Але, народ!

В этом году телевизионной программе Геннадия Заволокина «Играй, гармонь любимая!» набежал юбилей — теледетищу главного гармониста России стукнуло пятнадцать лет. Цифра сама по себе вроде бы совсем скромная, но поскольку речь идет о телевидении, то там, как нетрудно заметить, время долгожительства в эфире исчисляется по своей особой шкале.

И в самом деле, продержаться в эфире полтоpa десятка лет да еще в режиме еженедельного выпуска — это, прямо скажем, совсем не пустячок. Особенно если учесть, что указанный телерекорд имел место не в какой-нибудь смертельно истерзанной стабильностью Голландии, а в стране, в которой за эти годы все сто раз перевернулось вверх тормашками и успело пронестись убойным ураганом по крайней мере уже несколько исторических эпох.

Впрочем, для того чтобы по-настоящему почувствовать незаурядность помянутой юбилейной даты, достаточно будет просто вспомнить, что из программ-сверстниц, зачатых вместе с заволокинской гармониадой еще на заре перестроечных времен, до наших светлых дней, кажется, не сумела дотянуть почти ни одна из них. На драматических зигзагах нашей наиновейшей российской истории потерялись, рухнули и, пожалуй, уже и вчистую подзабылись даже самые забойные перестроечные телехиты, коим, казалось бы, суждена была долгая и лучезарная жизнь.

А вот такая по виду незатейливо простодушная телепрограмма про гар-мошку и вполне неуклюжие пляски каких-то задастых теток выдержала долгий марафон. Жила себе поживала да еще добра наживала. Малюсенькая когда-то авторская группа, запустившая программу на орбиту, стала ныне Всероссийским центром «Играй, гармонь». Центр выпускает замечательные видео и аудиокассеты с записью народной музыки, сберегая и неутомимо пропагандируя лучшие творения фольклорной культуры. И вот уже второй год заволокинский Центр издает еще и замечательный одноименный журнал — веселый, красивый, умный. И еще на счету у Заволокина аж две Государственные премии за программу — рекорд, который не скоро кто-нибудь побьет…

И все это при том, что «Играй, гармонь любимая!» никогда не модничала и не угодничала, не прогибалась ни перед властью, ни перед телевизионными начальниками. И что по нашим временам совсем почти не бывает — не заискивала перед своим зрителем.

Как же тогда удалось совершить немыслимое и невозможное?

Мне уже приходилось на страницах «ИК» отвечать на этот вопрос и разгадывать загадку необычного феномена¹. Боюсь, однако, до главного докопаться пока не удалось.

А сама загадка кажется тем более удивительной, что «Играй, гармонь…» чуть ли не единственная программа на всех центральных каналах, изготовленная не в Москве и Санкт-Петербурге, а в регионе. Геннадий Заволокин, выйдя на всероссийский экран, не изменил новосибирской прописке и по-прежнему работает в своем родном городе. И поскольку и в самом деле Москва не верит не только слезам, но многому чему еще, то каким же образом региональщику-сибиряку удалось так долго владычествовать на Первом канале?

«Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!»

Горят байкальские леса…

Горят, наверное, уже не первый день, а может, уже и не одну неделю. Весь горизонт над изумрудным чудо-озером затянут безобразной сизой мглой.

К берегу причаливает пароходик, по ловко сброшенному трапу на байкальский берег быстро спускаются люди. Они почему-то приплясывают и пританцовывают на ходу. Да и судя по праздничным нарядам, это отнюдь не пожарные. Вовсю наяривает гармошка. Обретя же земную твердь, нарядная толпа пускается в неистовый пляс.

А байкальская тайга горит себе да горит. Полыхают заповедные кедровники, дым зловещими клубами вьется чуть ли не над головами, но упертые плясуны не сдаются — знай себе выделывают ногами черт-те что, а уж какие рулады выводит удалой гармонист — не передать словами…

Что это? Как воспринимать, квалифицировать подобные картинки? Совсем уж наш народ ополоумел, что ли? Или окончательно махнул рукой на проклятую жизнь, следуя известному афоризму «А гори оно все синим пламенем»? Или, может, просто-напросто перепились вдупель?

Вce версии — мимо. То Геннадий Заволокин снимает «байкальский» выпуск своей фирменной программы-путешественницы. И глядя на развеселые переплясы на фоне зловещего пожарища, вдруг ловишь себя на мысли, что в этом случайном, роковом совпадении праздника и жизненного кошмара словно специально, для пущей наглядности запечатлелась сама модель функционирования народной культуры как таковой. Эту культуру и у нас как-то уж слишком рано и поспешно поторопились записать в разряд чисто музейных реликтов. Между тем «покойничек»-то жив-живехонек ! И хотя общая тенденция вроде бы действительно идет к тому, что мировой фольклорный оркестр играет все тише, похоже, что вопреки всему полностью он не умолкнет никогда.

Не умолкнет никогда, потому что в отличие от «ученого» искусства традиционная народная художественная культура по всем своим основным параметрам совершенно другая. И как бы профессиональное искусство ни изощрялось, на какие изумительные высоты ни поднималось, оно все равно не сможет дать аудитории то, что в избытке дает традиционное народное искусство.

В «ученом» искусстве на первом месте стоит и превыше всего ценится индивидуально-личностная точка зрения художника. А вся народная культура держится на том, что в ее основе лежит общепринятый взгляд на мир, общие для всех ценности, общие для всех чувства.

В «ученом» искусстве главный бог — новизна, оригинальность, испепеляющее желание непременно ввернуть нечто такое, чего до сих пор еще не бывало. Народная художественная культура на эту новизну плевать хотела, хотя и не чурается ее. Тут ценится как раз нечто неизменное, вековечное, те самые первоосновы бытия, что не меняются с момента сотворения мира. Традиция — вот бог и главная ценность фольклорной эстетики.

И, наконец, самое для нас сейчас важное отличие — отношение к действительности. Фольклорная эстетика избегает прямого бытового правдоподобия, прямолинейного копирования реальности. В народной сказке, песне, эпическом сказании, театрализованном обряде действительность дерзко, радикально преображается средствами фантастики, гротеска, художественной идеализации. Любая жизненная ситуация, вполне обыденная коллизия, человеческая фигура, уж коль скоро они попали в орбиту фольклорной музы, неузнаваемо расцвечиваются, обостряются и трансформируются в нечто подчас почти неузнаваемое.

Зачем, во имя чего это делается?

Главный козырь народной эстетики — безусловная победа добра, непременное торжество светлого начала, восстановление нарушенной гармонии жизни. Народная художественная культура не избегала печальных, подчас жутких реалий действительности. Но стихия печального, страшного, трагического должна была быть непременно укрощена и преодолена. В линии орнамента, в народной глиняной игрушке, волшебной сказке, гармонном наигрыше все злое, темное, несчастное должно быть переплавлено в жизнеутверждающий мажор, выплакано и побеждено тональностью света и надежды. Именно светоносность («световую природу прекрасного») в качестве главной особенности фольклорной эстетики называет А.Синявский ².

Для особо сомневающихся приведу пример перековки и переплавки драматичного, даже кроваво-кошмарного материала действительности в оптимистическое лучезарье — народную песенку из времен гражданской войны:

Как на грозный Терек
Выгнали казаки,
Выгнали казаки
Сорок тысяч лошадей.
И покрылось поле,
И покрылся берег
Сотнями порубленных,
Пострелянных людей.

А дальше что, надеюсь, помните?

Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить…

Что это — бред? Абсолютная нестыковка одного с другим? Полная наплеваловка на порубленных, пострелянных?

Да нет, конечно! Это принципиальная установка фольклорной музы на мажорность, высветление, праздничность, это ee неискоренимое и ни при каких обстоятельствах непобедимое жизнелюбие.

Более того, в отличие от того же «ученого» искусства народная культура вся базировалась не на следовании, а на противостоянии реальности. Она не стеснялась дарить своей аудитории именно то, чего в самой действительности для простого народа всегда было маловато, — надежду.

Вот почему заснятые Геннадием Заволокиным веселые пляски на фоне зловещего байкальского пожарища — это никакая не дикость, а наглядно запечатленная формула народной культуры в ее вечном и нескончаемом поединке с трагической российской действительностью. Мастера народной культуры не глухие и не слепые. Им наверняка ведомы все язвы и роковые проблемы нашего горемычного бытия. Да и по самому своему социальному статусу они находятся по отношению ко всем злосчастиям не то что ближе, но испытывают их в полной мере, как и весь простой российский люд. Но при всем при этом, следуя неписаным законам народной этики и народной эстетики, никогда не позволят себе превратить творческий акт в расцарапывание и без того незаживающих ран, в нагнетание суицидно-висельных настроений, эффектную демонстрацию невротических припадков и душераздирающих истерик.

Горькое, печальное, трагическое в той или иной дозе, безусловно, может входить в палитру фольклорной эстетики, но народная культура все равно ориентирована прежде всего на то, чтобы поддержать человека, а не бить его под коленки в ситуации, когда ему и без того трудно устоять на ногах. Вот почему эта культура всегда будет жива, востребована, необходима. И более того, чем печальнее и драматичнее будет складываться ход жизненных процессов, чем туже будет стягиваться петля безнадежности, тем выше окажется спрос на все сказочное, утешительное, светоносное.

Успешно преодоленный пятнадцатилетний телемарафон заволокинской гармониады именно эту закономерность и подтверждает.

Хотели как лучше…

Благостно вздыхая и тихо радуясь удачливости и долгожительству заволокинского теледетища, невольно впадаешь в эдакую сладкую мечтательность: а почему бы нашему телевидению не растиражировать столь положительный опыт?

Ведь уж если эта незатейливо простодушная программа так замечательно держится, благодаря тому что припадает к родникам фольклорного творчества, то какая же адская силища появится у нашего ТВ в целом, когда оно отправит к волшебно-целительному источнику караван прочих своих программ!

Ох, уж эти наши светлые мечтания!..

Не успеешь погрезить об улучшении какого-нибудь дела, о хоть какой-либо осмысленности и целесообразности в нашем раскардашенном российском житье-бытье, как светлые романтические видения тут же и начинают сбываться. Только одна беда — сбываются они с точностью до наоборот. Согласно все той же заколдованной формуле: было фигово, стало кошмарно… В общем, все как в мудрых народных присловьях: «Как бы ведали да знали, что нас живьем закопали…», «Не туда несено, да тут уронено», «Ждала сова галку, а выждала палку», «Шел в баню на ногах, а из бани — на дровнях».

Вот так и с фольклоризацией телевидения. Она сбывается! Полным ходом. На наших глазах. Повально накрывая все каналы подряд, словно эпидемия гриппа. Даже слегка чопорная «Культура» и та не устояла перед массовым поветрием теленародничества, заведя у себя на канале «Блеф-клуб», где известные деятели театра, эстрады, кино с упоением дурят друг друга, соревнуясь в жанре типичной фольклорной небылицы.

Но сначала об ударниках-первопроходцах, о тех, кто вздымает волну и шествует впереди всех.

Повально торопливое братание телемузы с фольклором разворачивается одновременно сразу на нескольких уровнях. Первый, самый простенький, но зато очевидный пример телефольклорного соития — элементарная «прихватизация» того или иного жанра фольклорной орбиты. Назову хотя бы «Эх, Семеновну!», целиком построенную на народной частушке. Можно вспомнить и телеклуб «Белый попугай», в котором популярные артисты травят анекдоты, эксплуатируя едва ли не самый ходовой и ударный жанр современного фольклора. Похоже, «Попугай» не пережил ухода первых ведущих — Юрия Никулина и Григория Горина. Но гордый анекдотный стяг не выпал из крепких рук, более того, ОРТ клонировал его, запустив в эфир телелубок М.Евдокимова «С легким паром!».

Еще один образчик подобного же уровня телефольклоризма успешно демонстрирует НТВ, приютившее программу «В нашу гавань заходили корабли»³, тоже целиком построенную на фольклорном материале. Гвоздь программы — «гаванская» песня из океана дворово-лагерного вокального творчества. Если вам до сих пор не посчастливилось услышать «Мурку», «Цыц, вы, шкеты, под вагоном», «Ты ходишь пьяная и очень бледная», «В далеком Лондоне погасли огоньки», «Я был батальонный разведчик», «Мой фрегат давно уже на рейде» и иные дивные творения придворовой музы, то милости просим в «Нашу гавань». Тут вас за какой-нибудь час быстренько и фундаментально просветят по части познаний российско-одесского мелоса. И сделают это не какие-нибудь жалкие самодеятельные неумехи и случайные личности с биографией рецидивистов, а опять-таки титулованные, даже именитые деятели литературы, эстрады, кино от Э.Успенского и И.Бортника до знаменитого адвоката Е.Резника, божественной Т.Гвердцители и даже артистов из самого Большого театра.

Но незатейливой экранизацией, прямым вовлечением в телевизионную орбиту тех или иных пластов народной культуры дело, конечно же, не заканчивается. Нынешнему ТВ вполне ведомы и более тонкие и деликатные способы извлечения желанных богатств из фольклорных кладовых.

Так исподволь, не шибко афишируя источник заимствования, все каналы используют «простонародную» стилистику, начиная с названия («Пальчики оближешь», «Тушите свет», «Ой, мамочки», «Полундра», «Времечко» и т.д.) и кончая весьма специфическими приемами общения с публикой, разработанными, к примеру, в фольклорно-балаганном театре.

Подчас фольклоризм нынешнего телевидения вообще оказывается столь скрытым и опосредованным (концы в воду — почти как при отмывании денег), что, может быть, только уже асы — профессиональные фольклористы способны будут разглядеть под пестрым покрывалом якобы сугубо нынешних реалий седые архетипы фольклорной старины. Тут из фольклорной копилки заимствуются не какие-то конкретные сюжеты, мотивы, образы, а уже сами принципы фольклорной эстетики, исходные формулы тех самых лекал, по каковым «изготовляются» народные песни, легенды, сказки (как говорят ученые люди — «цитаты структур»).

Разве не на принципе фольклорной загадки строятся все эти игрища-забавы из разряда «Поле чудес» и какого-нибудь «Петерс поп-шоу »?

А что такое «Пси-фактор» при всех его псевдонаучных и оккультных заморочках, как не прямой сколок с самого загадочного и таинственного фольклорного жанра быличка? В советские времена наша наука этот жанр принципиально не замечала, обходила далеко по кривой, поскольку он специализировался на живописании встреч с чертями, лешими, русалками, домовыми и прочими представителями нечистой силы, существование каковой не допускалось нашим глубоко материалистическим мировоззрением.

Но вот советская власть скончалась, а фольклорная быличка со всей ее чертовщиной и загробной жутью не то что воскресла, но прямо-таки процветает на нынешнем телеэкране то в виде какого-нибудь «Третьего глаза», то в уже упомянутом «Пси-факторе» ⁴.

А что есть душещипательный «Женский взгляд» Оксаны Пушкиной? Неутомимая эта слезовыжималка один к одному построена по модели самого душераздирающего и молодого фольклорного жанра — так называемого «жестокого романса» («Вас погубила бы слякоть бульварная», «Для кого я цвела», «Есть немало в душе недосказанных фраз» и т.д.).

В явно фольклорные одежды предпочитает рядиться почти вся пивная реклама, а так жe реклама молочных и кондитерских изделий.

Фольклоризация телевидения сказывается не только на телепрограммах, составляющих сетку главных каналов, но и на его последней новинке — отечественных телесериалах. Если хотя бы чуть-чуть поскоблить все еще продолжающихся плодиться на всех телеканалах «ментов» и «агентов национальной безопасности», то совсем не трудно будет обнаружить под милицейскими и кагэбэшно-эфэсбэшными нарядами до боли знакомых фольклорных придурков из народных сказок, которые все делают наоборот, вопреки здравому смыслу, но все равно неизменно получают за свою дурость царскую дочку и полцарства в придачу.

И уж если мы задели это главное, титульное изобретение русского фольклора, то надо отметить, что он ныне не менее ощутимо присутствует на нынешнем телеэкране в виде самых разных своих отражений и реинкарнаций. Достаточно сказать, что едва ли не все ведущие развлекательно-юмористических программ, как, впрочем, и поистине бесчисленное племя авторов-юмористов, предпочитают выступать в маске эдакого дебильно-сказочного простачка.

Нo, пожалуй, по-настоящему глубину и силу «офольклоривания» телевидения можно заметить по программам так называемого общественно-политиче-ского направления. Здесь нынешнее народопоклонство выступает уж как-то особенно наглядно и назойливо, все каналы наперегонки пытаются изобразить, как до боли сердечной дорожат они мнением своих драгоценнейших зрителей, призывают их звонить в прямой эфир, а потом чуть ли не досотой процента еще и подсчитывают итоги «народного» голосования по будто бы кардинальным проблемам нашего бытия. ТВ-6 навсегда увековечил себя на этом поприще телетворением с программным названием «Алле, народ!», а НТВ назвал подобное же теледейство «Гласом народа», хотя даже и отголоска истинно народного мнения там не было и в помине, поскольку в этом «гласонародном» шоу главные арии исполняли актеры из театра российского политического абсурда, в том числе и герои тех же НТВшных «Кукол».

Фольклоризация телевидения сказывается и на сугубо языковой его сфере. Телевизионные тексты просто захлестывает стихия языкового «просторечия», жаргона всех мастей, включая блатную феню.

Искусство примитива, или Не все то золото, что блестит

Казалось бы, целеустремленному движению нынешнего российского телевидения навстречу опыту фольклорной культуры можно было бы только радоваться и аплодировать изо всех сил. В конце концов подобное происходит на белом свете не впервые. Практически все классические искусства — литература, театр, музыка, изобразительные искусства, архитектура — на протяжении многих веков беспрерывно учились у фольклора, многое перенимали из его своеобычного художественного арсенала. Кино тоже не миновало этих уроков. Без опоры на фольклорную традицию русское кино никогда бы не обрело той неистовой зрительской любви, каковую ему посчастливилось вкусить в его лучшие годы.

Но тогда отчего же так воротит с души, когда видишь, что вроде бы тот же самый маршрут ныне тщится повторить телевидение, которому, в принципе, еще в большей степени, чем кинематографу, просто на роду написано быть «важнейшим из искусств»?

Маршрут-то тот же самый, да не совсем. Если судить по результатам, то самое мягкое, что следовало бы сказать об авторах-телевизионщиках, — это прежде всего темные и безграмотные люди, практически ничего не знающие о предмете своего вожделения, кроме неведомо откуда взявшегося убеждения, что тут «верняк».

Впрочем, более чем туманные и приблизительные представления о предмете, каковым надлежит овладеть, это еще не позор, а всего лишь большое несчастье. Но несчастье поправимое. Знание — дело наживное.

Главная же беда в другом. Фольклоризация телевидения осуществляется не по любви, а по более чем корыстному расчету. Предел всех мечтаний угодить его величеству рейтингу. Ради повышения оного можно пойти решительно на все. Вплоть до того, что и опуститься до фольклорной культуры, которая завсегда умела отвечать массовому вкусу.

Но именно опуститься, снизойти — потому как нынешним телевизионным «народникам» фольклорная культура скорее всего представляется царством примитива, чем-то таким абсолютно кондовым, непрошибаемо дубово упрощенным. По-видимому, столь же «демократичны» и представления о массовом зрительском вкусе — чем проще, вульгарнее, пошлее составлен рецепт телепойла, тем шибче и громче успех. И ужас в том, что в качестве проводника к этой цели избирается фольклор, воспринимаемый как высшее выражение упрощенчества и художественного дебильства.

Но не заступиться за фольклорную эстетику в данном случае было бы просто непростительно. Помнится, как-то пару лет назад мне довелось побывать на большущей выставке в Центральном Доме художника, посвященной лубку. Вероятно, впервые в России показывался не только русский лубок, но народные картинки из Индии, Франции, Италии, Германии и других стран. При входе на выставку меня как-то покоробило ее название — «Искусство примитива». Померещился такой цыган на базаре, который уж больно набивает цену еле живой кобыле. Ну чего бы не назвать просто — выставка примитива. А то сразу тебе — искусство…

Но покидая выставку, о претензиях к названию не вспоминаешь. Более того, была бы возможность, от всей души даже бы добавил к нему еще одно словцо: «Высокое искусство примитива».

Вот уж поистине высший класс! Все в этой народной картинке так простенько, незамысловато, есть даже некая корявость. И в то же время все так ярко, смачно колоритно. Жутко смешно! И при всей упрощенности самого рисунка какое бешенство, какая игра орнаментальной стихии, цветовых пятен, которые словно бы доигрывают поведанную историю. Но разве так только в лубке?

Во поле березонька стояла.
Люли, люли стояла…

Ну что это за слова? Явно не Бродский и не Пастернак. Но мелодия-то, мелодия в словах какая! Как играет, как вьется, переливается, сколько разных чувств в ней разом переплелось!

Но ведь точно так же и со сказкой. Вроде бы чистая дурь, забавушка какая-то, балоболится и балоболится. А вот она кончилась, отыграла, нарезвилась, и вдруг примечаешь, что это не только игра-забава. И уж совсем никакая не пустяковина. Возьмет да и так незаметно тебя озадачит, что долго потом чешешь в затылке.

Но такова, собственно, вся народная культура. Ее внешняя простоватость ой как обманчива! И вся-то ее гениальность в том, может быть, и заключается, что все бездонно сложное она научилась выражать через простое, подчас элементарное.

Недавно в нашем Доме кино показывали свое музыкальное искусство народы Севера. Собственно самих музыкальных инструментов — никаких. Не то что примитивных рожков-свистулек, даже бубнов не было. А были голоса — звукоподражание крикам чаек, тюленей, а артисты еще при этом отбивали ритм на каких-то элементарных палках. Проще, примитивнее вроде бы уже и быть не может. Но минут через двадцать после начала концерта мне показалось, что наш Дом кино просто рухнет от переполнившей его энергии и эмоционального напора.

Вот уж воистину не примитив, а искусство примитива!

И все-то горе-злосчастье с нашим телевидением, что заимствует оно не эту тайную силу народного искусства, а его чисто внешнюю и столь обманчивую оболочку. И, действительно, вляпывается со страшной силой в чистый примитив.

Показательны к тому же и приоритеты отбора, которые довлеют над нашим ТВ. Ведь мир фольклорной культуры — это целый космос. В нем есть все, решительно все. Сколько разновидностей одной сказки — волшебная, бытовая, сатирическая, а еще и озорная, непечатная. Да и самих жанров в палитре, скажем, того же русского фольклора просто не перечесть. Это уникальная художественная система, все ответвления которой как бы стремились охватить бытие человека во всех его проявлениях. И хотя фольклорную культуру подчас не стесняются называть «низовой», она выстраивается отнюдь не по горизонтали. Тут тоже есть своя очень жестокая вертикаль и, соответственно, свой «верх» и «низ».

Но только посмотрите, что именно предпочитают выбирать из этого несметного богатства наши телевизионщики.

Духовные стихи (песни) — при советской власти нам даже не полагалось знать, что в фольклорной культуре существует такой пласт. Телевидение постсоветской России тоже бережно скрывает эту традицию от зрителей.

Огромный пласт эпического фольклора — исторические легенды, сказания про русских богатырей. Притчи, народная афористика, пословицы, поговорки, весь этот бездонный кладезь мудрости — все мимо!

Народные ремесла, великое искусство все делать своими руками — и тут абсолютная брезгливость.

Ну а народная песня — эта душа, сердцевина народной культуры, этот главный код всей национальный культуры? Вы слышали русские народные песни по телевидению? Давно это было? Не трудитесь — не вспомните все равно. Потому как именно это-то лучшее в нашей национальной культуре остается за пределами внимания российских телеканалов.

Впрочем, это заслуга не только телевидения. Русская песня изгнана со всех радиоволн, в том числе и с таких государственных каналов, как «Маяк». Даже главная радиостанция страны, гордо именующая себя «Радио России», более чем успешно участвует в этом изгнании народной песни.

Но тогда что же извлекается, берется на вооружение из кладовой фольклора? Исключительно «низовые» его пласты. Анекдоты. Частушечная похабель. Но особенно жадно и энергично — фольклорная традиция в изображении придурков.

О происхождении обезьяны от человека — новый взгляд на историческую эволюцию

Чем дальше, тем охотнее все более широкий круг телеведущих находят особый кайф в том, чтобы выступать в маске отвязного фольклорного придурка.

Я умышленно не употребляю тут имя знаменитого Иванушки-дурачка — потому как сказочный наш дурак по ходу сюжета оказывается в итоге отнюдь не дуралеем. Про наших Якубовичей-Ярмольников-Фоменок этого уже не скажешь. В маске развязного идиота они выходят на телеарену. В ней же ее и покидают.

По-видимому, сыграть, сымитировать нечто умное, глубокое, настоящее очень трудно. Поэтому проще изобразить из себя развеселого идиота, напялив надлежащую маску. Но эта маскарадная зараза требует последовательных шагов. И телевидение их делает. Идиотическую маску напяливают уже не только на ведущих, но и на аудиторию, которая изображает на телеэкране присутствующий в студии «народ».

Поскольку наши телеканалы форму конкуренции понимают, как правило, в элементарном «обезьянничанье», попросту перехватывая друг у друга и клонируя наиболее продвинутые по их представлениям программы, то и в нынешнем азартном, захватывающем состязании по дебилизации зрителей они участвуют столь же дружно. Получается неплохо. Похвалить можно всех.

Но истинный лидер — Шестой канал. Вот уж просто шикарное, настоящее, идеальное « Дебил-ТВ “!

”Угадайки» ныне процветают на всех каналах, но, приобщившись к упомянутому яству, вы по-настоящему почувствуете себя если не гением, то, по крайней мере, великим человеком. Там вас не будут мучать какими-то заковыристыми вопросами. Состязание «знатоков» в студии заключается в том, что им, а стало быть, и вам показывают чей-нибудь портрет и спрашивают, кто это? Ну, скажем, предъявляют фото такого «малоизвестного человека», как Константин Эрнст. Если угадаете, получаете награду. Новая картинка — а это кто? «Знатоков», узнавших Макаревича или Агутина, засыпают очками-подарками.

Но главная находка таких программ — поведение «народа» в студии. При каждом верном ответе раздается счастливейший рев, который напоминает хор голодных обезьян, обнаруживших банановую рощу. Ликованию нет предела. Впрочем, сравнение с обезьянами в данном контексте не такое уж неуместное.

Оказывается, Дарвин со своим учением о происхождении видов был не так-то уж и прав. До поры до времени от нас просто-напросто скрывали другие взгляды на этот вопрос. Выясняется, что по сему случаю выдвигались и иные концепции. В том числе и прямо противоположные.

Вот одна из них: «Как человек произошел от обезьяны? При обезьянах стали сбавлять выпуск телевизоров — обезьяны, перестав смотреть с утра до вечера детективы и хоккей с шайбой, перестали висеть на деревьях, зацепившись хвостом за ветку. Потом свернули передачи, стали их показывать не целый день — обезьяны стали ходить на двух ногах. Потом телепередачи вовсе прекратились — у обезьян появилось свободное время, и они научились пользоваться огнем; телевизоры забывались, и шерсть с кожи исчезла. Так появились люди».

Открытие сделано нашим соотечественником Григорием Михайловичем Козинцевым. Сделано давненько — аж в 1971 году. С той поры много воды утекло, но новый, утонченный взгляд на эволюцию, увы, не только не опровергнут, но получил такие доказательства, что и хотелось бы поспорить, да аргументов нет. Зато проницательная козинцевская гипотеза получает все новые и новые подтверждения.

Поделюсь самым последним.

Решил посмотреть «Мое кино» Виктора Мережко. Давно не видел, но рефлексы еще работают. По ходу просмотра быстро выяснилось, что за время разлуки программа довольно основательно мутировала. Слово «кино» и в прежние-то годы в телетворении Мережко не всегда было обязательным, а теперь совсем стало лишним. Мутировавшее зрелище проще было называть «Е-мое». Достаточно сказать, что выпуск был посвящен Ю.Антонову и группе «Дюна».

Особенно запал в душу сюжет с лидером «Дюны» (каюсь, не знаю имени-отчества этой знаменитости), которого Мережко долго переодевал в японскую женщину, придирчиво выбирая то одно кимоно, то другое. Был широкий ассортимент носочков и зонтиков. После долгих трудов ведущий пристально осмотрел объект своего телетворчества и, глубоко удовлетворенный, изрек: «Ну, теперь ты совсем на обезьяну похож…»

И это был редкий случай в практике нынешнего российского телеконвейера, когда слова, произнесенные с экрана, оказались самой что ни на есть настоящей и обжигающей правдой…

¹ См.: Ф о м и н В. «Гармонист, гармонист, веселая хватка!» — «Искусство кино», 1998, № 1. — Прим. ред.
² С и н я в с к и й А. Иван-дурак. М., 2001.
³ Статья была написана накануне известного происшествия с НТВ, породившего цепную реакцию кадровых рокировочек. За минувшее время иные «корабли» поменяли названия, хозяев, причалили совсем в другие «гавани». Но вопреки воплям о гибели свободы слова и в полном соответствии с законом арифметики от перемены мест слагаемых сумма не изменилась. Ни на копеечку…
⁴ «ИК» осветило этот вид телетворчества в статье Л.Донец «Плесните колдовства…» (1997, № 3).