Алексей Ханютин: «Пир во время чумы?»

Наталья Сиривля. Фильм называется «Контекст». Значитли это, что вас интересовало нестолько само искусство, тоесть художественные тексты, производимые героями ленты, сколько среда, условия, вкоторых существуют они и— шире— все современное российское искусство?

Алексей Ханютин. Да, мы с А. Зориным делали кино непро творчество Павла Карманова, Андрея Бартенева или других уважаемых мною людей, апро туситуацию, вкоторой они находятся. Априори яисходил изтого, что искусство втом, что они делают, всеже наличествует. Оно может нравиться или ненравиться, уменя вэтой связи тоже есть свои внутренние приоритеты. Новданном случае янепретендовал нароль художественного критика, равно как иАндрей.

Заявка нафильм была написана очень быстро, часа затри-четыре, иесли несчитать того, что несколько поменялся круг предполагаемых героев, она вобщем точно отражала основной концепт фильма. Ябы сказал так: мысАндреем писали про свою ситуацию: фильм— вкакой-то степени наш автопортрет. Другое дело, что янелюблю документальное кино, где автор появляется наэкране собственной персоной иначинает вещать отсвоего имени. Меня отэтого, как сейчас говорят, «колбасит». Поэтому мыпостарались выбрать извозможного списка ныне действующих актуальных художников достаточно близких нам людей, чьи взгляды иощущения были наиболее созвучны нашим собственным. Вовремя каких-то интервью, которые мызаписывали, яловил себя натом, что ровно тоже самое происходило сомной десять лет назад. Например, члены группы «АЕС+Ф» рассказывают вфильме, как впервые поехали вАмерику. Япримерно втоже время впервый раз побывал вАмерике, иэто была точно такаяже глупая поездка смассой неиспользованных возможностей. Так что совпадение сгероями даже науровне биографических подробностей— для меня очень существенный момент.

А.Пепеляев в фильме «Контекст»

Н.Сиривля. Вбиографиях героев тоже много совпадений. Андрей Бартенев рассказывает отом, какой шок испытал отвстречи сполотнами Рокуэлла Кента, Александр Пепеляев— отом, как впервые увидел балеты Бежара, Павел Карманов— как услышал записи смузыкой Райха иНаймана. Тоесть каждый изних вкакой-то момент открыл для себя язык современного искусства, счего, собственно, все иначалось. Подобные рифмы тоже были запланированы взаявке?

А.Ханютин. Унас был список вопросов, которые мызадавали всем нашим героям, и, естественно, когда такие параллели возникали вответах, мыихиспользовали. Ноэто еще ипроблема среды, откуда произрос тот или иной персонаж.

Характерно, что у«аесов»— людей стипично московским бэкграундом, ктомуже детей достаточно известных родителей, такого момента, когда открылась некая форточка, через которую пролился свет истины, небыло. Ятоже был сдетства достаточно информирован, попадал накакие-то просмотры, что-то видел… Немогу сказать, например, что поездка в91-м году вШтаты перевернула мое сознание вхудожественном плане, что ястал как-то иначе снимать. Скорее, яоткрыл для себя некие вещи относительно функционирования кинорынка, промоушна ит.п. Еслиже говорить одругих наших героях, действительно, увсех было некое сильное впечатление, перевернувшее представления обискусстве. Возьмем Андрея Бартенева: онизНорильска, аэто такое место, откуда три года скачи влюбую сторону, никакой заграницы неувидишь. Понятно, что получить новую художественную информацию там было намного сложнее, и, соответственно, впечатление при встрече спрекрасным— стемже Рокуэллом Кентом— оказывалось гораздо более сильным. Этакий импринтинг произошел.

Л.Евзович в фильме «Контекст»

Довольно любопытны пути, покоторым кнам проникала информация: какие-то польские журналы, чьи-то рассказы… Это как ванекдоте про групповой секс. «Что такое групповой секс вШвеции? Собирается группа людей изанимается сексом. Что такое групповой секс вПольше? Собирается группа людей, иполяк рассказывает, как, будучи вШвеции, занимался групповым сексом. Что такое групповой секс вСССР? Собирается компания, икто-то рассказывает, как один поляк ему рассказывал, что вШвеции занимаются групповым сексом». Система поступления новых сведений обискусстве была примерно такаяже— многоступенчатая, опосредованная. Новсеже информация кнам проникала иоказывала весьма сильное воздействие.

Н.Сиривля. Быть может, волна информации, хлынувшая вкакой-то момент вбреши системы, испровоцировала вомногом артистический бум 90-х?

А.Ханютин. Это несовсем так. Начнем стого, что вобласти искусства ничего принципиально нового унас с91-го года непоявилось. Все уже было. Андерграунд существовал унас с70-х годов, ибольшинство художников, скоторыми мысвязываем понятие Contemporary Art, начинали еще доперестройки. Тотже Д.А.Пригов или Лев Рубинштейн, который, ксожалению, выпал изокончательного монтажа фильма,— люди, осуществившиеся еще всоветскую эпоху. Так что янемогу сказать, что перестройка принесла нечто новое вэстетическом плане. Скорее, она изменила социологический контекст бытования художника. Прежде, сидя накухне, средний московский интеллигент так или иначе ощущал себя вцентре событий. Да, мыбыли «империей зла», номыбыли причастны кважнейшим процессам, происходившим вмире. Асейчас мыоказались культурной провинцией, окраиной, скажем так, цивилизованного мира, утратили свое центральное положение иощущение значимости того, что мыделаем. И, пожалуй, это ощущение своей вторичности порождает определенные комплексы, тосамое чувство «скуки»— скучно жить вкакой-то маргинальной среде. Если ужставить перед собой максимальные цели, нужно стремиться покорить столицу мира. Когда-то еюбыл Париж, теперь, наверное, Нью-Йорк. Для художника получить признание невсвоем локальном, региональном пространстве, анамировом рынке, намировой арене— задача куда более амбициозная, сложная, ноиувлекательная.

Н.Сиривля. Акакова роль современного искусства внынешней российской реальности?

А.Ханютин. Нукакже! Актуальное искусство придает осмысленность, динамизм всей художественной жизни. Если унас будет только апробированная классика ипопса для ширнармасс, неизбежен застой, стагнация, загнивание. Актуальное искусство практически неимеет государственной поддержки, очень небольшая, узкая аудитория способна его оценить, унего нет экономической базы, нет арт-рынка… Ноядумаю, что его косвенное влияние накультуру через систему каких-то опосредований весьма существенно. Выдерни, выкини его— ивоцарится этакий унылый соцреализм, то, что мыдолгие годы хлебали большими ложками. Актуальное искусство— это перец исоль, которые придают вкус всей похлебке. Хотя понятно, что широкий потребитель ищет вней несоль иперец, акакие-то более существенные компоненты.

Н.Сиривля. Мне кажется, вокруг современного искусства сложилась достаточно развитая инфраструктура. Существует множество галерей, выставок, фестивалей, журналов, сайтов. Более того, появились признаки востребованности этого искусства состороны бизнес-элиты. Да, нехватает, возможно, государственной поддержки, нонет низлостного невнимания кэтим явлениям, низамалчивания их, нипреследования. Все герои вашего фильма— люди успешные, добившиеся признания. Ивсе равно они чувствуют себя невостребованными встране, живут снастроением, что нужно паковать чемоданы, что ничего здесь небудет. Счем это связано? Почему уних нет ощущения перспективы?

А.Ханютин. Ябы нестал так обобщать. Раз они неуехали, значит, уних есть причины жить здесь. Хотя ситуация увсех неочень простая. Язнаю, что большие сложности сейчас уСаши Пепеляева. Нет места, где онмогбы репетировать. Иесть определенная разница между его балетами, сделанными «наэкспорт», иегоже постановками вместном исполнении, сказывается элементарная нехватка денег, отсутствие репетиционной базы ит.п.

Даивсе наши герои основные деньги досих пор находят наЗападе. Иживут либо засчет грантов, либо засчет продаж ивыставок там. Унас денег вообще мало начто хватает. Нодаже те, что имеются, распределяются отнюдь невпользу современного искусства. Субсидируется бог знает что— какие-то совершенно бессмысленные, застойные коллективы имероприятия. Нокатегорически нехватает денег нато, что хоть как-то соотносимо сзападным современным искусством, стем, что при определенной поддержке моглобы стать конкурентоспособным рыночным товаром, годным наэкспорт.

Н.Сиривля. Фильм имеет второе название— “Between there and here”. Иначе говоря, искусство, окотором идет речь, существует «между там издесь»…

А.Ханютин. Скорее, неискусство, алюди, которые некоторым образом «зависли» между Россией иЗападом. Они неимеют достаточной почвы для самоосуществления вРоссии, ноинаЗападе ихнеочень-то ждут. Или они сами покаким-то жизненным причинам либо посоображениям эстетическим немогут инехотят там укореняться. Инаходятся between there and here— внекоем подвешенном состоянии.

Н.Сиривля. Икаковы, по-вашему, перспективы: туда или сюда?

А.Ханютин. Вопрос можно поставить шире: каковы перспективы страны? Янедумаю, что можно построить арт-рынок иразвитый капитализм вотдельно взятом виде искусства, водной галерее ит.д. Все зависит оттого, как дела будут развиваться вцелом. Современное искусство тесно связано сразвитием демократических институтов инапрямую отних зависит. Иесли будет здесь нормальный, цивилизованный рынок, какая-то экономическая стабильность, если будет нормально развиваться демократическое общество— тогда рано или поздно все будет впорядке исэтим искусством. Нонатему «рано или поздно» хорошо рассуждать абстрактно. Укаждого художника своя творческая биография, своя жизнь, иона конечна. Итут уже нескажешь: потерпите, лет через десять-пятнадцать, глядишь, все наладится. Пока наладится, тысам-то кончишься как творческая личность. Отсюда, возможно, ивозникает нервное состояние укаждого конкретного человека, который стремится реализоваться немедленно, здесь исейчас, который готов терпеть нужду илишения, ноиметь все-таки некоторую перспективу, ощущение будущего. Тем более что происходит множество событий, свидетельствующих, что счастливое будущее сразвитой демократией ирынком отодвигается вкакие-то совсем уже туманные дали. Ивэтой связи художникам приходится думать нестолько обудущем России, сколько освоем личном будущем.

Н.Сиривля. Мне кажется, наименее нервно извсех героев вашего фильма чувствует себя Павел Карманов, который помимо крупных произведений сочиняет музыку для рекламы прокладок, делает это сочаровательным цинизмом ипрекрасно себе выживает. Его хватает натоинадругое. Может быть, это выход? Или такой способ существования подходит невсем?

А.Ханютин. Сам Павел неоднократно говорил мне, что ему уникальным образом повезло, онпопал вобойму коммерческих композиторов, которые работают нарекламу. Норядом огромное число музыкантов, может быть, неменее ярких, чем Павел Карманов, которые буквально нищенствуют. Очем говорить?! Навсю Москву, многомиллионный мегаполис, существует только одна площадка, где регулярно исполняется современная музыка. Втовремя как вкуда меньших посвоим масштабам Вене или Амстердаме тридцать-сорок таких площадок…

Н.Сиривля. Есть дивный анекдот, который точно подходит кКарманову. Встречаются два выпускника консерватории. Один говорит: «Написал симфонию, никто еенепокупает, никто неисполняет. Беда. Нуатыкак?» Другой отвечает: «Все что нинапишу— тутже покупают накорню».— «Вкакомже стиле тыработаешь?»— «Встиле минимализма».— «Как это?»— «Ум-м-м, Данон!»

Ивсеже, если говорить серьезно, первый русский авангард, например, согромным интересом относился ксфере ширпотреба, промышленного дизайна науровне производства тарелок, одежды, тканей… Существуетли такая амбиция усовременных художников? Еслибы имудалось облагородить массовую продукцию, еслибы сфера промышленного производства могла воспринять ихидеи, тоихсобственная жизнь былабы намного менее сложной идраматичной.

А.Ханютин. Это изобласти каких-то бесплодных мечтаний. Подобных амбиций, боюсь, нет сегодня увсего современного искусства. Оно взначительной степени утратило пафос переустройства жизни. Вэпоху глобальных корпораций, содной стороны, ценится уникальный авторский дизайн, выражение личности художника, асдругой— чрезвычайно расширяется сфера безличного художественного производства. Возьмем теже прокладки. Рекламщики, наверное, знают, кто сделал тот или иной ролик. Зрителю это неизвестно иглубоко безразлично.

Влияетли реклама нанаше сознание, насостояние общества иего базовые ценности? Безусловно! Ясчитаю, что именно реклама оказала существенное воздействие напроцесс модернизации нашего общества впоследние десять лет. Ведь вместе спрокладками, шампунями ибульоном «Магги» всознание внедряются представления ораспределении ролей всемье, отом, каким должен быть идеальный мужчина, как должна вести себя образцовая домохозяйка, что икак следует потреблять, что такое жизненный успех ит.д. Все построение ценностной системы нового, консьюмеристского общества унас связано, безусловно, срекламой. Кто изхудожников может сказать, что это построил онлично? Никто. Ноогромный корпус (хотя вРоссии пока нетакой ужбольшой) безымянных клипмейкеров совершил эту революцию. Ипроизводимый ими эстетический продукт действительно внедряется вовсе поры нашей жизни. Втовремя как искусство все менее претендует назавоевание этих территорий; оно все более становится абсолютно индивидуальным, личностным актом, средством запечатления ивыражения «я», этаким экзистенциальным криком: «Вот оняесть!»— инеболее того.

Н.Сиривля. Значит, вся беда втом, что наше общество недостаточно богато, чтобы оплачивать этот экзистенциальный крик?

А.Ханютин. Ядумаю, это вопрос нестолько богатства, сколько ценностных установок. Даже небогатое государство может это поддерживать. Ведь какие-то деньги есть, аначто они идут— это большой вопрос.

Должен признать, что существует, конечноже, некое противоречие между минорными рассуждениями наших героев ипредставленной наэкране вцелом нестоль ужужасающей ситуацией. Мыисами чувствовали некий диссонанс, когда посреди огромной, представительной выставки «Арт-Москва», которую открывал лично Швыдкой, ловили людей зарукав ипытались выяснить уних, как плохо они живут. Сам янеявляюсь поклонником журналистского алармизма инагнетания чернухи, хотя это досих пор, как нистранно, продукт, потребляемый наЗападе. Нотем неменее ощущение какого-то тупика, несмотря наточто здесь бурлит художественная жизнь— выставки, презентации, тусовки, гуляния, хэппенинги,— все равно возникает. Содной стороны, все вродебы хорошо. Сдругой— черт его знает, может быть, это пир вовремя чумы?