Аноним, потрясающий копьем
- №9, сентябрь
- Анатолий Королев
Книга шекспироведа Ильи Гилилова — самая громкая из тихих сенсаций конца века в России. Участники состоявшейся в Москве конференции специалистов-нестрафордианцев по Шекспиру заявили о своем намерении выдвинуть его монографию (итог сорокалетнего труда) на соискание Нобелевской премии.
Итак, бомба взорвана. Подведена черта под шекспировским вопросом, который мучил Европу больше трехсот лет. Тайна Шекспира разгадана — под этой литературной маской шекспировские шедевры писали два человека. Это состоявшие в платоническом браке муж и жена, пятый граф Рэтленд Роджер Мэннерс и Елизавета Сидни-Рэтленд, дочь английского поэта Филипа Сидни.
Читая с нарастающим изумлением монографию Гилилова, я метался между ошеломлением и скепсисом.
Помню, как много лет назад, будучи еще студентом-филологом университета, я недоумевал над сонетами Вильяма Шекспира, где великий бард, обращаясь к себе в третьем лице, умолял себя самого: «Оставь потомство! Продлись в детях!»
Эти заклинания казались мне дурной манерностью, ведь, как известно из биографии Вильяма Шакспера (так правильно пишется имя легендарного актера и пайщика театра «Глобус»), первого ребенка Анна Хетуэй родила мужу, когда ему еще не было и восемнадцати лет. А всего у Вильяма Шакспера было трое детей…
Решающим уколом шпаги, наносящей удары-аргументы, после которого я сдался на милость истины по Гилилову, стала строчка: “We have the man Shakespeare with us”.
Ее приписала в своем письме сыну Уильяму Герберту в Лондон графиня Мэри Сидни-Пембрук в 1603 году.
В письме она просит сына уговорить английского короля-театрала Якова Первого приехать к ней в родовое имение Уилтон Хауз в Уилтшире и посмотреть представление шекспировской пьесы «Как вам это понравится», и уже в самом конце письма, добавляя последний золотой довесок к просьбе, она приписывает: «С нами находится мужчина Шекспир».
Король, как и графиня, покровительствовал молодому лорду Рэтленду, он был посвящен в тайну Шекспира и знал, что автор состоит из двух половин: Шекспир the man (мужчина) и Шекспир the woman (женщина).
В чем же скрыта причина и каков смысл маниакальной мистификации, на которую были брошены нешуточные силы всей жизни?
В ходе самостоятельных размышлений с книгой Гилилова в руках я увидел несколько возможных объяснений этого феномена.
Для юного лорда творчество было сразу обручено с чувством греха. Гомосексуальная связь со старшим другом по колледжу молодым Генри Ризли графом Саутгемптоном, бароном Тичфилдом стала страстью столь пылкой, что излилась двумя первыми шедеврами гения, поэмами сладострастия «Венера и Адонис» и «Обесчещенная Лукреция». (Роджеру семнадцать, а графу Саутгемптону двадцать лет.) Эти первенцы фантазии были так эротичны и откровенны — почти что порочны, — что перед автором встала проблема хотя бы частично скрыть свою любовь от посторонних. Тут завязка мистификации.
William Shakespeare.
В чем сексуальная тайна этого псевдонима?
Она в слиянии с именем своего любовника.
Аббревиатура W.S. сливается с инициалами графа Саутгемптона W.S. — Wriothesley Southampton.
В этом двойном псевдониме любовной пары перед нами предстает изысканная, чуть жеманная эмблема страстного объятия, где William обозначен через заглавную букву W как пассивная, женская (Woman) сторона любовной пары.
Одновременно это опрокинутое навзничь мужское начало — M (man) и намек на перевернутое с ног на голову и падшее в объятие любви (М, которое превратилось в W) родовое имя Роджера Мэннерса — Manners.
Одним словом, в имени гения — Уильям Шекспир — перед нами скрыто красуется изысканный двойной эвфуистический цветок инициалов запретной страсти.
Увы, нам, в стране плебса, трудно представить, насколько может быть прихотлива в век Елизаветы душа знатного английского аристократа, который от рождения имел право на все что угодно, кроме одного — он не мог быть плебеем.
Признаюсь, я почти бессилен понять, например, картину смерти Рэтленда. Гений в адских подробностях обговорил ее с любимой женой. Главное: она уходит из жизни сразу же вслед за мужем! И леди Елизавета следует этому плану.
(Гилилов, скрупулезно восстанавливая обстоятельства двойной смерти Шекспира, мужа и жены, все-таки не дает внятных объяснений феномену запланированного мужем ее самоубийства. Оно выглядит особенно странным, если учесть, что в последние годы супруги жили порознь. А это всегда знак охлаждения чувств.)
Так вот, после смерти Роджера в июне 1612 года в лечебнице Кембриджа леди Елизавета ночью хоронит под именем графа неизвестное лицо (или закрытый пустой гроб) в родовом склепе Рэтлендов в Боттерсфорде. Затем тайно доставляет тело мужа в Лондон, где принимает яд, чтобы опять же ночью тайно быть погребенной вместе с супругом в могиле своего отца поэта Филипа Сидни в соборе Св. Павла! На весь этот сценарий ушло больше месяца, вот почему тело покойника было предусмотрительно набальзамировано.
Поразителен тот факт, что граф Рэтленд не стал упоминать жену в обширном завещании, где были предусмотрены даже мелкие выплаты преданным слугам. То есть умирающий был уверен — тут я согласен с Гилиловым, — что молодая женщина (ей было всего двадцать шесть лет) самоотверженно последует за ним в землю и деньги ей уже не понадобятся.
Существо подобного решения скрыто. Но дух и мощь мрачного замысла впечатляют.
Иначе говоря, гений строил свою жизнь по законам впечатления.
Не думаю, что семнадцатилетний любовник Саутгемптона Роджер Мэннерс с самого начала принял решение навеки скрыть собственное авторство под псевдонимом Уильям Шекспир. Но затаившийся случай вдруг, через год после поэтического дебюта, свел драматурга с гримасой судьбы, с комическим двойником — актером Вильямом Шакспером.
Тут таится вторая причина шекспировской мании мистификатора. ( Пер-вая — сохранить в своем псевдониме инициалы любовника.)
Фатальный двойник аристократа был грубой бесчувственной скотиной.
Он был жаден, безграмотен, брутален. Он расписывался, ставя на бумагу — по тогдашним обычаям — жирную точку. Он был грязным бабником, словом, полной противоположностью изысканному эстету. Как известно, он и умер после попойки, обожравшись головизны… Однако, смеясь над Роджером, Бог не только наградил двойника схожим именем, но и подарил ему право исполнить тайную мечту юноши-аристократа — быть актером на лондонской сцене. Бог даже дал Шаксперу смеха ради ровно столько же сестер и братьев (четыре сестры и три брата), сколько было у молодого лорда. Возможно, были и другие фельетонные совпадения…
Так вот, любое двойничество понималось Роджером, как злой умысел Провидения против оригинала.
Ответом на этот курьез судьбы и стало насмешливое решение аристократа отплатить Промыслу той же монетой. Что ж, пусть будет так, Господи, мы поменяемся с мужланом местами: я в мечтах проживу его жизнь актера на сцене, а он в кошмаре безличия, в чужой шкуре проживет мою участь поэта и драматурга.
С пронырой и выжигой Шакспером была (через доверенных лиц) заключена тайная сделка.
Отныне все шекспировские пьесы попадали в лондонские театры только из его рук. Разумеется, это был секрет Полишинеля — никто в тесном театральном мирке тогдашнего Лондона не верил, что осел Шакспер кропает по ночам пьесы. Все знали, что за пронырой скрывается какой-то аристократ.
Думаю, что шутовское прикрытие Роджеру придумал и купил (и уж, конечно, одобрил) его любовник граф Саутгемптон. Вот еще одна причина прочности мистификации — это была их тайна.
Любовь к Генри Ризли была алмазной осью, вокруг которой вращался весь мир Рэтленда. Но внезапно бывший любовник женился на Елизавете Вернон, которая родила ему первенца.
Рэтленд через год ответил Саутгемптону браком с Елизаветой Сидни.
Сегодня ее возраст — четырнадцать лет — показался бы нам почти детским, но по меркам тогдашней эпохи она была леди на выданье и уже имела большой успех в свете. Условием брака стало согласие Елизаветы на платонический и бездетный союз. Об этом вскоре стало известно. Почему платонический? Потому что таким браком Рэтленд одновременно и упрекал любовника в измене, и показывал, что втайне остается верным прежней любви: я тоже женат на Елизавете.
То есть даже свою женитьбу Рэтленд подал как знак прежней верности.
Причины примерно десятилетнего соавторства Рэтленда с Елизаветой неясны, ведь все ранние шекспировские шедевры написаны поэтом самостоятельно. Но вскоре после женитьбы тональность его драматургии меняется; Шекспир (man & woman) начинает сочинять волшебные сказки: «Зимнюю сказку», «Двенадцатую ночь»… Думаю, поворот к новым историям свидетельствует о том, что на Елизавете лежала забота искать сюжеты.
Мне кажется, она склоняла мужа снять маску и нарушить обет целомудрия. Эти колебания порой заметны в сонетах, где (по моей версии) Елизавета выведена под маской Белокурого друга, а Генри Ризли граф Саутгемптон — под личиной Смуглой леди сонетов.
Ничем не замаскированное чувство никогда не вдохновляло великого анонима.
Финальный аккорд эпохального розыгрыша был безудержно мрачен. Состояние здоровья графа не оставляло надежд (в год смерти — 1612 — Рэтленду было всего тридцать пять лет). И гений в конце концов принял решение снять маску, но, естественно, в форме виртуозного розыгрыша. Он издал книгу о собственной смерти, которая сегодня известна как сборник элегий «Жертва любви».
И вот мое главное дополнение к гипотезе Гилилова. Думаю, еще во время тяжелой болезни угасающий Роджер продумал состав будущей панорамы элегий на собственную кончину. Им самим была написана блистательная погребальная поэма без названия (эпитафии названий не имеют) о любви Голубя и Феникс. Там-то и была зашифрована правда соавторства:
Так слились одна с другим,
Душу так душа любила,
Что любовь число убила —
Двое сделались одним.
Реквием на свою смерть Рэтленд, естественно, подписал именем Шекспира. Там же, в панораме, он распорядился напечатать 34 песни Голубя, обращенные к Феникс. Блистательный венок из гениальных акростихов. Допускаю, что умирающий держал эту книгу в руках, больше того, допускаю, что его уход из жизни был все ж таки добровольным. Тогда снимаются моральные сомнения в связи с самоубийством Елизаветы — решение уйти из жизни почти вместе, друг за другом, было принято ими сообща. Хлопоты по изданию погребальной книги взял на себя посвященный в секреты супружеской пары поэт и доверенный родственник Роберт Честер. Шекспиром же было задумано издать на бумаге с родовым гербом один и тот же текст, но под разными обложками и различными датами. Это воистину апофеоз мистификации! Посвященным в тайну поэтам заранее были заказаны стихи, в которых оплакивалась смерть платонической четы. Соучастие в предстоящем самоубийстве закрыло им рты. Так был достигнут эффект гробового безмолвия после действительной смерти великих супругов. (Книга «Жертва любви» дошла до нас всего в трех экземплярах.) Теперь мне более понятна эквилибристика с похоронами: как известно, церковь запрещает хоронить самоубийц в храмах и вообще в пределах церковной ограды, препятствует их отпеванию по полному канону… Рэтленд не хотел оскорбить целомудрие родовой усыпальницы в Боттерсфорде, и он принял счастливую идею Елизаветы быть погребенными вдвоем в могиле ее отца, великого поэта Филипа Сидни. Мания анонимности закончилась тайным и анонимным захоронением.. И тут мерещится последний и, возможно, решающий ответ на вопрос о причинах феноменального самоотречения Шекспира от всякой публичности: таким образом философ тайн рифмовал свою жизнь с бытием самого Бога, который, сотворив мироздание, навсегда скрыл от людей в бездне кромешного света свое непостижимое Лицо. Шекспир уловил театральность этой позы и саркастически повторил игру Сущего в жизнь.