Версия. «Бо Ба Бу», режиссер Али Хамраев

«Бо Ба Бу»

Автор сценария ирежиссер Али Хамраев
Оператор Роберто Медди
Художник Марио Маброзио
Композитор Клод Самад
В ролях: Ариель Домбасль, Джавахир Захиров,
Абдурашид Абдурахманов идругие
RAI Cinema Fiction, Antea, Instituto Luce, Horus & Basted
Production, «Хайтек»
Италия— Франция— Узбекистан
1998

Вечная история, называется «Бо Ба Бу». Как кажется, идея еесодержится встаром анекдоте про то, как люди учились говорить. Сначала уних получалось только бо-бо-бо, бу-бу-бу иба-ба-ба, итолько потом сложилась первая осмысленная фраза. Произошло это, когда неведомый гений додумался соединить поодному слогу изкаждого сочетания. Немудреная вербальная конструкция оказалась недостающим звеном между бессознательным импульсом ивытекающим изнего действием. Врезультате между полами сложились тесные отношения. Культуролог неупустил быслучая здесь заметить, что язык предшествует телесной коммуникации.

А поклонник Тимоти Лири добавил бысуждение опоследовательном включении третьего ичетвертого контуров мозга. Так или иначе, ноистория, рассказанная режиссером Али Хамраевым, происходит оточень древней формы. Она повествует отом, как неудачно складывались интерсексуальные отношения вчеловеческом обществе домомента достижения внем лингвистической упорядоченности. Когда существовали лишь два слога— бо ибу итолько-только был открыт третий— ба. Впереложении для российского зрителя фабулу фильма можно было быизложить, например, так.

Ехал мужик попустыне инезаметил, как задремал. Вдруг осел остановился, имужик проснулся. Видит: некто, пошатываясь, прочь идет. Толи демон, толи баба. Прикрикнул наневедомое существо, оно изамерло. Поднял его мужик, бросил наарбу. Смотрит: вроде как баба-молодуха. Думает, может, начто исгодится. Въехал водвор, отнес существо туда, где скотина пьет, воду пустил, сам спать пошел. Ажил тот мужик вместе сдругим, что помоложе, работником-помощником. Себя звал Бо, анапарника своего Бу.

Проснулся Бо надругое утро. Глядь, что-то грязное-прегрязное укорыта ворочается. Вспомнил Бо про давешнее, стал существо отмывать. Вгляделся еще раз, ивпрямь баба— груди, ноги, глаза ипрочее все положенное наместе. Только больно узкая дабелая, некак окрестный люд. Вдом отнес, нагруду тряпья вуглу положил иопять оставил— поделам пошел. Бу жезавсем наблюдал, ноневмешивался. Прошло время, иБо бабу туизложки кормить-поить стал. Начала та всебя приходить, наноги подниматься. Бо ей хозяйство показал, сам назвался, сБу познакомил. Подумал, какое бабе прозванье дать, ирешил: пусть Ба называется.

Однажды ночью овладела Бо похоть. Полез онкБа под цветной полог даисовокупился сней. Ба сперва билась, потом утихла, смирилась. АБо вовкус вошел иоднажды даже колени докостей разодрал, сБа забавляясь. Вышел надвор охладиться, мимо Бу идет. Посмотрел наколени Бо недобрым взглядом, вдом прошел, Ба бездыханную поднял, ккорыту для скота отнес, воду ей налил— чтоб ожила… Так ижили они втроем— Бо, Ба иБу.

Много ли времени прошло, мало ли, ностали Ба иБу друг надруга поглядывать. Как-то раз Бо изгорода вдребодан пьяный вернулся, стал кБа приставать, но, недойдя доглавного, свалился изахрапел. АБа сБу взяли даиубежали. Проснулся Бо поутру— нет никого. Саблю схватил ивпогоню бросился. Настиг беглецов, Ба уБу отнял, отвез ееподальше впустыню датам ибросил. Мол, откуда пришла, туда ивозвращайся. Домой воротился, Бу ему вноги кинулся. Простил его Бо, истали они пить, курить дарадоваться, как отнапасти избавились. Нонетут-то было, как-то вечером Ба вдом вернулась имеж друзьями опять раздор внесла. Тогда Бо снова скрутил ееивбольшой город отвез.

В бордель продал, аденьги, что занее дали, тут жевыбросил— чтоб ипамяти отом неосталось.

Но снова все нетак, как думал он, вышло. Вскорости привезли Ба изборделя сруганью заеестроптивость даникчемность. Бо как это увидел, подхватил Ба, вхлев унес итам запер. Только ночью опять овладела импохоть, истал онкней подбираться. АБу, небудь дурак, непускает его. Сам как-то ночью вхлев пробрался исБа совокупился ввеликой радости. Когда жеБо сызнова решил кБа подкатиться, завязалась уних сБу жестокая драка. ИБо Бу чуть неуходил. Затем Бо Ба приковал отгреха, аБу стал выхаживать. Плакал над ним, горевал даслезами изаботой ивыходил. Акак выходил, взяли оба они туБа злополучную, связали, бросили наарбу иповезли сгорькими воплями прочь содвора. Чтобы снова впустыне бросить. Итак далее…

Китаец мог быпрокомментировать сюжет фильма по-своему. Удивительное возникновение стильной блондинки посреди пустой земли понял быкак явление существа иззагробного мира. Белый цвет символизирует смерть исоотносится сзападом (девушка явно западного происхождения и, словно вподтверждение тому, даже осеняет себя однажды крестом). Ктому жецарствует вкитайском загробном мире женщина— Сиванму, одновременно являющаяся богиней бессмертия, тоесть благой сущностью. Белая женщина попадает вземной мир (черных) мужчин, которые посвоей глупости упускают драгоценный шанс обрести вечную жизнь. Или пока упускают, если предположить, что история будет вечно повторяться.

Сторонница гендерной критики увидела бывкартине базовый конфликт полов, характерный для патриархального общества, ифигуру эксплуатации культурных меньшинств авторитарным маскулинным большинством. Тоже вполне справедливо. Кинематографический продукт, созданный узбекским режиссером всодружестве сфранцузскими иитальянскими коллегами, способен спровоцировать самые разные транскультурные интерпретации. Кажется, натоонисделан. Ивэтом смысле представляется перспективным для западной сцены национальным проектом. Врусле нынешней конъюнктуры этнографически маркированное произведение хорошего качества имеет шанс быть востребованным. После открытия гонконгского, южнокорейского, китайского, новояпонского, иранского ибалканского кинотворчества узбекская картина выглядит как еще одно предложение вактуальном потребительском пакете. Содной стороны, вней есть региональная специфика, аутентичная интонация, сдругой— все это грамотно адаптировано для европейской аудитории. Эстетское изображение, экспрессивно-лаконичная актерская игра, ироническая интонация повествования иникаких тебе культурных или языковых непонятностей. Титры фактически нетребуются, поскольку герои почти неговорят, лишь время отвремени издают выразительные звуки. Эти звуки, засэмплированные свсплесками горлового пения, обрывками радиомузыки дашумом пустынного ветра, создают необъятное пространство, вкотором человеческая история толи неначиналась, толи уже пришла кконцу. Мир выглядит чистой страницей, накоторой может быть написана любая история. Ита, что рассказывается вфильме, происходит где-то загоризонтом каждодневного сегодня, откуда напроисходящее смотрит глаз кинокамеры. Откуда появилась впустом вечном мире Белая Женщина.

История оБо, Ба иБу меланхолична, как любая вестернизированная ориенталистика, самые яркие образцы которой являют нам режиссеры спочему-то непременно итальянскими фамилиями (Скорсезе, Пазолини или Бертолуччи). Минималистично медитативна, как… например, образцы иранского кино.

Ну и, конечно же, малобюджетна. Стилистика low-budget нетолько экономически рентабельна, ноивообще является ныне хорошим тоном. Она признак продвинутой художественности, непременный атрибут арт-хауса. Существенная кинотенденция сегодня, возможно, как раз исостоит вобратном засасывании арт-хауса вмейнстрим и, если взять шире, влюбую аудиовизуальную попсу.

В отличие оттого, что происходило некоторое время назад, когда поп-мотивы стали материалом независимого кино. Нохулиган Тарантино соблазнил неформалов всемирным успехом, ипотом уже европейски образованный фон Триер стал цинично вышибать слезы изнаивных зрительских масс неведомыми имконтркультурными приемчиками.

Однако подсыпать ЛСД вчай «Липтон» разрешено далеко некаждому. Гораздо разумнее просто сделать разные национальные версии древнего напитка, расфасовать ихпод западным лейблом ипредположить, что такая акция смещает зрительское сознание безопасным для него образом. Действительно, всяко лучше слушать Deep Forest исмотреть кино вроде «Бо Ба Бу», чем торчать отпения Мэрилина Мэнсона или фильмов сБрюсом Уиллисом. Позитивно икругозор расширяет.