, введенный Аки в мировой культурный обиход почти фольклорный образ финна (по точному определению Елены Плаховой, «северного изгоя-алкоголика, бедного, но гордого, наделенного загадочной, почти славянской душой») оказался столь очаровательным в своем неведении бытовой меркантильности, что финским зрителям ничего не осталось, как вслед за европейцами признать его «за своего в доску». Возможно, положительную роль сыграло и то, что Аки-романтик совсем не стеснялся Финляндии, наоборот, восхищался ею как только мог. Маргинальная по отношению к Европе родина идеально соответствовала его общей привязанности к культурным маргиналиям. Так что выдавал ли Аки за парижских богемщиков своих финских актеров и собутыльников Матти Пелонпяа и Кари Ваанена, отправлял ли «ленинградских ковбоев» хулиганить в Штаты, представлял ли современниками давно канувший в историю «финский пролетариат» (в том же «Гамлете» или «Тучах»), он всегда вдохновлялся идеей, что быть финном — это скорее диагноз для героя анекдота, а не какая-нибудь там «судьба человека» или банальное гражданское право. Финн всегда финн: и в Африке, и в Америке, и в Париже. Он пройдет через огонь, водку и медные трубы, не соблазнится ни большим бизнесом, ни американским раем, не потеряет экзотическую самобытность ни под воздействием советской идеологии, ни под рок-н-ролльным влиянием. Здесь совершенно бесполезно учить, убеждать и наказывать. Наутро, хорошенько проспавшись после всех горячих приключений, этот романтический варвар с глазами белого оленя все равно возьмется за свое. Неудивительно, что испытавший влияние своего северного друга Аки Джим Джармуш попытался сыграть в ту же игру «финской живучести» в хельсинкской новелле фильма «Ночь на Земле».

Прославив на весь мир Финляндию, Аки не претендовал на то, чтобы прославить национальную киноиндустрию. Возрождение индустрии — дело других режиссеров, несколько из которых были представлены в специальной ретроспективе финского кино на VIII Фестивале фестивалей в Санкт-Петербурге. Для большей полноты картины к «Искуплению» и «Дороге на Рукаярви» Олли Саареллы, «Гонщикам заходящего солнца» Алекси Мякеле, «Блудному сыну» и «Отче наш» Вейкко Аалтонена стоило бы прибавить и экспортированный в 34 страны мира семейный фильм «Мальчик и рысь» Раймо О. Ниеми, и жестокую женскую криминальную драму Аули Мантилы «Коллекционер», и ставших кассовым хитом прошлого года «Крутых» Алекси Мякеле, а также успешный дебют выпускника LUME Аку Лоухимитеса «Неприкасаемый», который называют в Финляндии первым эротическим фильмом (кстати, именно он попал в конкурс XXII Московского кинофестиваля).

Сравнивая фильмы режиссеров поколения конца 90-х (Саареллы, Мякеле, Мантилы, Лоухимитеса) с шедеврами вечного «северного провинциала» Аки Каурисмяки, приходишь к выводу, что вряд ли кто-нибудь из соотечественников великого «младшего брата» смог бы повторить его авангардный жест и отказаться от номинации на «Оскар» в знак протеста против коммерциализации кино. Самые молодые из современных финских режиссеров явно не в силах пренебречь мейнстримом, чтобы либо без амбиций довольствоваться тесным национальным кинорынком (подобно режиссеру-деревенщику Марку Полонену), либо просто считаться звездой арт-хауса.

Прямой путь к рентабельности на мировом рынке кино — ставка на универсальные жанровые модели. Причем не с целью постмодернистского пародирования их формул и составляющих, а, скорее, для аккуратной примерки на себя. Финские зрители не заставили себя долго упрашивать, тут же проголосовав кровными марками не столько за элегантную немую экранизацию классического финского романа «Юха», сколько, к примеру, за брутальный фильм о деревенских гангстерах «Крутые». За «Юху» обидно, но зрителей можно понять. Творчество Алекси Мякеле цепляет надолго. Брутальные манеры трех друзей из его «Крутых» вполне сравнимы с манерами героев знакомых американских гангстерских саг про эпоху сухого закона. Финские деревенские гангстеры нелегально торгуют самодельной водкой, пытаются держать в страхе местных жителей и, несмотря на жестокость, все-таки несут в себе изрядную долю очарования в сравнении с продажными полицейскими, тупыми деревенскими любителями бухать на халяву или мужьями-импотентами бывших подружек. Так что к финалу, после предательства одного из друзей (ставшего полицейским, в то время как два остальных кантовались на нарах), станет очевидной прямая аналогия «Крутых» с «Пэтом Гарретом и Билли Кидом» Сэма Пекинпа или «Однажды в Америке» Серджо Леоне.

На фоне вполне целенаправленного желания найти универсальный язык по-новому начинаешь оценивать влияние на финский киноконтекст творчества старшего из братьев Каурисмяки — Мики. Только на поверхностный взгляд кажется, что рано покинувший Финляндию Мика использовал известность в среде европейской и американской арт-богемы исключительно ради полной внутренней эмиграции. Его почти маниакальная страсть к жанру road-movie также смотрелась своеобразной мечтой убраться подальше от лишенной богемного шика Финляндии и заставляла думать о Мике как о финском варианте героя еврейского анекдота, заявлявшего: «Я не знаю, о чем вы спорите, но ехать надо!» Однако не все так просто со старшим братом, то ли из большого кокетства, то ли назло повторяющим снова и снова, что в Бразилии ему нравится больше, чем на родине, где его считают предателем. Лелея в своих фильмах жанровые формулы road-movie, гангстерского и приключенческого фильма, любуясь в кадре нефинскими типажами, обкатывая модные от Лос-Анджелеса до Парижа темы, он выдавливал из себя тот самый ненавистный провинциализм, с которым нынче сражаются и Саарелла, и Лоухимитес, и Мантила с Мякеле. Именно Мика-космополит сегодня больше подходит на роль предтечи финской «новой волны», чем его прославленный младший брат, превративший финскую экзотику и провинциализм в главные пункты своей эстетической декларации. И этот процесс как нельзя лучше вписывается в общеевропейскую тенденцию, где «продавшиеся Голливуду» Люк Бессон и Роланд Эммерих находят куда больший отклик у нового поколения, чем Бертран Блие и Вим Вендерс.

Впрочем, пока еще рано говорить о целом поколении финских апологетов Голливуда. Хотя именно к этому располагает внешний и внутренний вид недавно открытого здания старейшего Хельсинкского университета искусства и дизайна (LUME), под крышей которого одинаково хорошо устроились не только будущие представители кинотелефотоиндустрии, но и всех видов современного дизайна, включая компьютерный. Кроме братьев Каурисмяки, здесь получили специальное образование большинство из ныне успешных финских режиссеров, включая единственного «голливудского финна» Ренни Харлина, два года обучавшегося на операторском факультете. Отбыв положенный срок в этом оснащенном по последнему слову техники заведении из стекла и бетона, в гигантских павильонах которого не хватает разве что макета для «Титаника-2», почти невозможно остаться маргиналом.

¹ В «ИК» название фильма переводилось и как «Вверх тормашками». См. статью З.Абдуллаевой о Венецианском МКФ 1999 года в «ИК», 2000, 1. — Прим. ред.
² См. разбор фильма в статье Л.Карахана о Каннском МКФ 1999 года в «ИК», 1999, 10.