Мы любили его…

…Говорить о Грише Чухрае трудно, потому что, я думаю, все скажут о нем нечто похожее. Если можно представить себе «положительный образ советского человека», то это как раз Гриша. Он пришел заслуженным человеком с войны, о которой тогда еще никому не приходило в голову сказать, что лучше бы пиво, чем победа, потому что все еще помнили, что такое нацизм. Он не почивал на многочисленных лаврах и не стал бонзой, хотя имел для этого больше оснований, чем кто-либо из его поколения. Он не страдал «вождизмом», хотя его Экспериментальная студия была первой попыткой рационализировать и сделать свободнее громоздкое советское кинопроизводство (по которому многие нынче испытывают ностальгию). Он не вложил жизнь в создание личной «материальной базы», хотя плохие времена подстерегали и его.

Может показаться странным, что «положительный образ» складывается преимущественно из «не». Но, увы, жизнь учит нас, что самое трудное — «не отступаться от лица».

Если «Сорок первый» (отлично, кстати, снятый Урусевским) был свежим глотком, то «Баллада о солдате» (в разрешительном удостоверении стояло, помнится, что-то вроде «для показа в частях Советской Армии») была действительно первой из картин отечественной «новой волны», обошла мир и вернулась, принеся авторам (не забыть Валю Ежова) первые, еще не скомпрометированные награды. Мы любили это кино, да, мы его любили, потому что пережили большую войну (в смысле остались в живых) и еще помнили, чего это стоило. Это чистый фильм, как чистым и даже наивным был и его режиссер. Кстати, и красивым.

Я, естественно, встречалась с Гришей во всяких «кинематографических» местах — на «Мосфильме», в Союзе и даже сидела у него в Экспериментальной студии в редколлегии, которая, в отличие от всех редколлегий, была сменной, но, как и в других объединениях, чисто совещательной. Это были интересные и порою бурные заседания, потому что, повторяю, Гриша никогда не держал себя мэтром и коллегия была для него испытательным полигоном. Но что я помню отдельно от прочего — это приходы Гриши на наши просмотры во время работы над «Обыкновенным фашизмом». Ведь отсматривая отобранный группой материал и делая первые попытки его сложить, Михаил Ильич Ромм сомневался, будет ли эта работа интересна зрителю, тем более что он не раз слышал от окружающих, что зря взялся за документальный фильм. В своем отечестве, как известно, нет пророка, поэтому ни многочисленная группа, ни мы с Юрой Ханютиным дать ему уверенность не могли. Однажды, когда мы, как всегда, собрались в нашем зале № 7, он сказал что-то вроде: «Вот сегодня мы поглядим, стоило ли затевать это все. Я позвал одного человека поглядеть». И в зал вошел Гриша. Он был нашим самым первым зрителем со стороны, как теперь сказали бы, «экспертом». Надо заметить, волновались все. Ромм кратко пояснял, о чем идет речь в том или ином фрагменте (кстати, именно тогда у нас с Юрой родилась идея его закадрового текста). Гриша вышел с большими глазами и со словами, что материал потрясающий и что он просит разрешить ему и впредь смотреть новые фрагменты.

Он, действительно, приходил время от времени, был, как никто другой, чуток — это был «его» материал, — как никто, оставался нашим «болельщиком», и сам факт его приходов всегда был для М. И. надежной экспертизой.

За это моя ему специальная признательность. Его глаза после просмотров были для нас красноречивее всех рецензий.