Трудно быть богом. «Ослепленный желанием», режиссер Гаролд Рэмис
- №4, апрель
- Ирина Любарская
«Ослепленный желанием» (Bedaggled)
Автор сценария Питер Кук
Режиссер Гаролд Рэмис
Оператор Бил Поуп
Художник Рик Найнрикс
Композитор Дэвид Ньюмен
В ролях: Брендан Фрейдер, Элизабет Херли,
Фрэнсис О’Коннер, Мириам Шор и другие
20th Century Fox, Kich Media, Regency Centerprises
США
2000
Богом, действительно, быть трудно, особенно если дьявол — это женщина.
Думаю, мне сразу же стоит оговориться, что эти небольшие рассуждения не имеют серьезного отно-шения к каким бы то ни было религиозным убеждениям, также конфессиональным спорам и богословским концепциям. Это всего лишь заметки по поводу простенького комедийного фильма, посвященного принципиальной невозможности подлинного дьявольского искушения в наше скучное время: симпатичный и легковесный перевертыш мрачной истории доктора Фаустуса — милая шутка на банальней-шую тему.
Впрочем, и сам дьявол в качестве киноперсонажа банален, смешон и предсказуем. В потрясающих феериях Жоржа Мельеса он обладал еще хотя бы опереточной эффектной инфернальностью. Сегодня первое, что приходит на ум, — это перекошенное от скуки лицо Роберта Де Ниро («Сердце ангела») или застывший брезгливый взгляд Аль Пачино («Адвокат дьявола»), или «отмороженный» облик сладострастника Джека Николсона («Иствикские ведьмы»), или дориангреевская кукольная красота Удо Кира («Королевство»). Но дальше — хуже. В «Разбирая Гарри» адом творчески руководит Билли Кристал — меланхоличный комик с невыразительным лицом. В «Южном парке» рисованной краснопузой свинье с рогами навязали в возлюбленные Саддама Хусейна. А «Маленький Никки» обещает новые уморительные приключения рогов и копыт: сына дьявола играет Адам Сэндлер, комик модный и, надо сказать, на редкость невыносимый, а его папашу — не надо даже угадывать с трех раз — демонически постаревший Харви Кейтел, давно напрашивавшийся в этот пантеон.
В общем, дьявола и кинематограф связывают долгие и прочные узы, которые, похоже, надоели обоим, как супругам, за унылым выполнением долга забывшим, что бывают еще и чувства.
С Богом у кино отношения, кажется, просто не сложились — с той поры, когда церковь профукала в самом начале этот потрясающий чудесами аттракцион, предав его анафеме. Даже простая арифметика на основе данных из справочника Леонарда Молтина дает неутешительный счет 64:12 в пользу названий фильмов, начинающихся со слова «дьявол». И это, в принципе, большая удача для Творца: «Маленький Будда» еще куда ни шло, но Иисус Христос в качестве суперстар — зримый и слишком очевидный результат плохо усвоенного ЛСД. Конечно, трудно, очень трудно быть богом в кино. Однако, может, именно поэтому в последнее время кино особенно настойчиво ищет Бога — хотя бы и на грани опасности всерьез перепутать координаты, как в удивительном эксперименте над религиозным подсознанием (то есть врожденным осознанием бытия Бога) в «Рассекая волны» фон Триера.
Кстати, о координатах. Как все-таки в случае рассуждений на заданную фильмом тему писать слово «дьявол» — с прописной или строчной? Что сильнее увеличивает начальную букву — уважение к дихотомической составляющей универсального понятия «Бог» или страх перед всяким монстром, вырастающим до размеров Чудовища? Кому-то эта проблема покажется жеманной и надуманной, но я-то точно знаю, что она находится в рамках дискурса (хотя я и не люблю это слово), потому что в наше впопыхах воцерковленное время в совершенно светских изданиях мне не раз правили мое случайно вырвавшееся «ей-богу» на чем-то глубоко обоснованное «ей-Богу». Странно ведь, что пустая и не замечаемая в процессе речи божба возвышается, а столь эмоционально окрашенные выражения, как «адское любопытство», «чертовское невезение», «дьявольское наваждение», «инфернальная красота», «сатанинское веселье», «дьявол во плоти» или «чертово семя», остаются в нейтральной области идиом.
Однако, как бы там ни было, дьявол в кино — герой представления, а их всегда пишут с прописной буквы. И, кроме того, Дьявол в данном случае (впрочем, это известно еще со времен Марлен Дитрих) — это женщина. Итак. По канве истории доктора Фауста, перелицованной в виде серии скетчей, Питер Кук и Дадли Мур в развеселом 67-м состряпали прелестный, забавный, неглупый и чисто английский фарс, который был поставлен Стэнли Доненом и впоследствии украсился гордым званием «культовое кино». По мотивам этого фильма Гаролд Рэмис спустя тридцать лет и три года снял американский римейк «Ослепленный желанием». Вообще-то, если оставаться в рамках темы, римейки (особенно американские) стоит приплюсовать к десяти заповедям, что-то вроде: чти отца своего и не делай карикатур на него. Ибо как еще назвать то, что ироничный и элегантный Дьявол Питера Кука превратился в «лицо Estee Lauder» Лиз Херли? Конечно, к концу века разница в половой принадлежности персонажа стала не самой существенной деталью. Однако тут-то, по-видимому, и кроется дьявольская разница. Когда Кук и компания в роли олицетворения одного из смертных грехов снимают грудастую роковуху 60-х Рэкел Уэлч, то это замечательно удачный гэг. Ну а если грудастый гэг 90-х (кто назовет Лиз Херли актрисой, пусть первым бросит в меня камень) все время в кадре и при этом постоянно переодевается-раздевается, стягивая с героя-простака сюжет фильма, как одеяло, то это просто очень длинный гэг.
Собствено, сюжет и не претендует на что-то большее, чем гэг. Дьявол, явно насмотревшись картинок в модных женских журналах, принял вид фотомодели, запрограммировал несколько дизайнерских туалетов на разные случаи жизни в броских алых тонах геенны огненной и отправился на землю выполнять план по искушениям. (Вообще-то, упакованная в мини-бикини Лиз Херли на высоченных каблуках и с собачками на сворке — такой же дьявол, что и Круэлла-Стервелла с ее дизайнерским идефикс о пятнистом манто из ста одного далматинца. Но правила игры заявлены — будем в нее играть.) Довольно придирчиво выбирая будущего клиента, Дьявол-это-женщина наткнулась на недалекого увальня-зануду, от которого коллеги на работе и девушки в баре шарахаются. В нем-то она и увидела охваченную желаниями (подружиться с тремя идиотами и понравиться похожей на манекен девушке) чистую душу — объект своей охоты, почти сказочного, но неистребимого дурака, то есть нищего духом, божьего избранника, которому на роду написано быть блаженным, то есть счастливым.
Ну, в случае встречи с Дьяволом не бескорыстно, конечно.
Условия сделки стары как мир: исполнение семи желаний за право владения бессмертной душой. (Видимо, Дьявол каждый раз наивно полагает, что кому-то захочется наконец совершить все семь смертных грехов. Но трамвай «Желание» уже давно не делает остановок в этих пунктах, по крайней мере, среди счастливых обладателей не запятнанных ничем особенным душ. Чтобы это понять, Дьяволу стоило бы сходить, к примеру, в кино и посмотреть процитированный в эпиграфе фильм Эдварда Нортона «Сохраняя веру», где молодой католический священник, с задором взявшийся за продвижение религии в ХХI век, просит паству назвать семь смертных грехов и, увидев перед собой пустые лица «двоечников», спрашивает: «Вы что, не видели фильм «Семь» с Брэдом Питтом?») Убийственный дьявольский аргумент: «Душа вроде аппендикса, всегда можно запросто удалить». Клиент на это покупается поразительно быстро, не без сомнений, конечно, но пример с аппендиксом для простого американца, первым желанием которого для разминки стали биг-мак и кока-кола, наверняка выглядит едва ли не научным.
Понятное дело, от всего этого в пересказе может и скулы свести. Однако «Ослепленный желанием» вовсе не лишен остроумия (за счет сохранения ряда циничных реплик из английского оригинала), блеска (за счет дизайнерских приемов обольщения, отменно работающих на образ дьявола с журнальной обложки) и, как ни странно, смысла. Проблема желания — это едва ли не основная, глубинная мировоззренческая проблема, напрямую связанная с выбором пути, который в христианской традиции называют верой. А в некоторых фрейдистских трактовках происхождение чувства времени у человека объясняется осознанием на личном опыте разрыва между желанием и его удовлетворением, и больше ничем. Нобелевские лауреаты со своими теориями бесконечности и пространства-времени, выходит, могут отдыхать. А вот отмахиваться от поучительной безделки, которой, безусловно, является фильм «Ослепленный желанием», не стоит.
Есть такая даоская притча. Во сне один немолодой уже человек встретил бога, который предложил исполнить его желание. Мужчина страстно промычал: «Хочу сына!» На что бог его спросил: «А был ли ты счастлив?» То есть, этот бог столкнул желание, имеющее начало и конец в человеческом измерении, с тем состоянием, которое, в принципе, волшебным образом переносит человека в бесконечность, перечеркивая дискретность отрезков земного времени. Бог христианских народов, насколько я понимаю, желания человека не сортирует и не направляет, суммируя для себя только их результаты. Именно поэтому ему в кино делать нечего — тут нужен фокусник, вроде Мефистофеля или вот такого дизайнерского фантома, как Дьявол Лиз Херли, у которой из рискованных разрезов платья, между двумя узенькими полосками бикини, в уголках красных напомаженных губ, сквозь швы кожаного костюмчика и даже промеж пушинок белоснежных крылышек буквально сочится искушение желанием. Придурковатый Эллиот, влюбленный в недоступную Элисон, думает только о том, как бы завести с ней роман. Поэтому при встрече с Дьяволом все свои желания сводит к этим мечтам: хочу быть рядом с Элисон, в разных видах, чтобы ей угодить! Разочарованный Дьявол высмеивает не саму мечту, а ее недальновидную конечность, короткое — чисто земное приземленное — дыхание, пытаясь подтолкнуть эту еще не купленную душу к более высокому уровню хотя бы даже и идиотских желаний. Результат все равно плачевен: дальше высокой миссии президента Соединенных Штатов фантазия у парня не сработала, хорошо, что хотя бы сработала быстрота реакции, когда, поняв, что он Линкольн, сидящий в ложе оперы, Эллиот успевает вернуться в объятия Дьявола до рокового выстрела. Побывав страшно богатым южноамериканским наркобароном, которого, конечно же, предают и любимая жена, и друзья-товарищи, чувствительным до слез при виде заката девственником-ухажером, блистающим в светском обществе интеллектуалом-гомосексуалистом, баскетбольным суперчемпионом с очень маленьким размером того, что в голове и между ног, и самым известным президентом США в самый подлый для него момент, герой вынужден признать, что единственным достойным потраченного времени и сил желанием было первое — пробное, дурацкое, но искреннее желание перекусить, которое он, в сущности, исполнил сам. Именно в этот момент он перестает быть кретином и встает на правильный путь. У цветика-семицветика остался один лепесток, и герой дарит его прелестной искусительнице, возвращая льготный билет в ад. Нет, он не спрашивает ее, была ли она счастлива. Он ей просто желает счастья. Правда, директивный бантик хэппи энда все испортил: Эллиот, как и следовало ожидать, встречает девушку своей мечты на пороге собственного дома. Дьяволу стоило бы прийти к нему именно сейчас, а не раньше.
Или все-таки наконец пора вмешаться Богу?