Москва-2001: лучше шире, да лучше

Год назад, предваряя публикацию рецензий на лучшие фильмы Московского кинофестиваля, я сетовала на отсутствие у него авторской воли, замысла и драматургии, отчетливого образа-облика, преднамеренного стиля. И как следствие — отсутствие фабулы, позволяющей другим, самодостаточным фестивалям выявить в своих программах или худо-бедно сымитировать — благодаря тонкой режиссуре скандалов, сенсаций, преувеличенных триумфов и шоковых развенчаний — некие тенденции современного мирового кино. Однако этот московский «штиль» (моя заметка тогда так и называлась) я предлагала осознать как концепт, как стратегию. И по примеру многих неамбициозных, более или менее нейтральных, просветительских международных киносмотров выступить в поход за качество исполнения: «невозмутимость» формы и содержания, чтобы состояться как стиль, требует особой калиграфии исполнения. Сегодня, подводя итоги ХХIII ММКФ, признаем: поход начался — классность пока не достигнута, но в фестивальной жизни утверждается ощущение нормы. Организаторам удалось главное — определить сверхзадачу фестиваля (Кирилл Разлогов, директор программ, обозначил ее как «расширение диапазона») — и предъявить реальные, пускай и не во всем успешные, результаты ее выполнения. Замечу, что стратегия «расширения» кажется мне сегодня (как и год назад) оптимальной для Москвы, которой не по плечу и не по карману каннские роскошества — первые в киномире имена, премьеры шедевров, высокомерная строгость отбора, дерзкая интрига фестивального сценария и т.п. Это, с одной стороны. С другой — просветительская стратегия для нас актуальнее, чем, скажем, для Берлина, потому что московскую публику, совсем недавно допущенную до голливудских хитов и вцепившуюся в них с жадностью голодных, необходимо всеми доступными способами приучать к цивилизованному прокату, к потреблению полноценного кинорепертуара, искусно дифференцированного, виртуозно разведенного по радикально разным залам и радикально по-разному поданного. (В этом смысле фестиваль можно рассматривать как репетиционное поле для разумной прокатной политики.) Приобщение к «другому кино» в таких условиях необходимо, одна из самых интересных программ ММКФ так и называлась; приобщение это фестиваль попытался осуществить и за счет освоения новых территорий — многие оценили географическую (ретроспектива «Кино КНДР»), идейно-тематическую (программа «Новая Европа») и историческую («Неизвестный американский киноавангард») отвагу отборщиков, — и за счет неожиданных контекстуальных сближений. Как и в прошлом году, самыми выразительными оказались картины, открытые Канном, — я бы предложила, не таясь и не лукавя, выделить их в отдельный блок, чтобы публика могла сложить свое представление о последней коллекции ведущего Дома мировой киномоды. (Журнал писал об этих фильмах в № 9).

Многое еще не сложилось. Иные программы показались скорее заявленными, чем осуществленными. Другие — не слишком последовательно собранными. Не очень пока получается с открытием эстетических параллелей и перекрестков. Случались незапланированные казусы, смешные несоответствия: фильма программе или рекламе, программы залу (северокорейское кино и «Ударник», к примеру, — это очевидный мезальянс, не по смыслу, конечно, а из-за размеров зала). Слабее слабого прошлогоднего показался конкурс, и здесь как раз кстати оглянуться на отвергнутый нами Каннский ригоризм. В то же время непонятно, почему этот последний был проявлен организаторами фестиваля только по отношению к потенциальным российским участникам; мне видится в этом сильно завышенная оценка собственной работы по селекции картин в конкурс. Сюжет анекдотического соседства нашего «Балуева» и “81/2” все еще жив как вечный позор, как предостережение, как жупел, способный напугать разумных и независимых, смелых и патриотичных творцов Московского фестиваля.

Но главное, повторюсь, произошло. И кое-какие вопросы, которые год назад казались неразрешимыми в пределах жизни одного поколения, были решены: пресс-центр, счастливо сменивший руководство, билеты и информация.

Главное, чего трагически недостает Московскому фестивалю — в сравнении с фестивалями зарубежными, — это зритель. Вообще-то в столице он где-то должен быть: на этот раз, например, его в течение трех месяцев, совпав в июне с киносмотром, играючи обнаружил смотр театра. Всемирная театральная Олимпиада собирала переполненные залы даже на маргинальные, не переводимые на русский лабораторные опыты.