Вера от Слова Божия

Когда двенадцатый номер «ИК» 2000 года, посвященный 2000-летию христианства, был уже собран, в редакции появился материал об отце Александре Мене — выдающемся подвижнике, который в 60 — 80-е годы, вплоть до своей трагической гибели, делал чрезвычайно много для воцерковления интеллигенции, в том числе и кинематографической.

Мы посчитали вполне правомерной публикацию этого материала вне специального контекста, ибо сама проповедь отца Александра никогда не подразумевала «тематических подпорок» и всегда была открыта к миру.

Ностальгия по ушедшим временам и прежней духовности, желание сохранить все, что было когда-то, вернуться в средневековье всегда удивляли отца Александра своей бессмысленностью и непродуманностью.

Чтобы понять, какая духовность была в Средние века, достаточно взглянуть на изображения Христа-Пантократора в куполах некоторых храмов. Отец Александр говорил, что Христос «с гигантскими страшными глазами, нависающий над толпой, мало похож на Христа, Который пришел в мир и сказал: «Вы познаете истину, и истина сделает вас свободными». Скорее это Зевс-громовержец, Перун, кто угодно, но не тот, кем был Христос».

Подобные изображения указывают на нераспространенность евангельских текстов в те времена, на их непрочитанность многими иконописцами (и наоборот, об укорененности в Евангелии школы Сергия Радонежского можно судить на основании икон его ученика — преподобного Андрея Рублева).

«…Люди хотят толковать близость Божию в соответствии со своими человеческими слабостями, — говорил батюшка в одной из проповедей. — Они хотят, чтобы эта близость была грозной по-человечески, как пророк Софроний описывает вторжение Божие, в то время как воплощение Христа совершилось в истории совершенно иначе». Животный психологизм мешает членам Церкви переосмыслить свое отношение к миру в свете Евангелия, преобразить свое существование Духом Любви и получить Божественную силу для новой жизни.

Именно ложное христианство, доставшееся России в наследие от дореволюционных времен, породило, по мнению батюшки, современный атеизм, который Церковь почему-то считает главным своим врагом.

На самом деле все идейные, духовные катастрофы нашего столетия есть тяжкое, негативное наследие прежних веков с их затхлой, несправедливой жизнью. «Консервативные силы, включая церковные, — говорил отец Александр, — держали народ в состоянии стагнации, неподвижности». Церковь своими ру-ками отдала динамическое мироощущение, завещанное нам в Откровении Священного Писания, атеизму и религии прогресса.

Фундаменталистские настроения, распространившиеся повсеместно, отец Александр связывал с изменой библейскому профетическому духу. Когда не перечитывают Библию и не приспосабливают к жизни церковное предание, изначально христианские идеи узурпируются врагами христианства, а затем извращаются. Так произошло с идеей социального равенства, от которой средневековое и более позднее христианство отказалось в интересах господствующих классов.

Все было отнято у Церкви, когда она не захотела заниматься социальными проблемами, отстаивать справедливость, учить народ Слову Божию. Именно тогда борьбу с неравенством, с ложью, с неграмотностью, с нищетой, с национальной и религиозной нетерпимостью взяли на себя атеисты. Другое дело — во что это вылилось, но прийти к власти и сохранять ее так долго коммунисты могли именно потому, что «неощутимой» вере православной Церкви они противопоставили декларацию ясных и понятных человеку идей. И неудивительно, что церковная религиозность была объявлена «опиумом» народа.

Духовная деградация неминуемо закончилась обнищанием и в материальной сфере. Отец Александр говорил, что если человеческая природа не испорчена, улучшение материальных условий должно пробуждать все положительные качества в человеке, открывать перед ним возможность развития. Но впереди всегда идут улучшение духовного климата, изменения в нравственной сфере, борьба со злом внутри нас.

Некоторые полагают, что бедность и несчастья России — признак ее особого духовного призвания. Это не библейский подход. Напротив, нищета — очевидный признак того, что душа народа отстает в развитии. Святой Иоанн Кронштадтский писал, что «истинное христианство и на земле водворяет благопо-лучие». А преподобный Серафим Саровский, отвечая на вопросы Мотовилова, говорил: «Не укоряет Господь за пользование благами земными… — И далее: — По положению нашему в жизни земной мы всегда требуем того, что успокаивает нашу человеческую жизнь и делает удобным и более легким путь наш к Отечеству Небесному… нет ничего на свете лучше благочестия, соединенного с довольством… Церковь святая молится, чтобы это было даровано нам Господом Богом».

Таким образом, и атеизм, и материальное неблагополучие страны — проявление одних и тех же метафизических закономерностей, это, несомненно, продукт нашего собственного недостоинства. И потому батюшка направлял все свои пастырские усилия не на борьбу с внешним врагом — атеизмом, а на борьбу с фальшивым христианством внутри каждого из нас. В одной из своих проповедей он говорил: «Были люди, которые верили слепо в обычаи, традиции, обряды, но чем это кончилось? Вспомните о тех, кто считал, что крестное знамение следует совершать только двумя пальцами (наши старообрядцы). Они сами были готовы погибать, становиться жертвами, преследовать других. Их противники также их гнали, и все были не правы… Это была слепая приверженность, но не к Богу, не к Его заветам и, по существу, не к Его Евангелию. Это была слепая, неразумная, нерассуждающая вера, превращающаяся в окостенение, в злобу, в фанатизм».

Убеждение некоторых оппонентов отца Александра, что он должен в первую очередь бороться с безбожной властью, основаны на таком ложном понимании атеизма как главного врага Церкви. Для батюшки же главный враг был не вне Церкви, а внутри нее — недостойные христиане. Человек, укорененный в метафизике Священного Писания, считает атеизм промыслом Божиим, который помогает народу прояснить его веру и предохраняет христианство от заскорузлости и омертвения.

Отец Александр часто приводил в пример Ницше, который взбудоражил богословскую мысль, потребовав от Церкви ответа. Философ видел крайнюю духовную незрелость так называемого «христианского общества» и одновременно амбициозную претензию Церкви говорить о себе только приятное. Он заявлял, что в истории был всего лишь один христианин, и тот умер на кресте. Но XX век ответил на вызов Ницше, брошенный Церкви. Он дал ответ новым поколением святых и мучеников — святых, открытых к миру. И среди них — отец Александр Мень.

Глобальный кризис современной культуры — закономерный итог двухтысячелетней эпохи эллинизированного «христианства» с его далеким от библейского профетизма пониманием Священного Писания. Чтобы выйти из тупика, необходимо вернуться к истинному, первоначальному смыслу Слова Божия. Книги отца Александра, написанные современным, понятным языком, как раз и возвращают нас к пониманию Библии в духе не эллинистической, но иудейской традиции.

Пока Церковь существовала в лоне библейской традиции, она развивалась динамически, в ней был жив эмоциональный и творческий порыв. Но потом, когда христианство начало распространяться в Малой Азии, в местах процветания диких оргиастических культов (от которых требовалось отгородиться), последовала стагнация. Жизнь в Церкви упорядочивалась, приспосабливалась к обыденным нуждам. И, главное, началось осознание в Новом Завете (естественном продолжении Ветхого) чуждых Ветхому Завету смыслов. В результате Церковь стала терять огонь Духа Святого и обретать бытовые формы, связанные с верованиями окружающих Израиль народов.

На языке Библии Дух — это сила, мощь, но проявляющаяся не в форме грубого насилия, а исключительно в формах динамических. Дух Божий в Библии связан с образами движения. На Иордане Его видят как стремительно летящую птицу, ученикам в день Пятидесятницы Он был явлен в виде огненных языков… Отец Александр говорил как-то, что сила Божия «подобна огненной плазме».

Теряя силу Духа, свое духоносное призвание, Церковь постоянно опаздывала. А отказавшись от динамической адаптации к изменениям внешнего мира, не могла устоять в бурном море исторических перемен. По отношению к самой возможности изменений в Церкви и обществе можно четко разделить языческое и подлинно христианское мироощущение. И батюшка считал, что вернуть свои позиции христианство может только через возврат к первоначальному, библейскому преданию, которое видит мир в становлении и развитии.

Измена христиан библейскому мышлению привела к эллинистическому идеализму и гностическим перегибам, которые, в свою очередь, породили кризис христианского монашества. Недаром такие монахи, как св. Бернар Клер-воский, требовавшие участия христиан в мирской жизни, а не только подвигов ради спасения души, не всегда встречали понимание в Церкви. По этой же причине очень поздно появились монахи-врачи, монахи-миссионеры, монахи-просветители, которые не только молились за людей, но и трудились ради их пользы. Западная Церковь лишь недавно начала осуществлять этот синтез, свидетельствующий об углубившемся понимании Библии.

Хотя монашество было заимствовано христианством на Западе, сегодня оно несет в себе лучшие плоды церковного творчества, подвига, мысли. Поэтому в католической Церкви оказалось возможным появление таких людей, как мать Тереза или Винсент де Поль с его больницами. Это есть очевидное согласование воли Божией с жизнью. Когда человек посвящает себя другим, он выполняет прямое евангельское требование: «Возлюбите друг друга, как Я возлюбил вас», «отвергнись себя». «Те, кто подражает матери Терезе, — говорил отец Александр, — есть истинные последователи Христа, и то, что они монахи, совершенно естественно… Ибо люди, вложившие всю душу, все силы в какое-то дело, освобождаются от многого. Это жертвенная самоотдача». Но на одной только жертвенности монашество устоять не может. Когда вековой мистический опыт монашества уравновешивается евангельскими требованиями социальной справедливости, тогда это есть подлинная мистика, настоящее богопознание. Мистика магическая — это «многозаботливая» мистика, отяжеленная миром. Мистика гностическая эзотерична, закрыта от непосвященных. Христианский мистический опыт открывает человеку, что Бог заботится о нем, как отец заботится о своем ребенке, потому что теперь в нем живет Его Сын. Вся христианская мистика может быть выражена словами апостола Павла: «…уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2, 20). Поэтому христианская мистика — это всегда открытость.

Но отец Александр предупреждал, что к людям, исповедующим открытое христианство, даже если их святость была очевидна, во все времена относились плохо и настороженно. Сторонники статического, языческого мировоззрения видели в них смутьянов, покушающихся на базовые ценности. Батюшка говорил, что в этом была беда ученых-исследователей, например святого Альберта, которого считали чернокнижником, хотя потом он был причислен к лику святых. Так же было с Авраамием Смоленским, который едва не попал на костер за свои проповеди, или с известным врачом Теофрастом.

За двадцать веков язычество в Церкви так и не было преодолено. «Сначала христианские идеи были погребены под властью язычества, — говорил отец Александр, — но, вырвавшись из-под глыб, они потеряли свое духовное ядро и стали светскими». Например, стремление к служению ближнему, заложенное в христианстве, вышло за рамки Церкви, приобретя искаженные формы, а идея вселенской миссии христианства была подменена идеей европейского империализма. По миру пошло не Евангелие, а власть белых. В дальнейшем представление о Царстве Божием секуляризировалось и превратилось в различные виды социализма. Отец Александр даже сказал однажды, что «прогресс — это осатанелое христианство», имея в виду социалистический Интернационал, масонство и прочее.

Все эти подмены и подтасовки вели к демоническим формам и в искусстве, и в общественной жизни. Главный их признак — банальность, пошлость, бесталанное творчество. Подлинно духовное всегда талантливо. Так что грань секуляризации проходит не между мирским и церковным, а между талантливым и бесталанным. Пошлое, банальное — вот что такое сатанинское.

Стараясь по мере сил исправить путь развития Церкви, отец Александр все свое время, свободное от пастырских забот, посвящал работе над книгами, которые должны были воспитать современных, образованных, думающих, активных, знающих Священное Писание христиан. Возрождение, расцвет или угасание христианства в ту или иную эпоху и в разных странах отец Александр связывал с приближением или удалением христиан от Библии. В ослаблении внимания к Священному Писанию уже таится церковное угасание, связанное с возникновением искаженных представлений о Боге и о человеке, с потерей чувства историзма, утратой ответственности за судьбы мира.

Как ветви эволюции, не ведущие к человеку, оказались тупиковыми, так же и любая другая духовность, существующая помимо Священного Писания, находится на «линии угасания». А «то, что находится на линии евангельской, — на линии возрождения». Замечательное доказательство этой мысли мы находим в развитии и укреплении протестантских церквей. Казалось бы, с православной или католической точки зрения, по многим признакам (отсутствие иерархии, неприятие святых, непочитание Девы Марии, несколько иной смысл таинств) протестантизм далеко ушел от первоначального и животворного предания, и тем не менее он все равно находится на линии восхождения. Потому что протестантизм, начиная с Лютера, всегда выражался в здоровом стремлении приблизить Священное Писание к жизни каждого человека. И оказалось, что все искажения протестантов не так страшны, как отчуждение Церкви от Священного Писания, изъятие Слова Божия из жизни христиан. Вот почему так ценны усилия отца Александра, библеиста и пастыря, человека, открывающего и приближающего Слово Божие к православной Церкви.

Послесловие

Отрывок из книги А.Еремина «О. Александр Мень. Пастырь на рубеже веков» перекликается с некоторыми материалами номера «ИК», посвященного 2000-летию христианства, авторы которых говорят о том, что православная Церковь и Церковь вообще несет ответственность за неисчислимые бедствия ХХ века, об извращении Духа Евангелия в «Константинову эру», когда сотрудничество с земной властью подменило собственные задачи Церкви, о бесплодности любых призывов и попыток вернуться назад, в средневековье, о необходимости заново проповедать Слово Божие современному человеку, о том, что нужно очистить динамический, творческий Дух библейского откровения от позднейших языческих интерпретаций… Освященные личностью величайшего пастыря и проповедника ХХ века, эти мысли приобретают характер очевидной, неоспоримой истины.

Ведь христианство как проект, заданный человечеству две тысячи лет назад, — вещь предельно целостная и определенная. Что бы там ни говорили, христианство — не идеология и не средство разрешения психологических и социальных проблем, не способ ограничения деструктивных импульсов или некий «клуб» любителей иррационального, где можно укрыться от всепроникающей пошлости современной цивилизации.

Христианство — это спасительный импульс, дарованная человечеству возможность сойти с пути гибели и распада. Возможность, данная во Христе, Который воплотился, жил среди нас, умер и воскрес, чтобы и мы смогли родиться заново. Который присутствует среди нас, воплощаясь снова и снова в Своих свидетелях. Человек может жить иначе, он может стать таким, каким его создал Бог, в нем могут раскрыться невиданные силы созидания, творчества и любви, он не заложник тотальной, непобедимой энтропии. Человек — существо духовное; и история человечества не столько история орудий труда, войн и смены общественно-экономических формаций, сколько история самораскрытия, то есть приближения к Богу. Важнейшей вехой в этой истории стало грандиозное, поразительное событие приближения Бога к человеку — вплотную до полной неразделимости, событие, двухтысячелетие которого мы празднуем. И все размышления о кризисе современной цивилизации, о том, что человечество запуталось, забрело не туда и не имеет необходимых интеллектуальных и духовных ресурсов для решения своих глобальных проблем, выглядят совершенно иначе, если взглянуть на ситуацию с точки зрения этой всемирно-исторической перспективы.

Описать христианство без Христа так же невозможно, как описать структуру Солнечной системы, не упоминая о Солнце. Каждый человек несет на себе отблеск этого великого Света, но лишь в той или иной мере. Наиболее же ясно свидетельствовать о Свете способны те, кто познал в своей жизни опыт полного соединения с Христом, великие святые, к числу которых по праву должен принадлежать и отец Александр Мень.

Н.Сиривля

Фрагмент из книги Андрея Еремина «О. Александр Мень. Пастырь на рубеже веков», которая готовится к выпуску в издательстве «Carte Blanche».