Strict Standards: Declaration of JParameter::loadSetupFile() should be compatible with JRegistry::loadSetupFile() in /home/user2805/public_html/libraries/joomla/html/parameter.php on line 0

Strict Standards: Only variables should be assigned by reference in /home/user2805/public_html/templates/kinoart/lib/framework/helper.cache.php on line 28
Таинство исповеди - Искусство кино

Таинство исповеди

1

Рекламный щит в метро: «Ваша собака светится здоровьем!» Мечта нового человека? Клиника или святость особого рода?

Болезнь, смерть, разрушение, только не это — «светится здоровьем». Господи, спаси и помилуй.

2

Допустим, оральный секс. Парень полагает, что еще ничего не было. Девушка убеждена, что они уже поженились. «Но ведь это вроде поцелуев, от этого даже дети не родятся», — раздражается он. «Все уже случилось, я потеряла честь и достоинство!» — сатанеет она.

Внимание! Здесь кончаются политкорректная дружба полов, консенсус. Оба тела правы по-своему, в этом пункте им не сойтись. Такая мелочь: еще нет имущества и детей, но уже разверзлась гендерная бездна. Никогда не договорятся.

3

— Если ты такой умный, почему такой бедный?

— Ну, значит, неумный.

— Не притворяйся.

— Но я еще заработаю…

— Наивный. Дура-ак!

4

Звали Светой. В Америке с 92-го. Семь лет спустя у нас роман в Москве. И вот почему я не уехал туда: она привезла из Америки фильтр для воды. Маме.

Итак, осторожно вмешиваюсь: «Прежде чем фильтровать, стоит «замочить» в воде капсулу с адсорбирующим порошком». Пришла в бешенство: «Это у вас такие фильтры, но в Америке — все для потребителя. Замачивать десять минут неудобно, посему этот фильтр работает иначе, сразу!»

Уловили логику? Уже и законы природы у них подчиняются законам потребления. «Это самый дорогой фильтр. Там все делают так, чтобы человек не испытывал неудобств. Понимаешь?» — уже ласково, точно дурачку. «Еще как!» — парирую я, посылаю подругу на три буквы, топчу лирическую историю ногами, изрыгаю любовь из глубины души. К черту Америку! Да здравствует азиатчина! Остаюсь!

5

Россия — маленькая страна, наподобие булавочной головки. Рационально объяснить не могу. Оставляю на правах опечатки, описки, ошибки и парадокса.

6

С детства генерал Юденич, барон Врангель, адмирал Колчак и даже суперпатриот Антон Иванович Деникин — страшные враги. А простоватые конформисты Семен Буденный (всегда хотелось написать с тремя «н») и Климент Ворошилов — краснознаменные герои. С этим умру.

7

Одна женщина то и дело находила в собственной постели гнутые трехдюймовые гвозди. Она складывала их в аккуратную коробочку, быть может, даже гордилась собою. Скоро женщина умерла. Рассказывали — оттого что гвоздь заполз ей в самое ухо. Этому, конечно, никто не поверил. Но некоторые все же поверили, и эти некоторые были не глупее других.

Представь, читатель, что такая правдоподобная история попадает в полнометражный сценарий, а потом на стол студийного редактора, скажем, концерна «Мосфильм» или «Медиа-Моста». Редактор не стал бы ни думать, ни рассуждать, а послал бы горемыку писателя к чертовой матери.

Задумался бы, пожалуй, только Сергей Сельянов. Ну, значит, глава номер семь — персонально для него.

8

А почему Шванкмайеру — можно?!

9

Есть такой писатель, Пелевин. На эскалаторе в метро я узнаю его поклонниц метров за сто пятьдесят. Вот еще одна спускается вниз, крашеная шестнадцатилетняя лахудра с неизменной книжкой «Желтая стрела» (кажется, так). Безумные глаза, яркие губы, высокая грудь, мини-юбка летом, не помню что — зимой.

Не ошибся ни разу. Пелевин? Пелевин! «Желтая стрела»? О да, «Желтая»! Что за таинственная связь? Почему именно эта книга? Десятков семь-восемь любознательных девчонок за два года. Куда они едут? На слет пелевинок? На страшную оргию? Никогда, никогда мне этого не узнать.

10

Мне активно не нравится Бродский, который нравится всем, который не хочет участвовать ни в чем, кроме литературы, кроме своих филологических наук. В его олимпийском спокойствии столько же гордыни, сколько спеси в торжественной поступи Совдепа. Близнецы-братья.

11

Зато мне безусловно нравится неолимпиец и совок Слуцкий. Отдельно нравится то, что нынче он никому не нужен. Дешевка, не продается. Вот и ладно, победа — истина подлецов. Слуцкий умер в тульском дурдоме на заре перестройки, как Чаадаев. Слуцкий — лучший поэт нашей эпохи.

Я был учеником у Маяковского
Не потому, что краски растирал,
А потому, что среди ржанья конского
Я человечьим голосом орал.
Не потому, что сиживал на парте я,
Копируя манеры, рост и пыл,
А потому, что в сорок третьем в партию
И в сорок первом в армию вступил.

На такое нельзя возразить критикой, филологией, дискурсом. Только пулей, застенком или дурдомом.

12

Юрий Олеша, «Ни дня без строчки». В детстве, перечитывая эту книгу в двухтысячный раз, я мечтал написать что-либо подобное. Скоро отчаялся: ну никакой биографии, смутное, никому не нужное время.

И все-таки я есть. Ежели ты, читатель, читаешь эту бодягу на страницах журнала «ИК», тебе не приходится сомневаться: я есть. Даже без биографии.

13

Вот что непереносимо: сегодня и уже вчера девиц в аккуратных платочках священник выслушивает с особым доверием. С гипертрофированным доверием! Думает: хороша девица собой, могла бы прямиком на блядки, а она, нет, в Божий храм. Батюшка трепещет: вера, смирение, нетленная красота женской души.

И вот, допустим, прихожу я: американские джинсы, прокуренные зубы, нечесаные вихры. Я батюшке подозрителен. Я, с сигареткой-то, непременно и страшно грешил, а расскажу-то, поди, не про все! Вот почему с некоторых пор мне хотелось доносить на женщин в аккуратных платочках: батюшка, построже, построже с ними, пожестче. Ведь я, коли недоскажу, все одно — сам себя и замучаю. А девчонки, красавицы — греха-то иной раз и не заметят.

Но в ответ на доносы служители культа подозревали меня еще больше, выдавая красавицам пожизненные индульгенции.

Молодость, красота — страшная сила, женщины — редкие обманщицы, священники (иные) думают о людях слишком хорошо.

14

Мне странно, что наше кино делают люди, поминутно кивающие на Томаса Манна и Александра Пушкина, а не на Вячеслава Добрынина и Леонида Дербенева. Кивают — кто бы спорил — от большого ума и тонкости натуры. А грубый потребитель их все равно не смотрит и смотреть не будет. Ни-ког-да. Ибо предпочитает подлинную страсть анемичной стилизации.

15

Поздний Шостакович и ранний Добрынин — лучшие люди наших 70-х. Пускай интеллектуальные бонзы выльют на меня помои презрения.

16

Лишь позавчера нас судьба свела,
А до этих пор — где же ты была?
Разве ты прийти раньше не могла,
Где же ты была, ну где же ты была?

Никогда еще в нашей культуре не было такого оголтелого мелодраматизма.

Трудно рассказать, как до этих дней
Жил на свете я без любви твоей.
С кем-то проводил дни и вечера,
А нашел тебя позавчера…

Когда я слушаю это махровое безобразие в 2001-й раз, у меня в 2001-й раз перехватывает дыхание. От анонимной, фатальной безнадежности, от безжалостной грубости формулировок.

Кстати, не ностальгия — школу ненавижу, соцреализм и эпоху застоя не люблю, от культовой киноленты «Зеркало» меня неизменно подташнивает. ВИА 70-х — «Лейся песня» и «Красные маки», «Синяя птица» и «Веселые ребята» — отдельная любовь, до гроба, до Страшного суда.

17

88-й. После тульского политеха я распределяюсь в некое проектное бюро. Со мною в комнате заседает бабулька — божий одуванчик. Ее смертельно ненавидит комсомольский лидер из соседней лаборатории. Однажды комсорг врывается в комнату со свидетелями. «Она насыпала под нашей дверью соль и внезапно скрылась в дамском туалете!» — выдал он с порога, гневно вращая белками глаз.

Кто еще не понял: Советская страна — страна языческого ритуала и магии. За что и поплатилась жизнью: маги сгорают в одночасье, от спички и бенгальского огня.

18

Кто же не помнит: «У нас в Советском Союзе секса нет!» Ну и зачем засмеяли тетку из телевизора? Верно, не было секса. У кого-то, в отдельно взятых социальных условиях, может, и был, а в целом — нет, сплошные проблемы.

На физкультурных матах — извечные борцы и гимнасты. В Парке культуры и отдыха — народная дружина и сырая земля, в общежитии — комсомольский патруль с комсомольским прожектором, завистливые соседи. Наконец, дома — родители. Где ему, сексу, осуществиться?

Сто призовых очков старику Фрейду: в 85-м я возглавил народную киностудию «САД» тульского политеха едва ли не для того, чтобы в уютной лаборатории беспрепятственно встречаться с девчонками. Но на весь советский народ народных киностудий не напасешься.

Когда я вспоминаю юность, мне не до шуток. Вот и ты, читатель, не смейся, не будь дураком.

19

В еженедельном журнале «Знакомства» самое невинное объявление таково: «Светлана, 26 лет. Красавец мне не нужен, явный спонсор тоже не требуется. Мужчина просто должен быть надежным, как бриллиант, и обаятельным, как Мефистофель».

Следующая страница: «Приди и воплоти в жизнь все мои безумные фантазии!» О том, что такое женщина с фантазиями, с чем ее едят и к чему это приводит, снял свою последнюю, свою закатную картину Стэнли Кубрик. Картину предпочли замолчать, дескать, маэстро промахнулся. Но именно это солидарное молчание лучше всего доказывает: маэстро не промахнулся, а сделал свою лучшую, самую глубокую, самую страшную работу.

Будьте покойны, женщина с фантазией, с художественной жилкой научит самого Мефистофеля. Стэнли Кубрик, коллекционер аномалий, и тот — ужаснулся да помер.

20

Вот еще что. В восьмом классе я первым посмотрел «Вестсайдскую историю» и рассказал об этом одноклассникам. Они тоже посмотрели и засмеяли меня, потому что мне картина смертельно понравилась.

Те, кто смеялся, — лучше бы им никогда не родиться. Ненавижу. До сих пор.

21

Сюжет: муж замечает, что отныне жена засыпает в несколько иной позе. Раньше сворачивалась в клубочек, словно кого-то (его?) опасаясь. Теперь же раскидывает в стороны руки, точно манифестируя свободу и независимость. Муж делает вывод, что с некоторых пор жена изменяет.

Далее возможны любые варианты, дальнейшее не столь уж существенно. Но вот эту, внимательную фазу в нашем кино не делает никто. Никто даже не имеет ее в виду. Все наши картины воспроизводят заимствованный набор визуальных клише, уворованные, чужие, давно списанные в голливудский архив аттракционы.

Иногда зрителю демонстрируют позы совокупления, но даже это снимают неумело и невнимательно.

22

Кто подскажет способ политкорректной борьбы с собачниками в Парке культуры и отдыха? Бежишь, наматываешь километры, меж тем из кустов кидаются страшные беспородные мутанты. Помесь дога и носорога, пинчера и терьера, баскервилея и кинг-конга. За ними вылетают непонятные бабы в широченных запорожских шароварах: «Маша! Стой, Маша!» Пресловутая Маша — тот самый мутант, без намордника, без поводка, едва не вцепившийся в мое беззащитное горло.

Где моя страна? Где мне жить, любить, поправлять здоровье? Откуда это страшное безродное племя — мутанты со своими неполноценными, одинокими хозяйками? Что, у нас вчера была война? Не хватает самцов-производителей? Почему эти бабы живут с лохматыми, неуправляемыми монстрами? Почему дают им полную волю? Что в таком случае происходит в уютных хрущевках, откуда они выползают на прогулку два раза в день?

Есть только один способ договориться с собачницами. Думаю, этот способ называется — парабеллум с полным магазином.

23

Интеллектуалы пишут, снимают, вручают друг другу премии для поддержания аппетита. Интеллектуалы давно и надежно куплены, не они определяют духовный климат нашего времени. Массовая культура работает в 90-е гораздо точнее.

Так, в 93-м, когда процесс вестернизации страны шел полным ходом, среди других поп-альбомов появилась выдающаяся работа Алены Апиной «Танцевать до утра». В числе восьми незаурядных песен Аркадия Укупника была и такая:

Ив Сен-Лоран, сшей мне сарафан,
Ведь я хочу девчонкой модной бы-ыть.
Ив Сен-Лоран, ну сшей мне сарафан,
Я хочу всех удиви-ить!

В капризном «ну сшей!» простой саратовской девчонки, недавней солистки группы «Комбинация», — вся постперестроечная Россия.

Эх, девчата, куда потом — в сарафане от Сен-Лорана? В Париже сарафанов не носют.

24

Однажды я со злой иронией процитировал в публичной статье пару строк из романа Макса Фриша: «Лишь тайна, которую мужчина и женщина скрывают друг от друга, делает их парой». Я издевался, Фриш издевался, но женщины, знакомые женщины восприняли цитату как сигнал о моей капитуляции.

Позвонила давняя возлюбленная: «Снова пишешь правильные вещи, почему же в реальной жизни ты так нетерпим к женским слабостям?» «Какие «правильные вещи»?» — опешил я. «У женщины должны быть свои маленькие тайны…» — «Зачем? Тайны какого рода? Любовники, оргии, криминал?» — «Ну вот, опять за свое. Значит, ты пишешь не то, что думаешь?» —»Фриша следует понимать в обратном смысле». — «А-а, значит, ты так и не повзрослел!»

25

Первое сентября 91-го года, мои первый учебный день во ВГИКе. На торжественном заседании выступает Алексей Баталов. «Наступило великое время. Время свободы и свершений. Тоталитарная диктатура пала, ур-ра! Скоро великого искусства будет столько, сколько захотим!»

Ой-ей-ей, сказали мы с приятелем девять лет спустя. «Помнишь?» — «Еще бы не помнить…» Слово в слово! Почему мы, не сговариваясь, оторопели от того давнего спича и пронесли его небогатое содержание через годы? Думаю, заоблачная фальшь была настолько непереносима, что подсознание включило механизм записи. Чтобы самим никогда не оказаться в столь же смешном положении.

Итак, свершение уважаемого актера за отчетный период: разговор ни о чем в телепрограмме «Зеленый абажур». Поздравляем.

26

Электричка «Москва — Тула». Одна пожилая женщина отправилась в туалет. Ее соседка не на шутку переполошилась, заметалась по вагону, завизжала: «Чья это сумка? Куда она пошла? Почему оставила вещи и одежду?» Потом, несмотря на осторожные протесты пассажиров, вынесла большую потрепанную сумку в тамбур, где ее вполне могли распотрошить и разворовать. Всем было стыдно, но никто не решался на сражение с идиоткой.

Вернувшись, бабуля обиделась, а дура успокоилась и оправдалась: «Вот вы — откуда? Не знаете, как мы здесь живем, всего боимся!» «Да разве я не такая же?» — с горечью в сердце простонала в ответ бедняжка и едва не заплакала.

Чем, в психологическом смысле, эта эпоха отличается от эпохи Большого террора? Некому старушку заломати? Ну разве этим. Зато доносчики наши готовы. Всегда готовы!

27

Первый урок во ВГИКе: история Отечества. Вместо класса — режиссерская мастерская с тяжелым черным занавесом посредине. Лектор рассуждает о бурных событиях августа, о путче и его ликвидации, за занавесом меж тем что-то осторожно шевелится. Сопение, кряхтение, шорохи, шумы. Через полчаса занавес открывается, историка вытесняет лохматый молодой человек с хорошо приготовленной яичницей на сковородке. Доедая, паренек активно включается в дискуссию и навязывает собравшимся нетривиальный взгляд на текущую политическую ситуацию. Откланявшись, исчезает за занавесом. Зовут — Артур Аристакисян, режиссер.

Хороший документалист появляется там и тогда, где и когда его не ожидают. Фильмов Аристакисяна не смотрел, лично не знаком — но явление с яичницей запомнилось.

Кстати, особых иллюзий молодой человек не питал. Какие, к черту, иллюзии, когда ты наивен, лохмат, неизвестен, а стипендии хватает только на яичницу и скорлупу.

28

Электричка «Тула — Москва». За спиной четыре тетки из народа-с-огорода. Постепенно одна начинает верховодить: голос властный, суждения категоричные. Первой соседке насоветовала сажать огурцы рано, а не поздно. Другой попеняла, что двадцать лет назад та не бросила пьющего мужа, сберегая детям отца. Третью научила, как защищать собственные интересы, предупреждая чужую агрессию своей, удвоенной.

Развязка наступила недалеко от Царицыно. Разболтавшись, откомментировала все, что попадало в поле зрения. За окном — свежевыбеленная церковь. «Красиво, — одобрила тетка. — Очень хорошо. Только я в церковь не хожу!»

А ее ведь никто и не спрашивал, к чему бы такое рвение?

Успела, проболтала заветное. Между делом отчиталась, доложила по инстанциям. Там — оценят. Будет тетке гостинец.

29

Когда взорвалась подлодка «Курск», а телевизор сошел с ума от циничного любопытства, я прогуливался по тульским бульварам. Из-за угла вышли трое: дед, бабуля, внучок. «Ну-тка, деточка, отсчитай сто шагов, поглядим, какова эта лодка в длину!» — прошелестела ласковая старушка.

Во-первых, не сто, а сто пятьдесят. Во-вторых, вашему ублюдку еще расти и расти до метрового шага. В-третьих, с трудом удержался от того, чтобы не влепить ребенку пинка и затрещину.

Кровь за кровь! Вот из-за этих все всегда горит, взрывается, тонет.

30

Женщина, которая когда-то была мне дороже всего, внезапно объявилась в опасной близости от моих органов чувств: «Манцов, а ты знаешь, что я блядь?»

Так вот, разлюбезные дамы, говорите правду до, а не после любви. Всем будет удобнее.

31

Однажды, давно, на занятиях своей мастерской Юрий Арабов рассказал потенциальный сюжет: родители разводятся — умирает малолетний ребенок. «Дети всегда умирают от недостатка любви», — подытожил Арабов, а я был оскорблен примитивностью его драматургической идеи.

Но теперь эта банальная формула кажется мне наиболее важной. Дети болеют и умирают от недостатка любви. Неужели важнее Набоков? Феллини? Госфильмофонд? Счетная палата, Госсовет или ЮНЕСКО?

Спасибо, Юрий Николаевич. За идею.

32. Мораль

Господи, прости меня за то, что страшноватую жизнь методично превращаю в членораздельное письмо, в публичную литературу.

Прости мне гордыню просто (4, 13, 14) и вызывающую гордыню (15), недомыслие (5), историческую близорукость (6) и неуклюжую хитрость (7), зависть просто (8), зависть, переходящую в нездоровое любопытство (9), немотивированную брань (10), сентиментальную глупость (16) и гнев самой высокой пробы (20, 24, 29, 30).

Отдельно прости за то, что в парке Культуры от меня никогда не дождутся смирения. Будь Твоя воля, мутантов из парка я бы отстреливал на глазах у амазонок в шароварах. Прицельно. Технично. Без суда и следствия. Как собак.

Думайте обо мне что хотите.