Педро Оралес: «Свобода — это маленькая роскошь»

Интервью с режиссером Педро Оралесом

Площадь перед кафе плавится от солнца. У входа в кинотеатр напротив толпится десятка два соискателей контрамарок. «Киношок» подходит к концу, и все яснее становится, что Гран-при возьмут «Тихие омуты» Рязанова. От показов уже мутит.

— Мне рассказывали, что в России всегда холодно, — говорит мой собеседник, положив на стол соломенную шляпу и раскурив сигару. На нем просторный светлый костюм. Маленькие карие глаза спрятаны за стеклами солнцезащитных очков. На широком, цвета бурого кирпича лице блуждает обаятельная улыбка. С галстука таращится огненная макака. Из нагрудного кармана выглядывают колпачок «паркера» и дешевая пластмассовая расческа, которой Оралес то и дело поправляет свои густые черные волосы. — Но сегодня на удивление жарко. Это напоминает мне о моей родине, Бразилии.

А я все не могу поверить, что действительно пью кофе в заштатной забегаловке с культовым режиссером современности Педро Оралесом. В рамках фестиваля организован закрытый показ его нового фильма «Влажнее, чем земля» — социальной саги о немолодых бразильских лесбиянках, которые борются с местными фермерами за существование своего маленького ранчо. Это вторая полнометражная картина Оралеса. Первый фильм — «Останови мой большой состав» — он сделал в 98-м. «На свои деньги», как с гордостью повторяет режиссер в многочисленных интервью. В то время Оралесу было сорок два года — серьезный возраст для дебютанта. Отойдя от семейного швейного бизнеса, он приехал в Лос-Анджелес и окончил кинематографические курсы в рамках программы помощи эмигрантам. Потом работал посыльным у Джеймса Кэмерона на съемках «Титаника».

— Откровенно говоря, Джимми не очень-то и замечал меня, — Оралес делает маленький глоток кофе, морщится и отставляет чашку. — «Вообще-то я пью исключительно «Pele», — негромко бросает он. — …Сами понимаете. Пицца, минералка, счета за электричество. Педро туда, Педро сюда. Не было даже возможности толком поговорить. Но мы, бразильцы, народ сметливый и нас-тырный, а самое главное — самоотверженный. Однажды я принес Джиму его любимый корейский салат в монтажную. Он был занят очень странным делом. Сидит около огромного таза и таскает туда-сюда по воде здоровенную поломанную модель лайнера. А его ассистент Боб пригоршнями сыплет сверху игрушечных солдатиков. Обыкновенных игрушечных солдатиков. — Оралес шевелит полными пальцами над столом, будто кормит голубей. — Оператор снимает все это дело на камеру. Вы знаете, что меня удивило? Джимми, такой серьезный человек, и вдруг играет, как мальчишка, а ведь каждый съемочный день на счету. Я человек сдержанный, но тут рассмеялся — так это было трогательно. Джим взглянул в мою сторону, и я подумал, что он меня сейчас пошлет. Но он увидел свой любимый корейский салат, потеплел и спрашивает: «Ты чего ржешь-то?» Потом я с ужасом узнал, что в этот момент он как раз снимал последний дубль той знаменитой сцены, когда «Титаник» раскалывается…

— Господин Оралес, неужели технологии были так примитивны? Общеизвестен гигантский бюджет «Титаника» и то, что над фильмом работали лучшие специалисты по спецэффектам. Об этом много писали в прессе.

— Ты в каком мире живешь-то, сынок? Джимми сам платил газетчикам, чтобы забить бабки денежным воротилам, которые башляли проект. Плел им про компьютерную раскадровку, подводные съемки… На самом деле, он просто качал из них деньги, как последний плюгавый сутенер из своих баб. Ты живешь в современной России, ты должен понимать, какие штуки можно вытворять с бюджетом.

— Э-э-э. Ну да, наверное. Мы несколько отвлеклись. Итак, вы встретились в монтажной…

— Да, и Джим объяснил все про свои дела. Откровенно говоря, мне это не очень понравилось. Если ты знаешь мои фильмы, то должен понимать, что я большой поклонник реализма, всего настоящего, въехал? Что-то там по этому поводу проповедовал ваш Станиславский. Так вот, я и говорю Джиму: «Топить солдатиков — это лажа. Если у тебя на столах настоящие скатерти, а на скатертях — настоящий фарфор, то и люди лететь в тартарары должны настоящие, верно?» Джим помялся и отвечает: «Все так, Педро, все так. Я пробовал договориться с департаментом юстиции, чтобы мне для съемок предоставили человек двести из числа смертников, зэков, осужденных на пожизненное, и неизлечимо больных, но они отказали. Я поладил бы с Трумэном, но сейчас другие времена. Эта долбаная политкорректность…» Короче, тогда я сказал Джиму, что ради его великого фильма готов сам кататься по палубе бесконечно, хоть шею себе сломаю. Он смерил меня взглядом, пошептался с ассистентом, и говорит: «О'кей».

— Модель «Титаника», насколько я знаю, была выполнена в натуральную величину. И вы действительно катились вниз по накрененной палубе?

— Причем не раз. Я сыграл там нескольких пассажиров. Помнишь старика, который со всего размаху налетает грудью на канат? А бродяга, которому разнесло голову о трубу? А черный матрос, который первым попал в трещину?

— Да, он так забавно кувыркался.

— Но моя самая любимая и серьезная роль — это девушка на носу, которая долго смотрит на героиню Кейт, а потом срывается и ломает себе позвоночник на второй палубе. Гримеры здорово надо мной потрудились, а?

— Известно, что Кэмерон помог вам со съемками первого фильма.

— Да, когда «Титаник» уже несколько месяцев был в прокате и Джимми огреб на нем кучу бабок, он пришел ко мне в госпиталь и сказал: «Педро, я отдаю себе отчет, что успехом своего фильма обязан не столько этому смазливому пацану Лео, сколько тебе. С солдатиками получилось бы хуже. Чем планируешь заняться, когда кости срастутся?» Вот тогда я и признался ему, что больше всего на свете хотел бы снять фильм. Настоящий фильм. Джим спросил: «О чем?» Я ответил, что это будет кино про простого парня, машиниста поездов, который живет с мамой, нормально работает, не позволяет себе ничего с женщинами, а потом вдруг влюбляется в своего напарника по тепловозу, немолодого негра. Но вскоре негра похищают для опытов марсиане. Парень угоняет поезд и едет искать своего друга по свету. Находит его в провинциальном борделе, без рук и без ног. Ребята хотят пожениться, долго борются с консервативным местным законодательством и наконец выигрывают дело. Джим даже до конца не дослушал и сказал: «Педро, будем снимать. Я стану продюсером твоей потрясающей ленты». На съемки я пустил всю свою медицинскую страховку.

«Останови мой большой состав» обошелся Оралесу в 124 тысячи долларов и собрал в мировом прокате 19 тысяч. Увидев окончательный вариант картины, Кэмерон попросил убрать свое имя из титров. Фильм был показан в рамках внеконкурсной программы в Канне. В Карловых Варах картина взяла приз зрительских симпатий. Критики заговорили о новом реализме, более актуальном, нежели у фон Триера. В России «Останови мой большой состав» был показан единственный раз на прошлогоднем ММКФ в кинотеатре «Улан-Батор». На конкурс фильм не допустили из-за чрезмерно натуральных постельных сцен. Несмотря на очевидный финансовый неуспех, картина приобрела широкую популярность среди европейских интеллектуалов.

— Знаете, Педро, я не обнаружил в вашем предыдущем фильме ничего особенно шокирующего. Собственно, вы показали саму жизнь. Это случается везде и всюду.

— Да, но не все это понимают. Даже мои актеры, которых я набрал из любительских трупп на родине. Парень, который сыграл главную роль, решительно не хотел кувыркаться в койке со своим партнером — натуральным черным калекой, с которым я познакомился в госпитале. Я искал дублеров в актерских агентствах, потом на улицах, но все отказывались, как только получали сценарий. Потом нашел на свалке одного наркомана, но когда он увидел моего черного приятеля, его обрубки и прочее, убежал из студии, не вернув задаток. В результате мне пришлось сыграть в этих девятнадцати сценах самому. (Оралес вздыхает, проводит расческой по волосам и закуривает новую сигару.) Я не снимаю то, чего не знаю. Получается так.

— Во время первого визита в Москву у вас появилось много новых знакомых. Именно тогда вы задумали совместный проект с Эльдаром Рязановым…

— Да, нас познакомили на вечеринке после показа моего фильма. Мы с Эльдаром крепко выпили и, как это принято у вас, русских, разговорились по душам. Эльдар был в тот вечер очень грустный. Он сказал, что уже несколько десятилетий снимает ненавистные ему комедийные мелодрамы — такие гладкие, такие прилизанные, такие правильные. Рязанов признался, что этот имидж тяготит его. «Педро, — сказал он, — ты делаешь настоящий, искренний трэш, абсолютно плохое кино, если ты понимаешь, о чем я. Как бы я хотел снимать нечто подобное. Мне тесен этот костюм доброго сказочника, — Эльдар рванул себя за воротник рубашки. — Дома и за границей я ношу все эти чудесные вещи — шелковые рубашки, лосины, серьги и цепи, — но как только я появляюсь на людях в Москве, мне опять приходится играть роль старого наивного дурака. Они просто не готовы увидеть меня другим…» Мне кажется, я очень хорошо понял его тогда. В тот вечер мы поехали к Эльдару в гости и всю ночь валяли дурака. Плясали в париках и женских платьях, пили джин, слушали тяжелый рок, щелкались на полароид и смотрели добротную немецкую порнушку.

Педро показывает мне несколько карточек. Я с трудом узнаю Рязанова в смеющемся здоровяке, который купается в бассейне в окружении юных барышень. Большинство из них — ставшие в последнее время популярными молодые актрисы кино и театра. На другом снимке — знаменитый отечественный режиссер в больших цветастых трусах и в черной кожаной косухе, с дорогой электрогитарой, что-то кричит в микрофон. «Эльдар очень любит сбацать что-нибудь из «Симпатии к дьяволу» «Роллинг Стоунз», —комментирует Педро. — Кроме того, ему нравятся Мэрилин Мэнсон и ваша знаменитая трэш-звезда Ирэн Аллегрова».

— Господин Оралес, расскажите подробнее о вашем совместном проекте.

— В общем, мы резвились с неделю, а потом Эльдар говорит мне: «Педро, ты такой славный чувак, почему бы нам не сделать совместный фильм? Мне надоело кривляться, я хочу убить их всех первым же кадром. В мои годы можно позволить себе быть честным с самим собой. Ты напишешь сценарий для моей новой картины?»

— Насколько я понимаю, вы выполнили его просьбу.

— Да. Мой сценарий назывался «Дряблые и сексуальные». Я написал его в Лос-Анджелесе, выслал Эльдару, и он немедленно начал готовиться к съемкам. На главную женскую роль мы решили пригласить популярную в России мексиканскую актрису Веронику Кастро. Главная мужская роль досталась вашему соотечественнику Нику Фоменко, который, насколько я знаю, одно время вел неплохое порно-шоу на телевидении. Более подходящую кандидатуру трудно было подыскать. Эльдар звонил мне в Калифорнию каждый вечер и рассказывал о том, как движется работа. По-моему, он был очень счастлив. Но потом звонки прекратились. Прошла неделя, две, и я сам позвонил в Москву. Я не узнал своего нового друга; ему словно мачете всадили в сердце… Он признался, что картина не выйдет в таком виде, в каком мы ее задумали. Ему диктовали свои условия какие-то банкиры, что меня очень удивило. В результате договор с Кастро был расторгнут; спонсоры хотели видеть на экране ваших актрис, с которыми Эльдар работал в своих предыдущих, неплохих, но чересчур слюнявых картинах. Эльдар попросил меня придумать новое название, и я сделал это. Когда я увидел картину, то убедился, что от моего сценария только название и осталось — «Старые клячи». Ну и еще пара сцен… Когда одна из немолодых героинь появляется в плавках и когда они поют хором в клетке в зале суда.

— Это положило конец вашим отношениям с Эльдаром Рязановым?

— Да нет. Мы же оба взрослые люди. Я понимал его, а он — меня. Когда я сказал, что сам буду снимать нашу картину, Эльдар отдал мне все рабочие материалы, помог с декорациями, аппаратурой и пленкой. Я снял «Влажнее, чем земля» в том же году на одной независимой бразильской студии. Героини фильма, как вы понимаете, любят женщин, и я очень долго искал подходящих актрис… В Бразилии достаточно строгие нравы, когда дело касается однополой любви, а мне нужны были именно лесбиянки, причем в возрасте. К тому же готовые сниматься в откровенных сценах, которых в ленте еще больше, чем в моем первом фильме. Некоторые эпизоды показались чересчур смелыми даже тем отважным женщинам, которые подписали контракт. Поэтому опять пришлось сниматься самому. Я уже говорил вам, что у меня всегда очень хорошие гримеры. На съемках ими руководит моя мама, которая всегда знает, чего в точности хочет сын.

— Мне очень нравится сцена, когда ваши героини сначала соблазняют, а потом убивают мясорубками соседского фермера.

— Да я и сам от нее в восторге, хотя признаваться в этом, наверное, неловко. За полгода мой фильм собрал в прокате 9 тысяч долларов, но я думаю, что у него очень хорошие шансы в России и СНГ.

— Я уверен в этом, Педро. Кстати, вы успели посмотреть «Тихие омуты»? Думаю, у картины хорошие шансы получить Гран-при.

— Так-то оно так, поскольку выбирать особенно не из чего. Тем более что мой фильм был показан вне конкурса. Не могу сказать, что я в восторге от последней ленты Эльдара, хотя и там попадаются симпатичные эпизоды. Система не дала ему расправить крылья и снимать то, что он действительно хотел бы. Рязанов пробует вернуться к своему старому стилю, но и это ему не удается, поскольку он уже попробовал на вкус настоящее искусство. После этого трудно возвращаться к убогим старым комиксам. В итоге получается нечто среднее между соплями и трэшем. Мне по-человечески жалко вашего гениального, дейст-вительно, гениального режиссера и моего хорошего друга. Несмотря на все политические и общественные перемены, художник в России по-прежнему остается несвободным. В Бразилии все по-другому. Я бедный, но гордый. К счастью, подлинная свобода — это та маленькая роскошь, которую я могу себе позволить.

К сожалению, никто из российских прокатчиков не обратился к агентам Педро Оралеса с предложением о покупке картины. Известно, что сегодня он живет на своей вилле в Бразилии и готовится к съемкам фильма о России под рабочим названием «Кирзовые зайцы». Если все сложится хорошо и господин Оралес найдет толкового продюсера, работа над картиной будет доведена до конца и ее покажут на «Киношоке» в будущем году. Как всегда, вне конкурса.