Ресурс, свобода, субъект

Читая Пивоварова

Юрий Пивоваров в своем трактате «Передельная Россия»¹ вскрывает столько кровоточащих язв и дает столько метких характеристик, что мне стоит больших усилий не пройтись по пробоинам и силуэтам. От «велеречивого косноязычия» Горбачева и «косноязычного шутовства» Ельцина до метафизической гениальности Ленина, чей масштаб соизмерим с масштабом двух определивших ХХ век еврейско-немецкоязычных гигантов — Маркса и Фрейда; чисто же русская миссия Ленина впечатляюще определена у Пивоварова соотнесением с двумя гигантами русской мифологии: «Это Штольц, взявшийся реализовать идеалы Обломова».

Я удерживаюсь от соблазна комментировать эти вещи, чтобы не уйти в оное дело «с концами»: трактат написан с литературным блеском, что вовсе не часто наблюдается у глубоко мыслящих ученых.

Я возьму только главную мысль — о том, на каких трех «субъектах» стоит Россия. Стояла, стоит и… далее пауза.

Эти три «кита» — Власть, Народ и Человек, оказывающийся Лишним.

Первые два пункта способны вызвать аллергию, настолько они изъезжены, причем если понятие «народ» набило оскомину за семьдесят четыре советских года, а до того — за «семьсот сорок» досоветских, то «власть» мельтешит в трудах публицистов все десять постсоветских. Возьмите сейчас любую газету и подсчитайте, какое слово первое по частотности. «Власть». Или ее кусают, или облизывают, ни секунды без нее не могут.

Пивоваров, конечно, обрабатывает эти бубоны своим спиртом. Народ у него вывернут русской историей в Популяцию, Власть превращена в метафизическую химеру, питающуюся человечиной (и притом «намертво пришпилена к некоему физическому лицу»). С тем они и работают в упряжке с третьим элементом, особенно милым моему интеллигентскому сердцу.

Этот третий — Лишний Человек. Бумажную школьную куклу Пивоваров оживляет, нагружая в тройке тяжелой и важной ролью: «Если Русская Система есть способ контроля над русской жизнью (в ходе которой Народ, напомню, перемалывается Властью в Популяцию. — Л. А.), то Лишний Человек — это мера незавершенности системы, индикатор степени неперемолотости русской жизни Русской Системой и Властью».

Отлично. Модель вроде бы работает. Если, конечно, не извлекать ее из-под родных осин и не сравнивать с другими Системами. Например, с Западом.

Сравнительно с Западом, наша Система, как мы давно усвоили, плоха: бесчеловечна, неустойчива и нелогична. Никакого civil society — сплошной грабеж, перехват и передел.

Передел (слово, явно состоящее в художественном родстве и с черным переделом в низах, и с переделом мира в верхах, и с теми переделками, в которые на протяжении тысячи лет без конца попадает многострадальный русский человек), Передельная Россия и есть та запредельная загадка-разгадка, которую демонстрирует нам Ю. Пивоваров.

Итак. Власть на Руси метафизична. И дистанционна. То есть «страшно далека от народа». Народ («социальные массы») тоже метафизичен: вместо здравого различения пространства и времени исповедует свое понимание некоего целого, в котором пространство и время оказываются «разными измерениями одного и того же» (что уловил Ленин, доказал Эйнштейн и диагностировал Фрейд, который тоже под все измерения подставил… сами знаете что).

Но речь сейчас не о Фрейде — речь о том, как функционирует русская жизнь. О русском Народе и о русской Власти. Он ее грабит, потому что она его грабит. И все три компонента системы (включая Личность, трагически лишнюю на этой «дистанции», но — непременную), все они существуют во всесмесительном «одном и том же» — в проступающем сквозь «все измерения» русском «пространстве», оно же «время». Это, как я понимаю, наша природа, отвечающая природе вокруг нас.

Главная же черта природы, окружающей нас, — скудость. Ни черта нет, ничего не хватает. Таковы « природно-климатические условия». Нет ресурса. Нет выбора. Нет свободы. Есть только нечто, от чего можно урвать.

Вот и рвут. Власть — у Народа. Это «всенародный учет и контроль». Народ — у Власти. Это «русский бунт». Или Смута, когда передел беспределен. Или революция, когда Народу удается дожрать Власть до нуля, после чего он сам становится Властью и дистанцируется от того, что дожрал.

Что делает на этом пиру Лишний Человек? Ждет участи. Или участвует на той или этой стороне. Или пластается меж теми и этими. Или играет роль прослойки, как говаривали большевики об интеллигентах. «А че жалеть, сами себя прозвали лишними людьми», — делает блестящую подсечку Пивоваров и распластывает Лишнего Человека на ковре невластно-непопуляционных маргиналий: то это боярство, то казачество, то купечество… (От души поддерживаю такое расширение: не одним же интеллигентам раскорячиваться для этой роли.)

Но дальше. Рвут, рвут, а все мало. Царизм чего-то накопил — большевики растранжирили; пока рвали накопленное, как-то держались. Пришли демократы и рвут то, что накопили большевики. Сколько-то мы так продержались. Теперь опять голые сидим. Транжирим. Рвем. В переделе по уши.

Перефразируя старика Струве, Пивоваров констатирует: «Капитализм живет на счет коммунистического и, в частности, военно-коммунистического хозяйства, на счет накопленных им запасов». Точно так же как коммунизм — на счет накопленных капитализмом.

Ну дела. Значит, дело не в капитализме и коммунизме, от которых уже тоже тошнит. А в чем дело? А в том, что мы нащупываем нечто, чему капитализм и коммунизм служат только «разными измерениями».

А может, еще есть этому измерения?

Есть: перманентное перераспределение как адаптация населения к природной русской бедности, как способ выживания, запрограммированный для нас северными широтами, то есть скудостью вещественной субстанции.

Или — поэтически: «Забудьте детские сказки или сказки для детей о потенциальном богатстве России». Вспомните: «Эти бедные селенья, эта бедная природа…»

Вспомнили. У Тютчева — природа «скудная», но это ничего не меняет. Природу, ее не обойдешь. Общественный строй, установленный в России после 1917 года, — не марксистский, а «российский». И после 1991-го такой же. Ресурса по-прежнему нет. Выбора нет. Свободы нет. Нет, наконец, «субъектности», что в переводе с философского на нижегородский означает: «Россия гибнет».

Надеюсь, я достаточно корректно выявил логику концепции предложенного нам трактата. Если не обошлось без подколов — простите, издержки операции. Концепция, повторюсь, интересна, текст талантлив, взывает к встречной игре.

Но если логика не пострадала, то отважусь на несколько вопросов.

1. Откуда взяться в России чему-то другому, кроме дистанцирующейся Власти, ворующего Народа и страдающего Лишнего Человека, если все три компонента Русской Системы вырастают из неотменимой природной субстанции, имя которой — скудость? Почему мы должны ожидать чего-то другого и где гарантия, что это другое будет лучше, вырастет-то оно из той же скудости?

2. Откуда все-таки взялось у бедовавшего в переделах царя то, что потом растранжирили большевики, и как демократы исхитрились что-то схватить у большевиков и растранжирить, если те растранжирили после царя все и ничего не накопили?

3. Если Россия вторую тысячу лет живет в ситуации перманентного передела, меняя только способы дани, разверстки, налога, экспроприации, воровства, дележки и сохраняя при этом возможность продолжать свой вечный дуван и пере-пере-переделять вечно скудную «вещественную субстанцию», то почему я должен верить нынешним плакальщикам, что Россия гибнет?

¹ См.: «Искусство кино», 2001, № 7.