Бертран Блие: «Я снимаю актеров анфас»

Беседу ведет Жан-Пьер Лавуанья

Жан-Пьер Лавуанья. Что такое для вас актер? Как бы вы это объяснили невежде?

Бертран Блие. Я никогда не задавал себе этот вопрос… Буду думать вслух. Профессия актера заключается в том, чтобы играть тех или иных персонажей в представлениях, которые смотрит зритель. А это означает, что актерам приходится подчас выставлять себя перед публикой в смешном виде, разыгрывая абсолютно лживые вещи. Согласитесь, в этом есть уже что-то непристойное, выходящее за пределы понимания нормального человека. Так что речь идет о профессии, противоречащей самой природе человека, ведь ему присуще желание спрятаться, скрыть свои чувства, а не обнажать их перед толпой. Какой нормальный господин снимет брюки в общественном месте, а артисты, мужчины и женщины, разоблачаются на глазах всего мира! И, может быть, именно поэтому они нам так необходимы — в них сохраняется нечто детское, наивное.

В них есть поэзия; они приносят такую же пользу, как цветы, как луч солнца, как музыка, как кислород…

Жан-Пьер Лавуанья. Бетт Дэвис говорила, что большинство актеров выбрали эту профессию, потому что терпеть не могли самих себя.

Бертран Блие. Не думаю… Для многих актеров это совершенно естественный выбор. Они не могут жить иначе. Словно родились в тот момент, когда опускался занавес и звучали аплодисменты. Существуют застенчивые люди, ставшие актерами, чтобы побороть свою застенчивость, многие до сих пор очень страдают оттого, что приходится выставляться перед людьми. Однако что бы они ни говорили в своих интервью, ясно: надо очень любить себя, чтобы предстать перед толпой если не в качестве образца, то во всяком случае при ярком свете. Вы можете представить себе Моцарта, занятого чем-то иным, кроме музыки? Среди актеров тоже есть люди, для которых профессия — настоящее призвание. Например, мой отец уже в четырнадцать лет знал, что станет актером. Вот и Депардье не знает, чем бы еще он мог заниматься. Впрочем, если бы он не уехал из Шатору в Париж и не пошел в артисты, то попал бы за решетку на долгие годы. (Смеется.) К счастью, ему вовремя подсказали: «Перестань делать глупости, иди-ка лучше в кино!» — сам бы он ни за что не додумался! То же самое было с Габеном, Бельмондо. А Мишель Симон уже в тринадцать лет был потрясающим актером!

Жан-Пьер Лавуанья. А вы, сын великого артиста, никогда не думали повторить путь отца?

Бертран Блие. О, никогда! Это очень опасное занятие. Когда в детстве я приходил за кулисы в театр, где играл отец, мне всегда было страшно за него: я боялся, что он упадет, забудет роль, что публика станет над ним смеяться. От страха меня даже тошнило… Актеры — это акробаты на проволоке, они знают, что в любую минуту могут упасть. И это тоже завораживает публику.

Мой отец был прекрасным актером, любившим зрелище и, стало быть, смех, удовольствие больше всего на свете. Он мог играть любые роли. Но главное его качество заключалось в том, что он был очень забавным человеком, обладавшим поразительным чувством юмора. В детстве я считал всех актеров такими. Мне казалось, что занятие своей профессией для всякого артиста было чем-то совершенно естественным, спонтанным. И это ощущение отложилось в подкорке навсегда. Так что когда сегодня я выхожу на площадку, к актерам, отец словно стоит рядом и говорит: «Разве они не прекрасны? Скажи им, чтобы держались естественно, чтобы поверили в себя и произнесли свой текст. Вот и все, что от них требуется». Как бывают эталонные метры, так для меня отец — эталон артиста. Когда, написав диалоги, я проигрываю их для себя или репетирую с исполнителями, у меня появляются отцовские интонации. И это нормально. Ту же силу и простоту я обнаружил у Жерара¹.

Жан-Пьер Лавуанья. Приступая к «Вальсирующим», вы сразу увидели, что он и Патрик Деваэр дополняют друг друга?

Бертран Блие. Ничего я не увидел, все произошло уже на съемках. Нам повезло, что мы снимали этот фильм вместе, что мы не разминулись — Жерар, Патрик, Миу-Миу и я. Что все получилось так гармонично…

Жан-Пьер Лавуанья. Чем они отличались друг от друга?

Бертран Блие. Скоростью. Жерар обгонял Патрика на три шага. Жерар — актер, играющий в два раза быстрее, чем все на свете. Во всяком случае, так было тогда. Мы снимали «Вальсирующих» очень быстро благодаря ему. Что это было за удовольствие! Я даже сказал себе: «Патрик и Жерар будут сниматься во всех моих фильмах. Других актеров не стоит и искать». Первый фильм с одним из них, второй — с другим, третий — с обоими. Я, кстати, все делал, чтобы они не снимались у других режиссеров. Я хотел быть у них единственным. Увы, Патрик слишком любил огнестрельное оружие…

Жан-Пьер Лавуанья. Часто говорят о сходстве Депардье с Габеном.

Бертран Блие. Это и правда, и нет. Они жили в разное время, а большие актеры всегда отражение своей эпохи. Габен был мастером, уверенным в действенности своего искусства, Жерар — тоже, но он более уязвим, в нем много женского, чего не было у Габена. Габен был скалой, вокруг которой все кружили, не надеясь покорить вершину. А Жерар — это дерево, огромное дерево, на которое можно влезть, а можно и с топориком подойти. (Смеется.) Он более уязвим, ибо принадлежит иной, более уязвимой, если можно так сказать, эпохе, когда и кино стало более уязвимым, и общество… Быть может, какактер Депардье внутренне даже богаче Габена. Вообще я считаю, что мы живем в эпоху, когда люди стали более сложными, и Жерар — хорошая иллюстрация нашего времени: он сложный, он в конфликте с самим собой, он в постоянном напряжении, как все сегодня. Прежде люди были уверенными в себе, теперь — нет, и это видно на экране.

Жан-Пьер Лавуанья. Чего вы ожидаете от актеров?

Бертран Блие. Я жду, разумеется, чтобы они максимально приблизились к тому, о чем я думал, когда писал сценарий. Более того, чтобы они шли дальше, развивая то, что я придумал. Большие артисты часто делают сюрпризы, приносят в фильм что-то, чего не было в замысле. Они трансформируют эпизод, который мог бы показаться дидактичным или фальшивым, или глупым, они могут убрать излишний психологизм.

Жан-Пьер Лавуанья. Ваши фильмы кажутся столь же актерскими, сколь и авторскими.

Бертран Блие. Весь кинематограф — великий кинематограф — опирается на великих актеров. Коппола, Скорсезе не работают с карликами. Разумеется, есть режиссеры, предпочитающие эксперимент. Риветт, например, не нуждается в Марлоне Брандо. Но когда мечтаешь о хорошем зрительском кино, необходимы только выдающиеся артисты. В своих отношениях с актерами надо придерживаться определенных правил поведения: я стараюсь снять актера так, чтобы ему можно было заглянуть в глаза — только тогда можно разглядеть душу его героя. Мне надо видеть глаза моих актеров. Вероятно, то, что я пишу, нуждается в глазах актеров. Поэтому я чаще всего снимаю их анфас. Во всяком случае, я очень редко прибегаю к трюкам, не снимаю наполеоновские битвы, не пользуюсь спецэффектами. Тогда что же я снимаю? Актеров и актрис. В конечном счете только это меня и интересует.

Жан-Пьер Лавуанья. Существует ли разница между актерами и актрисами?

Бертран Блие. Конечно. С актрисами вы существуете в пространстве желаний, соблазнов, обольщения — иначе к чему писать роль для актрисы? Если, допустим, завтра я сяду писать роль для Катрин Денев, мне надо быть в нее влюбленным. Если при встрече с ней я увижу ее отстраненно, не глазами мужчины, я не стану писать для нее. Когда пишешь о женщине (и для женщины), надо мечтать о ней… Но мне случалось влюбляться и в мужчин, испытывать волнение в их присутствии. Таков был Морис Роне. Если бы вы знали, как этот негодяй поглядел на меня, когда мы снимали «Отчима»! Делон такой же. И Мастроянни тоже. Они могут так взглянуть на вас, как не посмеют женщины. (Смеется.) Просто пьянеешь перед таким откровенно выраженным желанием соблазнить! Во время съемок «Актеров» было удивительно интересно наблюдать за всеми этими знаменитостями, у каждого из которых своя судьба, своя история. В конечном счете очень важно, говоря об актерах, подчеркнуть их ответственность за вдохновение авторов — режиссеров. Масса фильмов выходит на экран лишь потому, что существуют Бельмондо или Депардье. Каждый из них — потрясающий стимул, старт вдохновения, отправная точка замысла. Когда придумываешь за столом роль, невольно представляешь себе актера в этой роли. Используя при этом как его достоинства, так и недостатки. Очень забавно угадывать, до какого предела его можно повести за собой, какое новое безумство его можно заставить совершить. Когда я пишу сценарий, мои кумиры способны подтолкнуть меня к весьма деликатным сюжетам, в том числе и таким, которые они никогда не дерзнут сыграть.

С актерами связаны и мои удачи, и мои неосуществленные мечты, невоплощенные замыслы. Уже нет в живых тех великих артистов, с которыми, я знаю, был бы счастлив — Арлетти, Габен, Пьер Брассер, Жуве… Мишель Симон в работе, говорят, был настоящим чудовищем, но я считаю его самым великим актером всех времен. Мне очень хотелось снять его в экранизации «Пены дней» Бориса Виана. Я дал ему сценарий, он прочел, пришел ко мне пообедать весь в копоти (он снимался в «Поезде» Франкенхаймера) и говорит: «Послушайте, я ничего не понял в вашем сценарии, но готов сниматься из-за одной только фразы: «Он сел на картофельные ступени». Того, кто так написал, нельзя упустить». (Смеется.) Но картину я так и не снял. А вот Габен, которого я хорошо знал, когда был ассистентом, чуть было не снялся в «Кальмосе». А еще Бурвиль, Луи де Фюнес… Мне не хватает всех этих парней. Для того чтобы снять тех, с кем никогда не пришлось работать, я и сделал «Актеров». Там целый букет актеров… Думается, теперь я сниму фильм, где представлю букет актрис.

Studio, 2000, N 155, Avril-Mai

Перевод с французского А.Брагинского

¹ Депардье. — Прим. переводчика.