Николай Бурляев: «Державное православие»
- №12, декабрь
- Тамара Сергеева
Николай Бурляев. На съемках «Андрея Рублева» произошло важное событие в моей жизни — Андрей Тарковский, сам человек глубоко верующий, надел мне на грудь крест. До этого я его не носил, хотя и был крещен. То было время беспросветного атеизма, все вокруг говорили, что религия чужда нашему обществу. Правда, с детства у меня сохранились самые теплые воспоминания о церкви, куда меня иногда брали бабушка или мать. Там было уютно, хорошо, но все-таки я сам от храма был далек. А тут с радостью стал носить этот оловянный крестик.
Вскоре после «Андрея Рублева» я случайно попал в Псково-Печорский монастырь, в гости к наместнику архимандриту Алипию (бывшему художнику, прошедшему рядовым всю войну до самого Берлина). Он поднимал этот монастырь из руин. Мне у него понравилось, я стал часто бывать там. Так началось мое воцерковление. И оно еще не закончено.
Помню первую ночь в келье. Монастырский покой, колокольный благовест… Потом литургия. Тогда я впервые задумался, чем живу, какова моя жизнь. Беседы архимандрита незаметно откладывались в душе. Никак не назидая, он поставил меня с котурнов на землю. Алипий был человек очень остроумный, с юмором обсуждал мирскую жизнь, но при этом как-то по-доброму, легко. В нем совершенно не было агрессии.
Он мне говорил: «Коля, тебе будет просто жить до тридцати лет, а потом станет трудно». Так оно и случилось. До тридцати я был везунчиком, мне все удавалось, меня отмечали критики, все любили, а потом, когда я решил выйти на свой особый путь, тягу к которому неосознанно чувствовал всегда, стало трудно. Началом можно считать мою дипломную режиссерскую работу «Ванька-Каин», потом — «Лермонтов» и кинофорум «Золотой Витязь». Это, собственно, и есть основные вехи моего нового жизненного пути.
Тамара Сергеева. И этот новый путь сильно отличался от всей вашей предыдущей жизни?
Н.Бурляев. Конечно! До этого я долгие годы жил в атеистической богеме, ходил, как и все, в Дом кино, танцевал буги-вуги, чарльстон.
Пустое времяпрепровожденье с элитой в дымных кабаках,
До тошноты ночные бденья, застолья в творческих домах…
Ночь проведя в богемном блуде, кто сможет красоте служить?
И в мрачной комнате Иуды о светлом Спасе говорить?
Обжорство, пьянство и похмелье, греха нечистое веселье,
Связь расторгая с красотой, художник платит немотой.
Он звуки Неба забывает, и крылья в путах суеты
Не достигают высоты, гармония в душе смолкает.
Это я написал лет в тридцать, когда уже понял, что к чему в этой жизни, понял, что без веры человек жить не может, она главный стержень, связывающий нас с Вечностью. Вера дается от рождения, априори. Каждый человек — от Господа. Как говорил Державин:
А сам собой я быть не мог,
Твое созданье я, Создатель,
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ податель,
Душа души моей и царь.
Верить — все равно что дышать. Потом уже, когда человек взрослеет, он может заинтересоваться разными вероучениями, сектами, атеизмом. Продаваясь маммоне, продаваться дьяволу. Отойти от веры и попасть в ад. А ад есть. Так же, как и рай.
Это нужно понимать тем, кто пренебрегает законами веры, кто устраивает «Нику» или «Овен» в дни поста. Ну разве это можно? И чествуют «рогатого». Понимаете? Пиршества, полуголые девки, пошлость, неприличие — в те дни, когда мы должны стараться быть построже к себе…
Меня вера поддерживает во всем, начиная с того, что я настраиваюсь на работу молитвой, которую сам написал в стихах: «К Тебе стремлюсь, води моей душой, благослови сказать Святое Слово»…
Т.Сергеева. А что значит — жить по православным законам в искусстве?
Н.Бурляев. После «Ваньки-Каина» я сделал две православные картины — авторский фильм «Лермонтов» и фильм «Все впереди» по роману Василия Ивановича Белова. Я не один раз показывал их в Духовной академии, они признаны иерархами нашей церкви, что очень поддерживало в дни гонений на «Лермонтова», когда на него ополчились наши критики. Вы знаете, что в Союзе кинематографистов был настоящий суд над фильмом, этот суд длился почти три часа? Мои бывшие друзья требовали закрытия картины! Особенно старался Сергей Соловьев, который сам долго добивался постановки фильма о Лермонтове по антилермонтовскому, по сути, сценарию Червинского.
Но я должен был через это пройти. Мне было нужно увидеть, кто чего в этой жизни хочет, кто каким путем идет. Для души полезно, когда нас пинают и бьют, она от этого только крепнет. Выйдя тогда из зала «суда», я вспомнил Гоголя и понял, как он был прав, сказав, что сейчас идет бой, самый главный бой — за душу человека.
«Лермонтовым» я боролся за душу человека, показывая прекрасную жизнь-подвиг, жизнь-самопожертвование. Михаил Юрьевич был в жизни разным. Я выбрал именно то, что говорило о нем как о чистом, православном, верующем человеке.
Т.Сергеева. Но ведь основные претензии относились, кажется, к художественному качеству фильма?
Н.Бурляев. Нет, больше всего раздражало то, что картина русская и православная: «Почему у Лермонтова крест болтается на груди, зачем столько куполов в фильме, столько икон?» А вот разбора фильма, хотя в зале находилось много киноведов, не было вообще. Говорили, что я непрофессионал, вообще чуть ли не с улицы пришел. А ведь до этого «Ванька-Каин» был удостоен премии за режиссуру в Оберхаузене, где просто так премий не дают!
Т.Сергеева. И до сих пор вы встречаете неприятие именно из-за вашей активной православной позиции?
Н.Бурляев. Многие из тех, кого она раздражала, с ней уже примирились, поняли, что я не буду другим. Я живу в России, здесь и умру. И все буду делать для своей родины.
«Золотой Витязь» тоже помогает нам потихонечку отвоевывать нашу культуру, возвращая нас к тем идеям, с которыми жили наши предки. Истина не в будущем, а в прошлом. Надо туда обратиться взглядом, вернуться к нашим истокам.
Какое у «Витязя» было открытие и закрытие в этом году! Все красиво, достойно. Мы были дома, в центре православной Руси — в Кремле. К нам приехали кинематографисты из двадцати пяти стран. Понятно, почему мы, православные славяне, испытывали особые чувства. Но американцы, австралийцы, англичане, китайцы, японцы, итальянцы! Американец, участник конкурсной программы, говорил, что здесь, у нас, истина и он рад, что обрел ее…
Т.Сергеева. Ваш фестиваль действительно оказывает такое объединяющее воздействие на людей?
Н.Бурляев. Безусловно. И недаром глава парламента России в одном из посланий нам отмечал, что «Золотой Витязь» опережает дела политиков. Когда Ельцин и Козырев предали братскую Сербию, взяв этот огромный грех на свою совесть, «Золотой Витязь» собрал команду в пятьдесят пять деятелей русского, украинского и белорусского кино и сквозь все преграды отправился в блокадный Нови-Сад (который потом разбомбили натовцы).
Я уверен, что мы влияем и на кинематографическую жизнь. И это позитивное влияние. Например, один из членов президиума «Золотого Витязя» болгарин Маргарит Николов предложил нам программу «Кинематограф созидающего духа» (она отправлена высшему руковод-ству России и опубликована в газете «СК-Новости»). Эта программа могла бы дать направление, по которому будет развиваться не только российский кинематограф, но и болгарский, польский, а когда-нибудь и кинематограф мира.
Т.Сергеева. Вы считаете, это реально?
Н.Бурляев. Реально! Надо работать. Пока мы только в начале большого пути. Но и сейчас если кто-то едет к нам с предубеждением, как, например, поляки, то через несколько дней их сердца смягчаются, а потом они не хотят уезжать. Потому что мы прямо, но без агрессивности говорим о наших убеждениях, и это вызывает отклик.
Т.Сергеева. То есть вы привлекаете к православию представителей других христианских конфессий. А как вы считаете, неправославные христиане в чем-то уступают православным?
Н.Бурляев. Я не компетентен говорить на данную богословскую тему. Но могу привести такой факт: мне рассказывали, что ученые как-то делали энцефалограмму мозга священнослужителям — католику, протестанту и православному. И в момент литургии, самый таинственный, самый сокровенный момент, приборы зафиксировали у протестанта довольно активную деятельность мозга, у католика менее активную, а у православного она вообще замирала.
Не было записано никаких колебаний, потому что в этот миг человек был у Господа Бога.
Конечно, и католики, и протестанты по-своему верят в Бога, носят Его в душе, и тут к ним вообще нет никаких вопросов. Они верят так, как верят в той стране, где они родились. Но православие (недаром это узаконено даже в языке!) — слава Прави, или правильная слава Господу.
Был в Америке один умный человек, православный священник, чьи книги читаемы уже десятилетия, — Серафим Роуз. Типичный интеллигент, он долго искал истину, искал Бога. Поначалу в протестантизме. Потом в католичестве, и как человек дотошный досконально его изучил — ездил в Ватикан, читал книги, но и здесь не нашел для себя Бога. Тогда ударился в буддизм, затем штудировал Рериха, Блаватскую, побывал на Тибете, искал Шамбалу. И вот однажды в Сан-Франциско он проходил мимо русской православной церкви. Взял да и зашел. Не зная ни русского языка, ни тем более старославянского, он не понимал, что поет хор, но вдруг заплакал и опустился на колени со всеми, почувствовав, что Господь живет именно здесь.
Когда-то папа римский обращался к Ивану Грозному с просьбой позволить на Руси открывать католические храмы, отдавая католическим священникам русских юношей для учебы. И царь как державник, понимающий, что есть стержень нации, стержень государства, ответил, что не допустит ереси на Руси, «ибо вы присели пред Господом Богом», а мы стояли и стоять будем.
И как прав Ф.М.Достоевский, утверждавший, что быть русским — значит быть православным!
Т.Сергеева. Как в таком случае вы относитесь к тому, что Путин сегодня дает равные прававсем религиям в нашей стране?
Н.Бурляев. Это очень опасно. Нельзя забывать, что православие, принятое нами в наследство от наших предков, — это краеугольный камень, на котором зиждились все устои нашей державы. К тому же православие — самая веротерпимая религия в мире. Ты не можешь зайти в храм к иудею. На тебя будут коситься, если ты зайдешь в мечеть (хотя я был однажды в мечети и видел, как молится мулла: он так верил в Аллаха, что был осиян, его окружало золотое облако). А в наш храм всякий может зайти, и его примут, потому что «нет различия между Иудеем и Еллином, потому что один Господь у всех».
Т.Сергеева. Значит ли это, что только храм и единоверие примиряют людей и целые народы, а кто не с нами, тот против нас?
Н.Бурляев. Могу снова сказать: православие — самая веротерпимая религия в мире. И если Россия хочет оставаться мощным государством, ей надо опереться именно на православие.
Т.Сергеева. А как же тогда поступать с другими религиями?
Н.Бурляев. Какие проблемы? Пусть существуют! Но государственная религия должна быть одна. Только одна. Иначе — расшатывание державы и ее гибель. Как точно говорится в Писании: государство, разделившееся в себе, погибнет.
Беседу ведет Тамара Сергеева