Асексуальная революция Вонга Карвая
- №10, октябрь
- Виктория Никифорова
Вонг Карвай снимает кино в Present Continuous — длительном настоящем времени. Я закуриваю. Мир тормозит. Крупный план зажигалки. Пространство вокруг меня рассекают какие-то люди. Язычок пламени облизывает сигарету. За окном шумит улица. Снятые ускоренной съемкой мимо проносятся чьи-то жизни. Я затягиваюсь. В глубине кадра кто-то умер, а кто-то влюбился. Мир на полных парах несется к концу света. Но мое лицо неподвижно. Я выдыхаю дым. Камера медленно переводит взгляд на потеки дыма в неподвижном воздухе.
Вонг Карвай помешан на сигаретах. Иногда кажется, что все его кино проплачено каким-нибудь «Филип Моррисом». Сам Хамфри Богарт не умел так многозначительно затянуться, как Тони Люн, звезда фильмов Вонг Карвая. Про гонконгского режиссера говорят, что ни одну его картину невозможно представить без сигарет, часов и прихотливого движения камеры Кристофера Дойла. В «Любовном настроении», его последнем фильме, Дойл немного присмирел и перестал отплясывать танго с камерой на плече. Но ни от часов, ни от сигарет Вонг Карвай отказаться не смог.
«Дым сигареты — продолжение чувств героев», — сказал он на московской пресс-конференции. Как и все его слова, эти ничего не объясняют в его фильмах. Затяжка, выдох, зазмеившийся в пустоте, просто выполняют первейшую задачу кино. Они фиксируют чистую длительность мгновения. Эту неуловимую субстанцию Вонг Карвай ищет не так давно. Он начинал работать в совершенно традиционных жанрах — гангстерском боевике («Пока текут слезы»), костюмной мелодраме («Прах времен»). Даже воспетый критиками, расхваленный Тарантино, усыпанный призами «Чунгкингский экспресс» слишком напоминал размашистый почерк сочинителя «Криминального чтива», чтобы быть полностью самостоятельным.
Но именно в «Чунгкингском экспрессе» появились кадры, не похожие ни на что в мировом кино. Средний план: коп, поедающий салат. Крупно: рука копа с вилкой. На вилке огурец. Крупно: глаза копа. В них тоска. Ничего банальнее мы, кажется, в жизни не видели. Тем более что салат ужасно знакомый. В «Чунгкингском экспрессе» он называется «салат от шефа», мы чуть ли не то же самое едим под именем «салат оливье». Но чем дольше мы вглядываемся в этот кадр — а режиссер дает нам время, — тем прочнее врезается в память эта минута. И тоска в глазах Тони Люна обретает совершенно невероятный масштаб. Что-то в ней прямо тристановское, оперное, с размахом на четыре акта и бесконечный дуэт в финале. То есть совершенно неприложимое к нормальной жизни и нормальному салату. Так не живут и не тоскуют — разве что в странном мире, созданном Вонг Карваем.
Вонг Карвай не первый снял своих героев приплясывающей камерой и расположил их в китайской головоломке сценария, состоящего из нескольких историй. Но он первый сообразил поместить персонажей в другое измерение, в котором они плавают, как рыбки в аквариуме. Он изменил время, в котором они живут. В их времени нет ни вчера, ни сегодня. Есть только вечное сейчас, длящееся мгновение, в которое рука подхватывает на вилку огурец. Поначалу, еще только научившись искривлять время, Вонг Карвай злоупотреблял стробоскопическим эффектом. Он пускал пленку так, что персонажи двигались на экране не плавно, «как в жизни», а словно видак включили на перемотку по кадрам. Потом он научился достигать того же эффекта более тонкими средствами. Паузой в разговоре. Дымом сигареты. Взглядом Тони Люна.
При этом с самого начала режиссер понимал, что лучше всего его эксперименты с временем работают в самом обыденном пространстве. Действие «Чунгкингского экспресса» и «Падших ангелов» происходит в Гонконге, самом экзотическом, наверное, городе планеты. Но снят он так, что его узнает любой москвич. Злые переулки, и равнодушная толпа, и дешевые закусочные, и места невстреч — все это найдется в любом мегаполисе. В «Счастливы вместе» герои едут из Гонконга в Буэнос-Айрес, и ни мы, ни они не замечают перемен, оказавшись на другом конце света. Те же кабаки, те же обшарпанные двери с оборванными звонками, те же кривые улицы, ведущие прямиком в разлуку. В финале герой, потеряв все, возвращается в Гонконг и идет по нему, свободный, отчаявшийся, почти счастливый. Какая разница, сколько километров до экватора. Оператор Вонг Карвая Кристофер Дойл никогда не снимает пейзажи, он снимает состояния души. Чтобы узнать их, необязательно объездить мир.
Заторможенность персонажей Вонга, прислушивающихся к чему-то в себе, легко спутать с наркотическим трипом. Когда в его картинах действуют маргиналы, это впечатление усиливается. Этой болезненной красоте кадров так легко сойти за галлюцинацию.
В «Падших ангелах» бредят вор, киллер и его наводчица. Это самый неудачный фильм Вонг Карвая. Нормальный зритель думает: так и надо. Эти чокнутые уголовники только таким и могут видеть мир.
В «Чунгкингском экспрессе» одна из героинь промышляет наркотиками, но по-настоящему Вонг Карваю это неинтересно. В «Счастливы вместе» герои гомосексуалисты. Но режиссер подчеркнул это в начале постельной сценой только для того, чтобы через пять минут заставить нас об этом забыть. Он уже понял, что снимает про всех и для всех, независимо от пола, возраста и сексуальной ориентации. Странное состояние его героев, выпадающих из нормального мира, это всего лишь влюбленность.
Не правда ли, как просто. Люди не ширяются, не торчат, не стреляют друг в друга, не режут себе вены, только встречаются под фонарем, а Вонг Карвай рискует снимать про таких отщепенцев кино. В «Любовном настроении», окончательно найдя свою тему, он делает своими героями двух заурядных обывателей. Попав в объектив его камеры, они переигрывают всех суперзвезд доброго старого кино. Хоть Жана Габена с Арлетти. Хоть Вивьен Ли с Лоренсом Оливье.
Ли, героиня Мэгги Чун, работает секретаршей, Чоу, герой Тони Люна, — журналистом. Муж Ли изменяет ей с женой Чоу. Они об этом знают. Чоу приглашает Ли поужинать, она советует ему написать роман. Соседи ночь напролет играют по маленькой. Однажды она заходит к нему в комнату, а выйти не может: соседи внезапно вернулись и могут ее заметить. Она сбрасывает туфли и дремлет на его кровати. Он читает газету. В конце фильма он предлагает ей улететь вместе с ним. Она отказывается. Ни одного поцелуя. Один раз она дотрагивается до его руки. Этот кадр работает посильнее, чем все сплетения в «Основном инстинкте».
Про «Любовное настроение» Вонг Карвай говорил в Москве так же неточно, как всегда. Кстати, важное свойство его фильмов — они фатально ускользают от описания. Словами передать можно только сюжет, а он беден и выдыхается на полуслове. Дальше — тишина, все, что остается в ней, и есть главное содержание вонговских лент. По Вонгу, получается так, что герои «Любовного настроения» не сошлись, потому что стеснялись соседей. Действие, мол, происходит в 60-е, когда граждане жили в коммуналках, следили за приличиями, комплексовали по пустякам. Короче, такой «Дом, в котором я живу».
Между тем уже с первого кадра «Любовного настроения» понятно, что у героев ничего не выйдет. Только взглянув друг на друга, они, как в воду, вступают в особое время Вонг Карвая, в котором нет ни тогда, ни потом. В этом длительном настоящем ничего не может случиться, здесь нет ни причин, ни следствий. Здесь всегда идет дождь, здесь нечего сказать друг другу, здесь волшебная музыка отмеряет секунды небытия. Женщина спускается по грязной лестнице за лапшой, она весь вечер сидит одна, и ей лень готовить. Мужчина поднимается ей навстречу. Режиссер очень осторожно применяет здесь свой любимый стробоскопический эффект. Почти незаметно. Мы так и не успеваем собразить: то ли изображение действительно обработали, то ли это у нас плывет в глазах. То ли это оптика влюбленности, которая меняет мир и наполняет тайным смыслом любой пустяк.
Этот мир так похож на реальность и так мучительно далек от нее. Вонговская коммуналка недосягаема, как потерянный рай, собственно, об этом — а не о несостоявшемся романе героев — мы и грустим все полтора часа экранного времени. Его фильмы словно напоминают нам о самой сути кино — иллюзии более убедительной, чем сама жизнь. Они говорят, что все происходящее на экране прекрасно только потому, что невозможно. Это сверхсюжет и « Чунг-кингского экспресса», и «Счастливы вместе», и «Любовного настроения». Несчастная любовь лишь метафора зрительской тоски по экранному раю.
Впрочем, и несчастную любовь гонконгский экспериментатор толкует довольно смело. Только на первый взгляд «Любовное настроение» вызывающе традиционно. Под прикрытием большого голливудского стиля Вонг Карвай совершает революцию в наших чувствах и чувствительности. В своей сентиментальности он куда радикальнее, чем патентованный революционер Ларс фон Триер в его эскападах. Фон Триер моделирует «Идиотов» и предлагает нам на них любоваться. Вонг превращает в идиотов нас самих. После его фильмов хочется влюбляться в раскосых красавцев, которых и на свете-то не существует, бросать все, ехать на другой конец света и оставаться там без надежды и без гроша в кармане. Только с глупой сладкой песней, которая рассказывает тебе о каких-то невозможных типах, умудрившихся быть So Happy Together.
Датский радикал должен жутко завидовать гонконгскому коллеге. Нет сомнения, что вызывающая сентиментальность Вонг Карвая скоро овладеет массами переимчивых кинодеятелей. Так, с многозначительными паузами, с сигаретным дымом, с сладким саундтреком начнут снимать все. Из Гонконга придет мода на платоническую любовь. Кинодивы будут прикрывать колени, киномачо научатся томно вздыхать. «Космополитен» будет учить азбуке цветов, а «Плейбой» — искусству сложения сонетов. Вонг Карвай застынет в статусе классика. Маргиналы начнут исподволь готовить новую сексуальную революцию. Но пока революция — это «Любовное настроение». Оно дотрагивается до самых потайных струн души, которую ХХ век у индивидуума ампутировал. Этот фильм при всем его целомудрии шокирующе интимен.
У каждого любителя кино, наверное, есть свой стыдный фильм. Не порнуха — хотя, наверное, может быть, и она. Иногда откровенно плохой фильм. Иногда общепризнанный шедевр. Это не важно. Важно, что этот фильм ты можешь смотреть по сорок раз и он не надоедает. Он рассказывает тебе о тебе самом что-то такое, чего ты не расскажешь ни другу, ни психоаналитику, ни случайному попутчику в поезде. Такое кино можно смотреть только в одиночестве. После него нельзя делиться умными соображениями насчет того, какой фильм процитировал режиссер на двенадцатой минуте. Вместо этого хорошо брести по ночной улице, потряхивая головой, медленно приходя в себя, непонятно над чем грустя, непонятно чему радуясь. Настоящие киноманы меня поймут. Мне кажется, Вонг Карвай попытался сделать «Любовное настроение» именно таким.
В общем, кино, наверное, так любить нельзя. Так можно любить иностранного актера на фотке или песню. Какую-нибудь совершенно невозможную, сладкую, дурацкую песню, которая вот уже двадцать лет из твоих тридцати переворачивает тебе душу. Недаром Вонг Карвай говорит, что почти все его фильмы рождаются из мелодии. Это нетрудно услышать. «Чунгкингский экспресс» возник из песни California Dreamin, «Счастливы вместе» — из одноименной песенки So Happy Together, «Любовное настроение» — из музыкальной темы, задающей ритм шагов героев. Иррационализм Вонг Карвая, слепой и нежный, полнее всего реализуется в этих попсовых мотивах. С их помощью он выключает время и уходит в свое «длительное настоящее».