Берлин-2001: интим для начинающих

Первый большой кинофестиваль нового столетия, нового тысячелетия. Конечно, наивно было бы ожидать какого-то реального перелома, рельефно обозначившейся новизны; кино, как сама жизнь, как сама история, условной хронологии не признает, течет себе по своим, не нами налагаемым законам. На самом деле фестивали делают критики, которым необходимо как-то извернуться, чтобы придать форму своим впечатлениям в отчетной публикации. Это они (мы), критики, вычленяют тенденции и расставляют вехи, реальный же фестиваль — предприятие всегда более или менее хаотичное, спонтанное, далеко не обязательно поспевающее к назначенному сроку созреть в нечто самоочевидное, нечто отдельно значимое, и только история все расставляет по местам в своих анналах, да и то многажды собственные вердикты ревизуя и опровергая. Хорошо бы составить сводную таблицу фильмов, отмеченных фестивальными призами, и их ровесников, оставивших след в истории кино… Составить можно, да не поручусь, что «Знакомьтесь, Балуев!», конкурент “8 1/2” Феллини на Московском кинофестивале, вдруг таким кладом окажется для историка кино какого-нибудь 2042-го или любого другого года, что и слава Феллини пошатнется…

Все это я к тому, что решение жюри Берлинского фестиваля хоть и не пришлось по вкусу большинству критиков, было по-своему логичным. И уж, конечно, оправданным. Назначенный председателем Билл Мекеник, бывший гла-ва студии Fox, вполне отработал эту честь. Он не раз делал заявления против политики больших студий и в защиту низкобюджетного, но высокохудожественного кино; следовало ожидать соответствующих решений, и они оказались предсказуемыми, как голливудский артхаус. Жюри заметило фильмы, где видно, что художник желает выступить с «месседжем», что хочет сделать «не как у всех», но все же в рамках, в рамочках, след в след за каким-нибудь мало замеченным первопроходцем, только следы надо протоптать поглубже, поотчетливей. «Интим» Патриса Шеро в этом плане — экземпляр образцовый. Сексуальная связь, телесный контакт, пробуждающие умершие чувства, — это мы уже на прошлогоднем Сочинском фестивале видели в «Порнографической связи» Фредерика Фонтейна, премьера которой состоялась в Венеции, а годом раньше вышла еще и «Скука» Седрика Кана. Соотечественников, между прочим, Шеро. Но Шеро пошел дальше, он не только скрестил порно со скукой, он высказался откровенней. В «Порнографической связи» вся связь прошла под одеялом, а тут — крупешником, камера елозит по коже совокупляющихся актеров (скорее, акторов, ибо актеры сравниваются здесь по функции с исполнителями порнофильмов, за каковую смелость им и воздается: австралийка Керри Фокс, вполне профессионально проведшая оральную сексмиссию, удостоилась «Серебряного медведя»; нельзя не вспомнить, что за аналогичную роль в «Порнографической связи» Натали Бай получила приз Венецианского фестиваля).

И, конечно, доблестью Билла Мекеника было наградить Главным призом жюри «этнографический» (по голливудской классификации) китайский фильм «Пекинский велосипед» — даром что шесть лет назад более изобретательный и более спонтанно-художественный вьетнамский «Велорикша» Чан Ань Хуна получил «Золотого льва». Но Мекеник знает, что в Европе принято награждать китайские фильмы. Единственный бесспорный среди лауреатов — награжденный спецпризом жюри фильм — «Итальянский для начинающих» Лоне Шерфиг, первый женский «догматический» фильм и, безусловно, один из лучших в проекте. Понятно, что американцам с приличным бюджетом ничего при председательстве Мекеника не светило, зато вполне политкорректным было поощрить молодого и талантливого латиноамериканца Бенисио Дель Торо за лучшую мужскую роль в «Наркоторговле» («Траффике») Стивена Содерберга, хотя здесь роль была у него не из самых выигрышных, скорее второго, чем первого плана.

Можно было наградить эти фильмы и этих актеров, а можно было другие фильмы и других актеров: фестиваль прошел в на редкость ровном темпе — ни одна картина не сделала заявки на революцию в кино, ни одна не стала заметной вехой на его пути, ни одна не обозначила внятную тенденцию хотя бы до следующего Берлинале. Но все вместе они, на мой взгляд, кое-что обозначили. Может быть, ярче всего это проявил «Итальянский для начинающих», тонко препарировавший неуловимое перетекание условной «датскости» в условную «итальянскость», южной страстности в северную зажатость, протестантской трудо-долговой этики в католическое послушание… Мне показалось, что можно было уловить некую новую общность фестивального вала — тенденцию к размыванию границ политических, границ устоявшихся догм, не только эстетических, не только этических, даже конфессиональных. И прорастающую тенденцию воли к взаимоадаптации, то есть вполне артикулированный ответ на один из вызовов начинающегося тысячелетия. С этой точки зрения самый пионерский фильм — «Шоколад» Лассе Хальстрема, подкопавшийся под цитадель протестантского императива долга, смирения и труда. Да полно, заявляет новый гедонист Хальстрем, в том ли счастье? Стоит ли умерщвлять плоть постами и воздержаниями, когда есть на свете шоколад и человеческое тепло? И уж к гадалке не ходи — самый ярый ревнитель аскетизма наверняка и есть самый большой злодей, сладострастник и сладкоежка; так к чему отягчать душу вдобавок к ханжеству еще и лицемерием? Будемте как дети…

Персонажи корейского фильма «Совместная зона безопасности» Пак Чан Вука тоже нарушают границы политических установлений и идеологических запретов, объединяясь по порыву душевному. Есть в «Зоне» замечательный эпизод, когда друзья-пограничники с Севера и с Юга фотографируются вместе, а сзади впечатывается в кадр гигантский портрет вождя; чтобы не мешал, один из солдат просто встает так, чтобы вождя не видать было. Всего и делов…

«Враг у ворот» Жан-Жака Анно демонстрирует, что и великая война велась не только в макропространстве под водительством генералов с их стягами, но и в человеческом микромире, что придавало ей, прости Господи, ту человечность, без которой она превратилась бы в сплошное зверство. (А она тысячелетиями остается излюбленным людским занятием.)

«Перо маркиза де Сада» Филипа Кауфмана — пример в доказательство бессмысленности надзора, наказания и заключения, живая картина на тему Мишеля Фуко, но и намек на то, что, сломав рамки цензуры, надзора и страха перед наказанием, мы разжигаем огонь новых бед. Так и суждено нам, человекам, вечно метаться между тягой к свободе и необходимостью ограничений, так и придем снова вскорости к марксовой формуле «свобода есть осознанная необходимость», а эйфория возможна и сладостна, лишь когда маятник едва начинает движение от обратного. Только и остается воспользоваться моментом.