Елена Морозова: «Эпоха Ренессанса — это я»

Елена Морозова

У Лены Морозовой несколько рук, несколько ног, три (а может быть, и четыре) сердца, огромный мозг, легко меняющийся цвет глаз и много жизней. Она — совершенство. Она — осьминог, сомнамбула, амеба… Она — все формы жизни на земле. Когда она говорит, ее белая кожа то розовеет, то синеет, то излучает странное сияние. В один и тот же момент земного времени она одновременно принимает сто поз: нога на ногу, нога за ногу, бедро влево, вправо, вверх и вниз, глаза к носу и к ушам… Одним словом, она — улитка. Она — то, что невозможно описать, потому что ее нельзя даже придумать. Она есть, и ее вообще нет.

«Мы друг другу снимся», — произнесла она сипло и одновременно мелодично. Так она решила помочь мне увидеть ее. Ибо видеть ее нельзя. Как нельзя видеть пустое пространство. Только сон дает нам исключительные возможности, вроде девятого чувства и десятого зрения.

Она села и вывернулась во все стороны сразу. Ее огромные ярко-красные ногти опасно приблизились к моему лицу, а ноги уперлись в стол, за которым я спала.

Елена Кутловская. Вопрос для разминки — как вы попали на сцену, в кино? (Я обращаюсь к ней как к актрисе. Но мне страшно, потому что она неожиданно выкатила глаза из орбит. Они упали на пол, прокатились по ковру и, к моему удовольствию, вернулись на место.)

Елена Морозова. Как попала, самой хорошо бы понять, хотя ясно, почему я попала на землю и почему именно в это время. Эпоха Ренессанса необходима сейчас, как стакан горячего чая. Я несу через себя или с собой эту эпоху.

Е. Кутловская. Ну и как вам у нас? (Мой вопрос удивил ее. А я стала внимательно всматриваться в свой сон.)

Е. Морозова. АААННННАААННННАММММ… (Буквы грохотали и бурлили в ее горле. Она с моим сном не церемонилась. Ей нравился свой, и она рассказывала или пыталась рассказать его мне.) Вот уже… сколько? Пять ночей я сплю с Иеронимом.

Е. Кутловская. Кто у нас Иероним?

Е. Морозова. Боже ты мой! Кто?! Это Босх! Вот сплю я с ним пять ночей, и мне с ним великолепно, просто прекрасно! А все началось с того, что мой отец летел-летел и УУУУУУУУУ…

Е. Кутловская. А кто у нас отец?

Е. Морозова. Летчик военный. Здесь бывает редко. А на Новый год он Иеронима мне подарил, и теперь я с ним не расстаюсь… Я говорю о Босхе! К сожалению, я не могу носить его с собой. (Она изобразила рукой маленький кружок, и мне увиделся круглый Босх, почти тролль.) Поэтому у нас с ним ночные встречи.

Е. Кутловская. К какому сословию эпохи Ренессанса вы себя относите? вы похожи на королеву Елизавету…

Е. Морозова. С классификацией у меня очень сложно. Я себя не вижу со стороны.

Е. Кутловская. Но если вы оттуда пришли, вы же помните, кто вы там?

Е. Морозова. Да нет, я говорю, что эпоха Ренессанса — это я! Я не говорю об этой эпохе как об историческом понятии… Я говорю просто: я есть Возрождение. На мой взгляд, сейчас идет тотальное разрушение человечества, и в этом разрушении повинны владельцы наркотиков, то бишь хозяева телевидения! Они — владельцы наркотиков. Я не смотрю телевизор в течение одиннадцати лет. Принципиально. Эпоха Ренессанса необходима, иначе произойдет полное разложение…

Е. Кутловская. А где вы учились?

Е. Морозова. В Школе-студии МХАТ. Мой учитель Лев Константинович Дуров. (Теперь она точь-в-точь мхатовская девочка. Рыжие волосы, шерстяной свитер и джинсы.) Он грандиозен. Я его люблю как актера, как человека. Дуров у меня ассоциируется с маленьким навороченным магнитофоном, который говорит на скорости сто оборотов в минуту… Дуров — это супермагнитофон, только маленький! Удобный, компактный, современный дизайн — глаз радует.

Е. Кутловская. У вас много глаз, какой из них радуется Дурову?

Е. Морозова (упорно не хочет вникать в мое сновидение, она о своем… вдохновенно и громко, будто и не спит вовсе). Сцена… Знаете, если представить себе человека, которому вдруг дают бокал с цветной жидкостью. Он выпивает и мгновенно становится цветным и начинает необыкновенно двигаться… Как-то синтетически. У меня именно такое впечатление от игры в присутствии педагогов. Если они сидели в зале, это была игра синтетическая. Когда они уходили, можно было порадовать партнера и себя чем-то ! Игра при педагоге — это игра в презервативе!

После института… Мне хотелось бы пропустить пару лет… Позвали меня куда-то там, а я не пошла никуда! И стала рисовать! А потом меня мотало по подвалам, по каким-то комнатам. Я работала у Епифанцева, который учился тогда у Фоменко. Я в его дипломном спектакле ползала в красном платье по полу и кричала в сторону, где сидели педагоги ГИТИСа: « А-а-а - а-а, бляди!»

Е. Кутловская. И что педагоги?

Е. Морозова. Это был такой кайф покричать им в лицо… И я считала это суперходом искусства!!! Но Фоменко не мог допустить такого безобразия, и нас прикрыли. Он выгнал Епифанцева за спектакль по Арто, где я полностью обнажалась. (У нее появляется странный взгляд. Она облизывает губы. Вытягивается вверх. И выясняется, что на ней черная — не шерстяная, а будто синтетическая или мохеровая — кофта, под ней что-то гипюровое и кружевное. Она похожа на мальчика-пажа или на Зинаиду Гиппиус.) Вообще раздевание на сцене — это одно из сакральных понятий. Человек должен слышать тело. У тела свой язык. Если у тебя есть сила, если ты слышишь зов своего тела, его надо открывать! Если ты этого не сделаешь,тело потом тебе отмстит. А если зова нет, то и не нужно. Ведь не голое тело коробит, а собственное ощущение неловкости. Если мне будет неловко, то и зрителю тоже.

Е. Кутловская. Зритель — это чудовище?

Е. Морозова. Зритель — это чудо! Это встреча с неизвестностью… (Неожиданно я начинаю храпеть… Морозова кричит.) Эй, Эй, Эй… Я вам еще снюсь?

Е. Кутловская. Мне снится любимая актриса Путина… Или она любимая актриса де Голля… Или она вообще не актриса?

Е. Морозова. Здорово! Я тут как-то села в машину и обнаружила, что она не заводится. Ну не заводится, и всT! Позже выяснилось, что она не на той передаче стояла. Но это произошло перед спектаклем, в котором я играю Марлен! Кстати, Путин был на премьере. А ведь Дитрих никогда не водила машину! Никогда не садилась за руль. Ей было по барабану, как крутить руль, и говорят, что она не понимала, что нужно крутить руль влево, когда поворачиваешь влево… Такое вот странное происшествие!

Е. Кутловская. вы хорошо понимаете, что вы модная сегодня актриса?

Е. Морозова. Нет, я этого не знаю и не понимаю!

«Дневник его жены». Марга — Е. Морозова, Галина — О. Будина

Е. Кутловская. Говорят, что вы переигрываете в «Укрощении строптивой» Максима Суханова…

Е. Морозова. Что значит переигрываю? (Внезапно.) Максим — это белый медведь… Такой большой, белый нежный медведь. (Она кружится по комнате и поет.) Сравнение «хорошо — плохо»… Как это неуместно! (Раздраженно.) Грубо это!

Е. Кутловская. Вокруг вас существует такая аура: «вы необыкновенная», «вы модная», «вы талантливая»… Вам это льстит?

Е. Морозова. Что такое лесть? Я не понимаю, лесть — это что?!

Е. Кутловская. Ну хорошо, уберем слово «лесть». Возьмем «я пьянею от этой ауры»…

Елена Морозова

Е. Морозова. вы хотите знать, отчего я летаю? Отчего бесконечно люблю жизнь? От репетиций. И вот иногда на меня сваливается выходной день — сижу и таю. А вы не в курсе, что все во мне видят?

Е. Кутловская. Что вы талантливы.

Е. Морозова. И всT? (У нее появляются слезы, и глаза затягиваются пленкой. Она делается похожа на слепую.) Меньше всего я хочу нравиться. То, что я играю, — это миры, которые я могу отдать! Я как проводник! Кто я? Смешно! Не существует меня, но есть то, что я могу передать. И я счастлива!

Е. Кутловская. Когда вы готовите роль, что вы чувствуете?

Е. Морозова. Всегда по-разному … Иногда снятся сны, иногда есть видения. Иногда запахи, иногда происходит какой-то разговор, какая-то встреча. Как дежа вю… В жизни. У меня все похоже на ветер, который разносит семена. Я не мучаюсь над ролью так, чтобы бросаться потными рубашками в стену.

Е. Кутловская. Говорят, будто вы не только осьминог и улитка. Вы еще и Марлен Дитрих, которую играли?

Е. Морозова. Что значит играла? Ведь Марлен — это я, а я — это Марлен. Дав ей оттуда выйти сюда, я ощутила себя по-настоящему здесь и сейчас!

Е. Кутловская. Если человек раздваивается… это странно воспринимается. Что такое: вы и Марлен? Это создание образа, раздвоение личности или какое-то засыпание наяву?

Е. Морозова. Это слияние и неразличение меня от нее… и ее от меня… Рассказать об этом… я не могу… Это загадка моя и вечная тайна Марлен!

Е. Кутловская. А что бы Марлен, или ящерица, или амеба, или… Что бы они все сказали о Лене Морозовой? Морозова — человек?

Е. Морозова. Она приготовлена по простому рецепту, да готовится все сложно…

Е. Кутловская. И подавишься есть.

Е. Морозова (ржет, как крестьянская баба). Чтобы блюдо можно было съесть, его надо настаивать… ну… так. Много чего надо.

Е. Кутловская. В общем, не добраться до вас никогда.

Е. Морозова. Хотя рецепт очень простой.

Е. Кутловская. У вас много гастрономических ассоциаций. Вы гурман?

Е. Морозова. Я готова есть опилки. Мы были сейчас с маэстро у него на родине во Львове…

Е. Кутловская. А кто у нас маэстро?

Е. Морозова. Маэстро у нас Виктюк. Это мое божество в театре. Так вот, он меня гнал на рынок, купить сальце. А я не ем сальце. Он расстроился. «Ничего, — говорит, — ты, Ленка, не понимаешь». Когда я слышу о мясе с перчиком, это звучит зловеще — как кусочки с кровью! Еда… Людоедам я верю. Мясо людей — это вкусно, очень. Это одно из чувственных желаний… Кому-то оно важно… Мне другое важно… (Она зеленеет. У нее не только четыре сердца. У нее десять острых клыков. Она — зверь.)

Е. Кутловская. Какие шкуры вы носите?

Е. Морозова (совершенно не смущенная вопросом, значит, и вправду зверь). Главное, чтобы было удобно и тепло. Но все зависит от настроения.

Е. Кутловская. Почему вы сейчас в черном?

Е. Морозова. Люблю черное. Люблю такой вариант — кружева и шерсть. То, что всем кажется несовместимым. Или шелк и мех! Или шифон с чем-то … Хотя сейчас это становится модно. Но модно не носить, а на картинке посмотреть. Мооо-уу-оо -да! Это не тот угол, о который я синяки насаживаю.

Е. Кутловская. О смерти часто думаете?

Е. Морозова. Я о ней не думаю, я ею живу! Думаю, что до 2010-го мы уже не дотянем…

Е. Кутловская. вы не боитесь умереть?

Е. Морозова. А чего бояться-то ?

Е. Кутловская. Каждую минуту у вас исчезает ваше собственное «я». Что же остается?

Е. Морозова. Какое «я»?! Ну что вы? Я же вам сейчас снюсь, а вы сейчас снитесь мне. Как прекрасно, что мы приснились друг другу! Потеря «я»? Какого «я»? Что такое «я»? Это же «а»!!! Это открытый звук, вылетающий вширь! Это даже не «у», вылетающее ввысь! Это А-а-а !!! Поэтому «я» останется здесь как будто «а» неслышимое… Пусть остается, на фиг оно мне нужно?

Е. Кутловская. Но ведь именно «я» осязает, чувствует мир? Не случайно многие культурные истории построены на том, как бесплотные существа (например, мертвецы, ангелы или привидения) хотят стать физическими, реальными телами, их «я» рвется к жизни, чтобы пить, есть, осязать и быть? Когда я думаю о смерти, меня охватывает паника: Боже, как же это, моего «я» не будет?

Е.Морозова (умиротворенно). Вы будете вспоминать о себе и об этом мире… как о приятной щекотке… А может быть, для вас это будет воспоминание, похожее на икоту… Или что-то похожее на воздушную яму.

Е. Кутловская. Как вы общаетесь с режиссерами, с партнерами?

Е. Морозова. Я люблю режиссеров, которые вводят меня в свои сны, как Мирзоев. Он ввел меня в пространство, где я еще не была. Оно цветное, многоцветное, там даже воздух цветной… И Максим — белый медведь в пустыне…

Е. Кутловская. Он что, похож на конфету «Мишка на Севере»?

Е. Морозова. Да в пустыне он, а не на Севере, вот в чем дело! Виктюк — это Шнитке, Моцарт, Шопен, Бах, Десятников. Когда я прихожу к нему на репетицию, я в этом обилии звуков совершенно теряю ориентацию! Теряю пол! Забываю, где низ, где верх! Он взрывает пространство! Сергей Алдонин — это такой вьюн, который состоит из ультрамодных люминесцентных цветов! Вообще, творческое общение нельзя описать, его можно только ощутить кожей. Как вы чувствовали себя в сауне? Ну, очень жарко. И что? Что это «жарко» кому-то говорит?

Е. Кутловская. Вам понравилось сниматься в кино?

Е. Морозова. А что кино? Мой роман с кино только начинается! Я даже и не поняла, что это такое — кино. Алексей Учитель увидел меня в Катарине, пришел ко мне за кулисы. Что-то мне говорил, но я ничего не услышала и ничего не поняла. Только голос, который проник в то самое место, где захватывает дыхание! Он проник своим голосом туда, где не бывал никто! Потом мы встретились с Алексеем, говорили, но я опять ничего не слышала… Я шла за его голосом и большего кайфа не испытывала. Было ощущение, будто сзади тебя охватывает волна прохладного воздуха, а сверху теплого и на этом уровне (показывает на грудь) они сворачиваются в спираль.

Е. Кутловская. Наверное, у вас там эрогенная зона?

Е. Морозова. Наверное… А потом вдруг оказывается, что я в Ялте. Как это? И с нами прекрасная Супрун. Это девушка, у которой с вещами совершенно сексуальные отношения. Это нимфа! Ее комната напоминает гардероб дамы из 1910 года. Полный модерн. Я наслаждалась этим воздухом! Она очень долго искала воротничок для Марги… ею было все перерыто… но как? Это не было перерыто, а это был секс! С вещами! Это такие взаимоотношения, которыми я любовалась! Никто не трогал кружева так чувственно и эротично! Я не помню ни одного момента съемок и совершенно не знаю, как это все вообще произошло!

А потом был Кира Серебренников и его «Ростов-папа». Кира — это весенний танк с гусеницами из фиалок, а пушка у него из колокольчиков. Его весенний запах меня очень веселил. Мы с ним обвеселились на съемках.

Е. Кутловская. То, что в итоге вашего веселья произошло на свет, вам понравилось?

Е. Морозова. «Любовь по пейджеру»? Что-то получилось…

Е. Кутловская. Что вы там играли?

Е. Морозова. Я не знаю… Это вопрос к Кире. Я могу сказать одно: я по уши влюблена в Кирилла Пирогова. Мы бродили с Пироговым по Ростову, мы были на месте влюбленных. У него такая голосовая гамма! У него полный набор, чтобы завораживать и красть сердца. Чем он успешно и занимается. Одним словом, я попробовала с Пироговым напиток безответной любви! Поэтому не знаю, что я там играла… Я любила Пирогова — вот что я там делала! Но лучше я о театре… Я же тоже наркоман. Театр для меня — это наркотики! И я это признаю! Это зависимость, и еще какая. У меня без театра ломки начинаются! Может быть, позже и кино станет тем же… Роль — это такая штука, которая тебя не отпускает. Держит. Держит! Держит!!!

Е. Кутловская. Вот так замкнет на какой-нибудь роли на всю жизнь и что?

Е. Морозова. Тогда буду сумасшедшей актрисой!

Е. Кутловская. А вы не боитесь кончить в психушке?

Е. Морозова. Нет. А что вы от меня хотите?! (Вскакивает, краснеет, пыхтит и выкидывает глаза из глазниц прямо мне в лицо.)

Е. Кутловская. Не обращайте внимания на слова… Мы же спим?

Е. Морозова. Но иногда от слова можно и проснуться. (Садится и едва слышным шепотом произносит.) Театр — это магия! А актер — это сосуд для магического напитка. Пустой сосуд — это лучшая форма таланта для актера! Я — абсолютно пустой сосуд.

Е. Кутловская. То есть вы — никакая?

Е. Морозова. С мужчинами я какая-то ! И такая, и сякая! Бываю меховой, бываю тягучей… А бываю и вонючей! (Опять превращается в крестьянскую рыжеволосую деваху.)

Е. Кутловская. Насколько глубоко вы можете впустить человека в свой мир?

Е. Морозова. В общении нет границ.

Е. Кутловская. Когда вам плохо, что вы делаете?

Е. Морозова. Пою!

Е. Кутловская. Самая великая актриса для вас?

Е. Морозова. Раневская!!!!!

Е. Кутловская. А Марлен?

Е. Морозова. Ну как можно быть идеалом для самой себя?! А из режиссеров, мне нравится, знаете кто? Великий Ларсен!

Е. Кутловская. То есть Ларс фон Триер?

Е. Морозова. Он самый!

Е. Кутловская. Как для вас исчисляется жизнь? Годами, спектаклями… Как?

Е. Морозова. Репетициями! А репетиции для меня — это секс!