Честь — имею. «Форсаж», режиссер Наталья Гугуева

«Форсаж»

Автор сценария и режиссер Н. Гугуева
Оператор И. Уральская
КВС «Риск»
Россия
2001

Собственно, «Форсаж» — это монолог Тимура Апакидзе, лучшего летчика России, аса, летчика от Бога.

В кадре или сам Апакидзе — бледное, длинное лицо, высокий лоб, сжатый, как лезвие, рот, орлиный нос, синий, как небо, комбинезон. Или его голос, нервный, жесткий, готовый сорваться.

Замечательно само название фильма — «Форсаж» — ускорение, преодоление преград. Даже в его звуковой системе есть нечто боевое и ухарское…

Генерал Апакидзе распекает, как малых детей, своих подчиненных, тоже летчиков-асов : «Пока не пробежишь шесть километров и не подтянешься десять раз, ничего не выйдет. Кто падает в кусты — можно добивать… Я знаю цвет ваших трусов, знаю, кого и до чего можно жать, поэтому вы живы и не убились… Смотри на меня с ненавистью, но делай, что говорю, и будешь жить и летать долго… Смерть смотрит на вас в оба глаза…».

Да, смерть смотрит на них в оба глаза. Их немного. Горсточка. Около двадцати у всей России. Летчиков палубной авиации. Садящихся и взлетающих с палубы корабля-авианосца. Летчиков, которые могут делать это. А это невероятно трудно. «Но мы выбираем трудный путь, опасный, как военная тропа». В них есть что-то от героических героев Высоцкого.

«Наш завет: не пить, не курить и лететь без разговоров в любую точку земли». В кадре сидят летчики, как школьники в классе, в отличие от своего нервного командира, какие-то мягкие, спокойные. И даже возражают улыбчиво.

Апакидзе: «Нам сказали, если летчики не посадят ни одного самолета, авианосец будет продан. И тогда я сказал: я буду вас сажать любой ценой!»

Летчик: Нет. Вопрос был поставлен иначе: «Готовы ли вы отдать свою жизнь?»

Апакидзе: «Да, я принял жесткое решение. Вы были недостаточно подготовлены. А моя цель — сделать летчиков XXI века…»

А на камеру, без своих подопечных, Тимур Апакидзе говорит о них щедро, щадяще: «Этот хорошо летает и никому не завидует», А Андрюхе все не везло. И он взмолился: «Дяденьки, дайте сесть!» (Не то что не умеет, не способен, а — «не везло».)

Эта будничная жизнь летчиков авианосца в учебной комнате, в спортзале, в бане монтируется все время с немыслимой красотищей двух бездн вокруг — моря и неба. Море темнее, небо светлее. Синее и голубое. Словно стоишь в центре мироздания. Поддержанная ритмизованной музыкой Эдуарда Артемьева, как рокотом самолета или биением пульса, синева дышит, затягивает, не отпускает, вводит в другое пространство — пространство вселенной.

И эти две стихии — обыденности и необычности — крепко слиты в фильме, перетекают одна в другую. День сменяется ночью. А синева остается. Роковая какая-то синева. На палубе авианосца стоит самолет, а на его крыле примостилась стрекоза, расправив свои прозрачные крылышки. Могучий самолет и хрупкая стрекозка. Чем-то они похожи.

А несколько летчиков в темных бушлатах спинами к нам идут по палубе к самому ее краю, туда, где линия горизонта, где море сливается с небом. Это как образ их судьбы — «по самому по краю»…

С палубы, разгоняясь, взлетают самолеты и выделывают в небе черт-те что. То парят в ритмически четком, как узор, построении. То висят вниз головой, перпендикулярно к земле. Фантастика.

И всю эту ослепительную виртуозность сопровождает трагический рассказ Тимура Апакидзе.

«В декабре 91-го года три человека сели, решили нашу судьбу и обрекли нас на страдание. Наш тренажер был на Украине. Здесь был и наш полк. 650 человек. И большинство приняли ориентацию на Украину. На доске в учебке однажды было написано: «родина», «москва» с маленькой буквы, а «Сало» с боль-шой. Многие принимали присягу Украине, не поднимая глаза. Плохо человеку принимать присягу дважды. Так можно принять ее и в третий раз, и в четвертый. Часть украинцев уволились, чтобы второй раз не присягать. Ведь каждый должен был ответить утвердительно, будет ли он воевать с Россией, если придется. Радецкий сказал «буду», а ведь его родной брат — глава Северного флота в России.

А я присягаю только один раз. Я мог бы увести весь полк в Россию, все 650 человек, все пошли бы за мной. Но мятежный полк никому не нужен. И России тоже. Мятежные у нас всегда на подозрении. И я забрал в Россию пятнадцать летчиков, на Северный флот. И сейчас единственный корабль-авианосец находится в России, а тренажер на Украине. Летчики в расцвете сил — кто на заправке, кто в кочегарке. Со мной ушли преимущественно молодые, неопытные.

И все пошли с понижением. Для кого-то вообще должности не оказалось. Я понимаю, что второй такой тренажер нам не построить. Но я не жалею. Я ни одного летчика не потерял. А уже в 94-м девять летчиков взлетали с авианосца. Меня Пиночетом называли. Но если с ними не жестко, они разбиваются. Пусть лучше на меня обижаются. Я готов целовать этот корабль за то, что он не забрал ни одного летчика…»

Я составила фразы Тимура Апакидзе в единую речь, а в «Форсаже» они разбросаны по всему фильму, как тревожный, рваный гул рокочущего и чуть барахлящего мотора. В жесткости Тимура Апакидзе чувствуется надлом: «Да, я нервный». Это не тупое дуроломство командира, а предчувствие возможной драмы.

«А кони все скачут и скачут, а избы горят и горят…» И взлетают самолеты с палубы единственного авианосца России. Это наш важнейший стратегический ресурс. Малейшая ошибка здесь — смерть. И взлетают летчики в голубые и темно-синие небеса. А их так мало. Горсточка. Около двадцати.

Они рассказывают о своей жизни. Одному пришлось развестись с женой — она не хотела уезжать с Украины («только квартиру получили»). «Если ты замужем, то должна идти за мужем. Мы прожили двадцать лет, и она должна была остаться со мной. Я не могу стрелять в своих друзей».

Другой, немолодой, летчик, который теперь уже не летает, говорит, светясь улыбкой: «Я рад, что хоть в сорок восемь лет, но сел. И мы спасли палубную авиацию. Риск был, и немалый. Но иначе палубной авиации у нас не было бы никогда».

Фильм снят как хроника, а сложен как драма. Это новое слово в русской документалистике, профессиональной и художественной, но погрязшей сегодня в частной жизни, как прежде в жизни идеологической. Ибо «Форсаж» — возвращение Героя. Без лжи и котурнов. Фильм о героизме как норме жизни. Стремление к пределу человеческих возможностей без деклараций и надрыва. Об этом в минуты отдыха один из летчиков поет самодельную песню, аккомпанируя себе на гитаре: «Посадку подтверждаю с упоеньем». С упоеньем. Об этом написал Экзюпери, выбравшись из вынужденного приземления в пустыне после поломки самолета: «Я сделал то, что сделал бы не каждый человек».

«Форсаж» — фильм о людях, которые знают, что есть нечто выше тебя.

И это нечто — Небо.

И поразительно, что эту по всем параметрам совершенно мужскую картину сняли две хрупкие женщины. Режиссер Наталья Гугуева и оператор Ирина Уральская. И если Ирина — человек с опытом, то для Натальи это собственно дебют. Дебютный фильм, сделанный сильной и смелой рукой. Недаром Тимур Апакидзе говорит в картине: «Женщине дана большая власть над мужчиной».

P.S. «Форсаж» был уже снят, когда пришло сообщение о том, что 17 июля 2001 года Тимур Апакидзе погиб, совершая обычный полет. Ему было сорок семь лет. Комиссия склонилась к тому, что в гибели виноват он сам. Но по-настоящему причина этой смерти навсегда останется тайной.

Поистине, Бог забирает лучших, когда нуждается в ангелах.

Какая печаль, что нет больше этого человека.

Какое счастье, что фильм о нем был уже снят. Документальное кино — это память и памятник. Память о Герое России, о русском летчике Тимуре Апакидзе.

О человеке, который принимает присягу только один раз.

О человеке, который знал, что есть нечто выше тебя. И это нечто — Небо.