Фотографии на память. «Царская охота», режиссер Владимир Мосс

«Царская охота»

Автор сценария Л.Рошаль
Режиссер В.Мосс
Оператор А.Долгин
Школа-студия документального кино
Россия
2000

Конечно же, господин фон Ган, именитый фотограф при дворе Его императорского Величества государя Николая II, никак не мог предположить, что один из его снимков, запечатлевший императора во время охоты в Беловежской пуще, спустя годы будет восприниматься как трагический портрет, преддверие очень недалекого будущего. На этом снимке Николай Александрович, обернувшись, через плечо смотрит на нас: не прощаясь, настаивая на непреходящей памяти и о его личной судьбе, и о судьбе России, которая ушла вместе с ним.

Возможно, так прочитывается это сегодня: «Когда человек умирает, изменяются его портреты. По-другому глаза глядят…» Возможно, все по Ахматовой.

Портрет Николая Александровича Романова в исполнении фон Гана стал одним из рефренов документального фильма «Царская охота», смонтированного из фотографий. Статичные кадры-снимки организованы в короткую новеллу о поездке государя и его окружения на охоту. Но это чисто внешние параметры картины. На самом деле в этом документальном рассказе об обычной царской забаве — каковой она и была тогда — волей авторов картины проявляется и другое, более значительное по своему историческому смыслу событие. То, ради чего, на мой взгляд, и был снят фильм.

Безупречно четко и продуманно выстроенная цепочка старых фотографий. Вирированная кинопленка придает им особый колорит, спокойно, даже как-то степенно, как и положено было когда-то говорить о высочайших особах, поначалу располагает к душевной тишине и мирному созерцанию. Этому вторит звуковой ряд — цоканье копыт (несется царская кавалькада), ровные далекие голоса свиты, сладкое пение лесных птиц. Но время от времени мир и тишина монтажно вступают в конфликт с портретом императора и кадрами странного кладбища, окруженного пустынными полями, как бы вдруг возникающего на огромных российских просторах. Серые, голые кресты — как павшие солдаты. Меняется и звуковая гамма -раздаются выстрелы… Поначалу их немного, но пальба усиливается…

Только охотники их не слышат. Они целиком заняты предстоящим гоном, наперед зная, что животные уже пригнаны прямо под их ружья. Так было, так будет всегда — в этом они уверены. А их будущие жертвы, огромные красавцы олени, пока спокойно щиплют травку рядом с охотниками: откуда им знать в лицо своих убийц? Иначе как убийцами в этой ситуации не назовешь красивых холеных господ.

Речь в картине идет о переломной для России эпохе. Общество еще живет по определенным законам. Инерция существования так велика, что люди пока не слышат подземных толчков — а они уже возникли. Не слышат нарастающей разноголосицы. Не замечают политических сдвигов — сдвигов в мышлении общества, того, что уже действуют люди, готовые отстаивать свое понимание исторического момента и его перспектив и не страшащиеся крови, большой крови.

В фильме нет закадрового текста, который мог бы подтолкнуть зрителей к немедленному выводу: ощущению контраста, противоречия между беспечностью (впрочем, не так уж беспечно всякое кровопролитие, в том числе и на охоте, в нем самом посыл к тревоге) и нашим знанием о том, что уже совсем рядом с «охотниками» эпоха трагических потрясений, крушений. Провидит ли это государь? Вряд ли… И все же — вспомним его взгляд…

Одна фотография сменяет другую: растут горы туш убитых оленей, покорно распростертых на земле. И все короче становятся паузы между кадрами одинокого кладбища-миража, неумолимо присутствующего в этой истории как знак. Как знамение. Короче и паузы между выстрелами. И на экране уже фотографии не охоты, а первой мировой. Охота перерастает в войну. Режиссер Владимир Мосс с удивительной для дебютанта выверенностью, не теряя при этом эмоционального напряжения, владеет ритмической партитурой монтажа. Она строится как нарастание подспудно возникающей, но затем все более и более очевидной драматической темы. Она усиливается и в динамической смене кадров, в переменах звукового ряда, в молнии, которая все чаще и чаще вспыхивает над пригорком с одиноким деревом и наконец сжигает его.