Журнал — это импровизация

Предложение Е.Д.Суркова стать его заместителем было для меня, молодого киноведа, весьма лестным. Только потом я узнал, что таким образом он морочил голову многим людям, проверял их лояльность к своей персоне. «Да, — мечтательно глядя куда-то в сторону, сказал Эжен, — вот лежит приглашение на кинофестиваль в Нью-Йорк. А посылать некого». «Пошлите Юренева», — заметил я вскользь. «Хотелось бы своего».

Легкой походкой я вошел в коридоры «ИК». Планы были грандиозные. Думал привлечь новых авторов, вернее, бывших, которых Сурков объявил оппозиционными. Открыть новые рубрики. Всерьез заняться теорией кино. И, наконец, собрать задел. Редакционный портфель был почти пуст, и все материалы уходили с колес. Я дал задание сотрудникам подумать о перспективном плане хотя бы на ближайшие полгода. Работа закипела, и скоро заведующие отделов принесли мне свои идеи с темами и авторами. После перепечатки возник весьма объемный труд, который Сурков вяло полистал, утвердил и отправил для информации в отдел культуры ЦК. А мне с глазу на глаз сказал, что журнал — это не издательство и никаких планов быть не может. Журнал — это импровизация, все должно делаться с ходу. В принципе, он был прав. За два месяца, пока выходил номер, многое безнадежно старело.

Мои коллеги напишут о Евгении Даниловиче, потому что как бы ярки ни были другие главные редакторы (хотя бы Людмила Павловна Погожева), он был глыбой, личностью, достойной пера Федора Михайловича Достоевского. И вот что парадоксально. Несмотря на то что воздух в редакции был пропитан его энергетическим полем и он «давил» на всех сотрудников — и своих временных любимцев, и изгоев, — коллектив был абсолютно нормальный, молодой, способный, амбициозный и, главное, дружный — никаких интриг, сплетен, подсиживаний, что так часто бывает в редакциях многих газет и журналов.

Собирались к часу дня.

И тут же коллективно начинали пить чай. Потом, как положено, обед. Шли в рядом расположенное кафе или столовые. Часов в пять, перед выходом с работы, снова чай. А еще просмотры новых и старых фильмов. И при этом все успевали. И даже отмечали юбилеи и праздники. У Леонида Гурьяна было десятилетие свадьбы. По этому поводу собрались в кабинете главного редактора (он отсутствовал), купили вино и разлили его в маленькие кофейные чашки. По старшинству я произнес первый тост и, осушив чашку, неожиданно для самого себя бросил ее на пол. Все присутствующие последовали моему примеру. Весь пол покрылся мелкими белыми, как снег, осколками. Было красиво!

Журнал научил меня принимать решения, брать ответственность. Ежедневно мне приходилось визировать и подписывать кучу документов, в том числе и финансовых, и чисто идеологических. Евгений Данилович принципиально ничего не подписывал, видимо, полагая, что раз его автографа нет, так и отвечать будет другой. В обстановке острой идеологической напряженности, скажем так, это было весьма наивное предположение.

Об одном эпизоде помню до сих пор. Только что был сделан фильм о Л.И.Брежневе, и, конечно, Е.Д. не мог пройти мимо эпохального события. Кроме обычной рецензии-статьи была сделана черно-белая вкладка с кадрами из фильма. Главный редактор втайне надеялся, что журнал может заинтересовать помощников, а те положат журнал на стол к генсеку.

В то время пропагандистская кампания по укреплению авторитета первого лица государства только начинала набирать обороты.

Когда я открыл сигнальный номер и увидел вкладку, мне стало дурно. На первой странице были изображены кадры, снятые полулюбительской камерой в бытность пребывания Леонида Ильича в Казахстане, на целине. В окружении двух-трех человек, в надвинутой на глаза кепке, он угрюмо смотрел в объектив, живо напомнив героя из фильма «Джентльмены удачи».

Было ясно, что за такую антирекламу по головке не погладят. Сотрудники редакции, мельком взглянув на снимки, покачивали головами, кто-то подсказал, что надо немедленно делать выдерку. Типографские машины уже работали на полном ходу и отпечатали половину тиража (в то время он был 50 тысяч экземпляров). Я созвонился с типографией, остановил печать и начал думать, что делать дальше. Е.Д.Сурков в очередной раз приболел и смотреть журнал решительно отказался. «Вы, голубчик, сами принимайте решение». В идеологическом отделе ЦК КПСС ответили примерно то же самое. Я понимал, что изъятие фотографий — это скандал и надо писать объяснение, по какому праву я убираю из номера нашего Ильича. Или оставить все в таком виде и ждать звонка, когда с металлом в голосе тебя спросят: «Как вы могли допустить?»

В тот раз из двух зол я выбрал последнее. Слава Богу, пронесло.

Проработав в журнале четыре года, я ушел в Институт к Баскакову. Однако многие остались и работают до сих пор. Это Л.Карахан, Л.Гурьян, М.Доброхотова, Л.Донец, Н.Зархи, Т.Иенсен, Е.Стишова, С.Ярошевская. Честь им и хвала!