Жил-был художник один
- №8, август
- Сергей Синяков
Говорят, что на Западе сейчас нет по-настоящему радикального искусства. Что экскременты, нервно и с душой размазанные по холсту, уступили место тщательно продуманным компьютерным инсталляциям, а подвиги типа зарезать в опере молодого кабанчика — пафосным идеологическим перформансам. Раньше в этом смысле положение спасали русские Кулик и Бреннер: один, как известно, голый и на цепи кусал за ноги европейских брокеров, а другой сотворил непотребство с картиной Малевича.
Но теперь им надоело затыкать телами чужие амбразуры; пусть, как те солдаты, немножечко поспят. Их можно понять, но без радикального искусства скучно. До такой степени скучно, что настоящего художника следовало бы придумать, раз уж под рукой не нашлось натуры.
Первоначальный сценарий картины показался продюсерам недостаточно мясным и был значительно переработан в пользу количества кровищи. Снимать фильм должен был другой режиссер, но в конце концов выбор пал на Ридли Скотта, который в «Гладиаторе» доказал, что крови мало не бывает. Скотт подпал под обаяние книжного доктора Лектера и сделал фильм не столько про сумеречного маньяка с умной башкой, но слюнявыми клыками, сколько про неунывающего художника-акциониста, родившегося, возможно, не в том месте и не в тот час.
В последние годы в прокат довольно часто выходят фильмы о великих живописцах прошлого, тоже рожденных не вовремя и не оцененных современниками. Эти картины, как правило, имеют четыре общие особенности. Во-первых, показан глубоко проработанный внутренний мир творца, сотканный из противоречий, трагических ошибок и гениальных прозрений. Во-вторых, этим фильмам присущ предельный натурализм, цель которого доказать, что Веласкес и Гойя, по сути, такие же люди, как и мы. В-третьих, гению обязательно кто-нибудь противостоит, будь то инквизиция или конкуренты-завистники. И, в-четвертых, каждый режиссер считает необходимым отобразить собственно творческий процесс, показать, как в муках и хлопотах творились будущие шедевры.
С внутренним миром, не говоря о натурализме, у доктора Лектера было все в порядке еще в «Молчании ягнят». Основное противоречие — это, конечно же, платонический роман с Клариссой Старлинг, замешанный на принципе «солдат ребенка не обидит».
Роль инквизиции выполняют европейские спецслужбы и ФБР. Есть конкурент и завистник — изуродованный миллионер, лицо которого Лектер в свое время скормил собакам. Миллионер грезит изловить доктора, а пока умиротворяется тем, что натравливает на отловленных бомжей специально выведенных кабанов, которые питаются не отрубями, но человечиной.
Но это все было для Ридли Скотта не особенно интересно; его занимало главное, то есть творческий процесс.
Лектер сожрал директора богатой раритетами римской библиотеки, чтобы занять его место. Лектер повесил итальянского полицейского, выбросив его с петлей на шее из того же окна, из которого несколько столетий назад был таким же макаром выброшен сановный предок инспектора. Надо заметить, что перед этим доктор усыпил сыщика на фоне гравюры с изображением этой самой казни. Лектер аккуратно срезал скальп продажного американского копа, а затем, приготовив изысканный соус и, откупорив вино, накормил жертву ее собственными мозгами. Очень эстетически выдержанная инсталляция. Будь у нас более гуманное и расположенное к прогрессивным художникам законодательство, Кулик давно бы скормил Бреннеру под водку Бреннерово сердце на площадке «Риджины». Причем с взаимного согласия.
Но пока такие чудные вещи происходят для наших акционистов только в кино. Возможно, что-то изменится только через пару столетий, когда проблема перенаселения планеты станет особенно остро. Умерший в нищете Рембрандт был по достоинству оценен лишь спустя многие годы.