Политкорректность по-русски

Все, очем яздесь собираюсь написать, сегодня звучит ввысшей степени неприлично— архаично, неуместно инемодно. Номеня именно этот феномен изанимает: почему высказывания определенного рода автоматически отбрасываются современным культурным истеблишментом как заведомо неприличные?

Начну стакой литературной историйки. Вконце декабря минувшего года была вручена новая литературная премия «Дебют», учрежденная писателем Дмитрием Липскеровым иблаготворительным фондом «Поколение». Насоискание премии было прислано более тридцати тысяч рукописей, авторы которых— поусловиям конкурса— были моложе двадцати пяти лет. Членами жюри под председательством самого Дмитрия Липскерова стали (цитирую поположению опремии): «Ольга Славникова (Екатеринбург)— прозаик, публицист, литературный критик, член шорт-листа (каков язык!— М.Л.) премии Букера залучший русский роман 1998года (роман «Стрекоза, увеличенная доразмеров собаки») ибукеровского жюри 1999года; Бахыт Кенжеев (Канада)— поэт, переводчик, член группы «Московское время»; Вячеслав Курицын (Москва)— литературный критик ипромоутер, публицист, главный редактор газеты «Неофициальная Москва», автор иредактор интернет-ресурса «Современная русская литература сВячеславом Курицыным», автор шести книг».

А теперь еще одна цитата— насей раз изстатьи Дмитрия Ольшанского «Неприличная молодежь» («Сегодня», 25декабря 2000года), посвященной результатам этого, без сомнения, ввысшей степени полезного конкурса: «Из пяти номинаций максимальное внимание привлекает, естественно, роман— издесь выбор уважаемого жюри можно определить как исключительно гнусный. Нафоне большого количества действительно хорошей прозы победили некие Сергей Сакин иПавел Тетерский— лица призывного возраста, сочинившие «Больше Бэна», текст обихсовместной поездке вЛондон. Поколичеству омерзительной ксенофобии подростковый роман бьет все рекорды: «подонки» (таково самоназвание авторов) рассказывают отой ненависти, которую они, побывав вЛондоне, испытывают кангличанам илицам прочих национальностей. Оказывается, для «коричневой» пропаганды ненужен ниА.П.Баркашов, никинорежиссер Балабанов («Брат-2»), нидаже модный прозаик Крусанов («Укус Ангела»). Молодежь придет ивсе сделает сама— так, что никакой фюрер ненужен. Грустно только думать, что члены жюри, литераторы взрослые идаже приличные, пресмыкаются перед этим «гитлерюгендом», выбирая именно эту политически ангажированную пубертатную бессмыслицу избольшого числа претендентов».

Молодой критик спокойно ивнятно объяснил, почему выбор жюри вызвал унего омерзение. Ия, признаться, сним согласен. Вышеназванное произведение слитературной точки зрения представляет собой скромное подражание хорошо известным образцам отСелина доЛимонова: все довольно длинное сочинение строится насочетании эпатирующего аморализма («подонки») сподчеркнутым автобиографизмом. Асточки зрения идеологии— это все тот же«Брат-2», только герои нелупцуют тех, кто поопределению хуже их, аворуют уних жеисильно оскорбляются, когда ихловят заэтим революционным занятием. Причем оскорбляет их, как это низабавно, отсутствие свободы: «Конечно, ничего яплатить нестал. Конечно, яотмазался. Носам факт меня убил. Каждый шаг— под контролем. Свободная страна…» То, что речь идет освободе воровать, как-то неакцентируется. Что весьма показательно.

Итак, критик Ольшанский незабился ввосхищении поповоду выбора жюри премии «Дебют». Дело нормальное. Премий сейчас много, иредко какое решение устраивает всех. Однако крайне интересно ипоказательно для сегодняшнего культурного климата то, скакой силой отреагировал навысказывание младшего коллеги один изчленов жюри— «литературный критик ипромоутер, публицист, главный редактор газеты, автор иредактор интернет-ресурса, автор шести книг», короче, В.Курицын. Настранице его «интернет-ресурса» немедленно появился следующий текст: «Опоздал Ольшанский скарьерой литературного критика: такого спроса наразоблачителей «русского фашизма», как вперестроечном «Огоньке», уже— тьфу-тьфу-тьфу— ему недождаться. ИСакина сТетерским, хочется верить, заразжигание межнационально-конфессиональной розни, как того требует Ольшанский (вставая вслед заБасинским взамечательный ряд литературных критиков воглаве сЕрмиловым, которые непросто трахали нелюбимых, ноивзывали ксамой гуманной вмире прокуратуре), непривлекут. […] Обязаны понимать, что книжка— это нежизнь, что мысли, слова идействия героев несовпадают совсем тем жеавторским, что писатель имеет право на, кхе-кхе, художественный вымысел…»

Курицын— изящный литератор. Итот риторический ход, который онприменяет для компрометации несогласного сего выбором, отличается определенной изысканностью. Во-первых, Ольшанскому приписывается «апелляция кгородовому» ионставится водин ряд ссоцреалистическим доносчиком Ермиловым. Иными словами, высказывание оппонента квалифицируется как атака насвободу. При этом читатель Курицына почти незамечает, что это именно он— защитник свобод— откровенно шельмует оппонента (где, интересно, Кури-цын нашел уОльшанского требование привлечь юных путешественников куголовной ответственности?). Во-вторых, Ольшанскому строго указывают наигнорирование критериев художественности— «кхе-кхе, художественный вымысел»,— тоесть критика, посути дела, обвиняют впрофнепригодности. Последнее обвинение весьма шатко, поскольку, как уже было сказано, сам жанр «Больше Бэна» принципиально основан наотказе от«кхе-кхе, художественного вымысла» ипотому отождествление идей авторов свысказываниями героев вполне вданном контексте. Нокто жечитал это сочинение? Икто унас всегда прав: «старослужащий» или «дух»-первогодок? Изящно, блин!

Что жекасается первого аргумента мэтра, тоонболее любопытен.

Речь, посути дела, идет отой жесамой свободе, отсутствие которой так оскорбляет странствующих «подонков». Подобно тому как автор-герой «Больше Бэна» считал воровство проявлением своей свободы, авмешательство полицейских, которые, оказывается, давно заним наблюдали, проявлением лицемерия «свободного мира», точно так жеКурицын уверен втом, что присуждение первой премии заоткровенно ксенофобное сочинение— это жест свободы, асомнение вправомерности подобного выбора— это покушение насвободу слова, творчества и, вообще, попытка вернуться кпроклятым «огоньковским» временам! Такое удивительное сходство мыслительных стратегий члена жюри идебютантов-победителей заставляет усомниться вправоте критика, написавшего, что «члены жюри, литераторы взрослые идаже приличные, пресмыкаются перед этим «гитлерюгендом». Онет, покрайней мере, реакция Курицына рождает странное подозрение, что тут незаискивание перед боевой молодежью. Тут «избирательное сродство», переходящее врезонанс.

Но тон, тон Курицына— необличительный, неатакующий, аснисходительно-покровительственный— свидетельствует скорее отом, что Ольшанский, назвавший кошку кошкой, нарушил неписаные правила приличия, общепринятые всреде культурных людей. Все равно что пошлый анекдот рассказал… Иначе говоря, повел себя не«политкорректно»!

Вообще, понятие ополитической корректности вроссийском массовом сознании подверглось занятной демонизации (во многом начатой Т.Толстой). Под политкорректностью понимается чуть ли неидеологическая цензура, ограничивающая свободу творчества ислова. Между тем принципы политкорректности вАмерике характеризуются именно тем, что это добровольно принятые нормы либерального меньшинства— интеллектуалов, профессуры, независимых киношников, нью-йоркских критиков иписателей-художников. Это правила дискурса, анецензуры. Ведь существо политкорректности как раз исостоит взащите иуважении интересов меньшинств— национальных, сексуальных, гендерных, религиозных, социальных. Политкорректность практически деконструирует культурные стереотипы, существующие как всознательной, так ибессознательной форме (неизбежно порождая при этом новые, свои собственные стереотипы), ивэтом смысле она неотделима отпостмодернистской культуры вцелом. Дискурс жеамериканского большинства зиждется накуда как традиционной ивесьма консервативной христианской идеологии, пуританской икатолической попреимуществу. Идеологии, основанной (по крайней мере, втрадиционных версиях американского христианства) натом, что социолог В.Малахов, автор статьи «Скромное обаяние расизма» («Знамя», 2000, №6), определяет как «сублимированный расизм»: «Не надо никому ничего навязывать, говорят его приверженцы. Увсех должно оставаться право наинакость. Пусть все живут там, где родились. Никаких смешений. Никаких размываний границ. Причем размывать границы непозволительно непотому, что отэтого пострадает чистота крови, апотому, что пострадает инакость. Культурное своеобразие— то, что делает «нас» и«их» непохожими,— понесет ущерб». Возможно, голос либерального меньшинства, оппонирующего этой логике, слышнее, чем голоса оппонентов, особенно если все впечатления обАмерике складываются изобщения суниверситетскими интеллектуалами или изпосещений Нью-Йорка. Нохотя университетские кампусы иНью-Йорк непоказательны для Америки вцелом, заслуга политкорректности состоит именно втом, что откровенные проявления ксенофобии— ипрежде всего расизма, гомофобии игендерного шовинизма— стали вАмерике дурным тоном.

В Америке, ноневРоссии. Как замечает тот жеВ.Малахов: «Расизм, которым пропитано российское общество, досих пор нестановился предметом дискуссий. Принято считать, что расизм— ненаша проблема. Иесли где-то «ай-ай-ай, убили негра», товлюбом случае неунас ипотому может быть освоено вчисто эстетическом ключе. Между тем неисключено, что нетематизированность расизма, его неприведенность кпубличному дискурсу как раз иесть фактор, способствующий его дальнейшему процветанию вРоссии. Начнем стого, что унас всегда были свои «негры». «Чукчи», «нанайцы», «чурки», «узкоглазые», «хачики»— все, кто подпадал под категорию «падло нерусское». Язык— точный индикатор интеллектуального ипсихологического климата общества, так что далеко неслучайно, что навыки расистского мышления закреплены унас вязыке. «Еврейчат» и«жидков» прежних десятилетий в80-90-е вытеснили «лица кавказской национальности» (они же«черные», они же«чернож..пые»). Теперь скорее вних, чем вжидомасонах, массы видят главный источник настоящих ибудущих угроз».

Сказано точно, исовременные российские массмедиа неустанно подтверждают справедливость этих слов. Характерно при этом, что вообще всякое неприятие инакомыслия нередко отливается врасистские клише (даже, казалось бы, уже устаревшие). Яркий пример подбросил российский Интернет. Намногих новостных сайтах, попримеру западных аналогов, сконца 2000года появились «форумы»— читательские реакции нановость— своеобразный моментальный срез общественного мнения. Вот, скажем, некоторые (к счастью, далеко невсе) реакции насвязку недавних новостей— насообщения овстрече президента сжурналистами НТВ иовмешательстве Тернера иСороса вэтот политический конфликт. Привожу, почти нередактируя.

«Такой ненависти кРоссии, как «Мост-Медиа», непозволял себе никто впрессе. Если замечать это некоторым мешают «национальные особенности», товсем остальным это основательно поднадоело, если несказать сильнее. Русский народ имеет такое жеправо назащиту отобвинений всвой адрес, как илюбой другой. Анынешняя власть наконец-то начинает себя осознавать именно РУССКОЙ, ислава богу».

«Не хотелось поднимать вопрос онациональности, нопридется. Считаю, что половину великолепной десятки (речь идет ожурналистах НТВ.— М.Л.) можно без труда заменить. Чванство, зазнайство иглавное (желание?— М.Л.) учить других через экран телевизора одемократических ценностях засамую банальную взятку, это ли неверх цинизма этой национальности?»

«Сейчас только идиотам непонятно, что смена российских жидов наамериканских что-то неизменит клучшему. Пресса недолжна быть независимой отнарода, который построил наше государство. Кто дал право Шендеровичу иНовоженову издеваться над нами? Жиды, высами причина Бухенвальда иОсвенцима».

«Давно пора положить конец этой гуманитарно-информационной оккупации. Сорос, вон!»

А вот ответ несогласному: «Еврейчик, тыэто, поосторожнее ругайся. Интеллектик свой, пятилетнего ребенка, некажи всем. Р.S. Бр-р-р, какой мерзкий еврейчик попался, ширнулся, вероятно, сгоря».

А ведь это пишут небритоголовые пэтэушники инестарые большевики. Интернет вРоссии, как известно, освоен немассами, аменьшинством— образованным ипобольшей части нестарым. Это голоса «сетевых»— молодых интеллектуалов, технократов, программистов. Того поколения, что вроде как неизувечено коммунизмом. Высокопарно выражаясь, голоса элиты будущего.

Но какие старые эти песни оглавном!

Забавнее всего, что весь этот «полив» сопровождается следующим объявлением: «В форуме Lenta.ru запрещается употребление ненормативной лексики ипрямых или косвенных оскорблений вчей-либо адрес. Сообщения, содержащие вышеописанное, удаляются». Нораз все эти сообщения оставлены насервере, значит, его администраторы неусмотрели вних нипрямых, никосвенных оскорблений? Тоесть вот это прилично?

Парадоксальным образом ив«дисклеймере» Lenta.ru, ивреплике Курицына отчетливо слышатся сигналы особого понимания правил приличия— политкорректности по-русски. Это политкорректность навыворот: она защищает свободу ксенофобии ипонимает проявления оппозиционного (то есть собственно политкорректного) мышления как дурной тон. Номожет быть, это только всреде «продвинутой» интернетовской тусовки такие правила приняты?

Тогда еще пример. Статья в«Знамени»— та, накоторую яуже ссылался,— вызвала следующую реакцию главного редактора «Нового мира» Андрея Василевского: «…политкорректность (кстати, возможен идругой перевод— политическая правильность) нето, чем она кажется. Pоlitical correctness лицемерна непотому, что политкорректный индивид говорит вслух: «афроамериканец», адумает: «все равно негр», апотому что она защищает невсех. Защите неподлежат белые здоровые гетеросексуальные мужчины христианского вероисповедания, хотя эту группу тоже можно рассматривать как одно из«меньшинств» американского общества. Иэто неслучайное упущение, асуть политической корректности-правильности» («Новый мир», 2000, №12).

Было быинтересно узнать, накаких социологических данных основано утверждение главного редактора отом, что «белые здоровые гетеросексуальные мужчины христианского вероисповедания» составляют вамериканском обществе меньшинство? Ничего нестоит деконструировать эту реплику, доказав, что она как раз иоснована натой самой логике «сублимированного расизма», окоторой пишет Малахов. Нодело даже невэтом, авуже знакомом нам восприятии политкорректности как опасности иглавное— вдискурсе. Дискурсе строгого учительского выговора ученику, недопустимо нарушившему правила приличия.

А ведь Василевский иКурицын непросто принадлежат кпротивоположным полюсам современного культурного спектра. Они лидеры противоположных лагерей. Василевский— главный редактор самого традиционалистского излиберальных толстых журналов, вомногом стоящего напозициях реализма имодернизированного христианства. Курицын— постмодернист иидеолог борьбы с«толстяками», главный интернетовский критик ипропагандист нетрадиционной литературы. Ничего общего. Кроме общего понимания правил приличия. Кроме общей политкорректности. Странно, неправда ли?

Ни вкоем случае нехочу мазать всех одной краской. Знаю, читаю, смотрю, слушаю многих, для кого ксенофобия органически отвратительна икто нивкоем разе нестанет подписываться под политкорректностью по-русски. Но, увы, приходится диагностировать странную перемену вдискурсе сегодняшней культурной элиты— перемену, свидетельствующую отом, что слова «русский фашизм» звучат сегодня непристойно, аслова вроде «шовинизма» или «гомофобии» вообще неупотребляются, нозато прямые проявления ксенофобии исублимированного расизма нетолько признаются терпимыми, ноиоправдываются как эстетические эксперименты, как манифестации творческой свободы и, более того, нередко раскручиваются стакой силой, что становятся предметом моды— как «Укус Ангела» Крусанова, как «Сибирский цирюльник», как «Брат» и«Брат-2», как «Венецианский купец» впостановке Житинского (с М.Козаковым вглавной роли)… Этот список легко продолжить. Ияговорю нео«Нашем современнике» или газете «Завтра», аобизданиях традиционно либеральных, открытых, «продвинутых»! Самое жетревожное, намой взгляд, состоит втом, что произошло это без всякого давления— как состороны масс, так исостороны властей. Само посебе. Естественно иорганично! Втожевремя именно неартикулированность этих новых норм свидетельствует отом, что происходит непросто перемена умонастроений отдельных представителей культурной элиты. Сдвиги, похоже, совершаются надоконцептуальном уровне (по выражению М.Фуко) русского либерального дискурса вцелом. Залегая глубоко вкультурном бессознательном, они небросаются вглаза, ноихпоследствия могут быть самыми катастрофическими. Как известно, неслышные иневидные тектонические сдвиги становятся причиной землетрясений ивулканических взрывов. Впрочем, очем это я? Уже два года Россия ведет кровавую войну, вкоторой гибнут десятки тысяч людей, иэто почти никак неотразилось насамочувствии культурной элиты…

И ужсовсем последний пример. 30января поэлектронной почте пришло открытое письмо Игоря Кона отом, как его публичная лекция вглавной аудитории МГУ была сорвана вторжением хулиганов, устроивших демонстрацию против «пропаганды сексуальных извращений, гомосексуальности, педофилии ит.п.», взрывавших петарды иоскорблявших лектора действием. Яоблазил впоисках информации наэту тему весь русский Интернет, обычно небрезгующий даже сообщениями отом, как хулиганы вУрюпинске превратили памятник Ленину вобщественный туалет. Казалось бы, Игорь Кон, антисексуальная демонстрация, МГУ, Москва— какой журналист такое пропустит?! Нонет.

Ни слова, одруг мой, низвука! По-видимому, неприлично обэтом сообщать. Неполиткорректно по-русски.