Водитель для Веры. Сценарий

«Водитель для Веры», режиссер Павел Чухрай

1962 год. Ленинские горы, вдали высотка университета.

Статный сержант в парадной форме, опершись на борт машины «Чайка», позирует перед фотокамерой. Он то заложит руку за спину и отставит ногу в сапоге, то обопрется о дверцу, то присядет перед сверкающим радиатором.

Роскошные формы «Чайки» явно рождают в нем чувство причастности «к высшим сферам». Из автомобильного приемника слышна ритмичная песенка, и сержант небрежно пританцовывает твист.

Морг. Край простыни отдернули, под ней в полумраке обнажились окаменевшее лицо и грудь покойника.

— Вот, — патологоанатом указал генералу Серову на темно-синий рубец. — След от шнура, на котором он повесился. Других следов насилия на теле не обнаружено.

Он снова набросил простыню.

Серов кивнул на его слова мрачно, несколько формально. Постоял мгновение и направился к выходу.

Черный «ЗИМ» генерала Серова, оставив позади площадь Дзержинского, проехал вниз, свернул направо, к Кремлю.

За стеклом промелькнул шагающий к мавзолею взвод почетного караула, и машина въехала под своды Спасских ворот.

Теперь Серов стоит в кабинете своего давнего приятеля, тоже генерала, начальника кремлевской охраны.

— Когда прилетел? — спрашивает хозяин.

— Сегодня.

— Как в Крыму?

— Тепло.

— Выпьешь? — Хозяин достает из шкафчика бутылку армянского коньяка.

Они пьют, не чокаясь.

Поставив опустевшую рюмку, хозяин со значением крутит пальцем, указывая на потолок и стены.

Они продолжают разговор на плацу, вблизи марширующих курсантов. Четкий шаг многих сапог по брусчатке, отрывистые команды делают разговор относительно безопасным.

— Что я тебя позвал, — тихо говорит хозяин. — У тебя в ГБ враг.

— Кто?

— Точно не знаю, но смерть твоего майора неспроста. Это тебе знак.

— Сгущаешь.

— Не мог он, как баба, в петлю да еще в кабинете, в служебное время…

Ну застрелился бы…

— Тут ты прав, — соглашается Серов.

— К гадалке не ходить! И зачем его от тебя забрали да еще в Москву? За какие заслуги?.. Ясно, под тебя копнуть.

— Под меня, Коля, копнуть непросто, — усмехается Серов.

Он смотрит, как курсанты, шагая по двое в ряд, вскидывают прямые ноги, замирают на мгновение… Лица румяные, черты славянские, в глазах «верность начальству».

— Надо придумать, зачем ты ко мне приезжал, — размышляет хозяин.

— Да мало ли? Шофера сменить, к примеру. Не отдашь вон того? — Серов показывает подбородком в сторону «Чайки», где статный сержант-водитель аккуратно протирает капот.

Водитель поймал на себе взгляд Серова, «ответил» приветливо, но улыбнуться не посмел.

— Зачем он тебе? — продолжил хозяин.

— Отдай. Переводом.

— Бери.

Крым. Утренняя дымка над морем, над военными кораблями в Севастопольской бухте. Приморская набережная пронизана солнечным светом.

Генеральская дача.

Ходит вверх-вниз спина. Взмокшие напряженные мышцы. Новый водитель генерала Виктор резко и ритмично отжимается от пола.

На пороге его тесной комнатки останавливается женщина с ведром и щеткой. Она молодая, дебелая, ситцевый халатик плохо сходится на загорелой груди. Прислонившись к косяку, рассматривает нового шофера. Насмешливо ждет, когда он устанет.

Но Виктор упрямо «работает», не подает виду, что ему мешает ее присутствие. Наконец поднимается. В прямом мужском взгляде вопрос.

— Уборка. Меня Лида зовут.

Он стягивает полотенце со спинки кровати.

— Действуй, Лида.

Проходит в дверь, чуть задев бицепсом ее выпирающую грудь.

В тесном туалете над умывальником он шумно бросает воду себе в лицо, под мышки. Дверь открыта, чтоб было светлее и не душно. Лида курсирует в коридорчике за его спиной. В поцарапанном зеркале он перехватывает ее короткие взгляды.

Через пару минут Виктор выходит во двор. Утреннее солнце слепит сквозь ветки магнолии и еще чего-то южного.

Из зарослей от каменной ограды за ним наблюдает охранник в штатском. Второй такой же торчит на въезде, у кованых ворот. На дорожке пара прыщавых матросиков, покуривая одну сигарету на двоих, уныло красят кирпичный бордюр.

Виктор останавливается у гаража. В распахнутом ангаре мерцает никелем «ЗИМ» с откидным верхом.

Виктор выкатывает автомобиль. Ловко размотав шланг, моет машину с чувством, с удовольствием.

Потом с таким же удовольствием ест на «барской» кухне. У плиты — широкий зад пожилой поварихи Зинаиды. А уже знакомая нам Лида в наколке и белом передничке, проходя мимо, сдвигает с грязной тарелки в тарелку Виктора горку черной икры. На его удивленный взгляд поясняет:

— Доешь. У хозяина не пошло…

Она ловко ставит на поднос тарелку с горячим и уносит завтрак в большую столовую.

Здесь генерал Серов, один за огромным столом. Он сидит в майке, ест сардельки и запивает их сладким компотом из сухофруктов. Над ним нависла в тяжелой бронзовой раме копия картины «Девятый вал».

В кухню к Виктору заглядывает Савельев, офицер-адъютант. Он немолод, жидковолос, всегда в штатском. Он делает Виктору знак.

Виктор входит за ним в столовую. Генерал не поднимает глаз от тарелки.

— Устроился?

— Так точно.

— Ты пока отправь его за Верой. — Это генерал уже Савельеву.

Дорога от дачи петляет над морем. Несколько раз ее преграждают шлагбаумы с армейскими патрулями. Вдали виден Севастополь, город военный, закрытый. Это чувствуется во всем.

Проскочив по набережной мимо цепочки пионеров, Виктор подкатывает к зданию больницы и по ступеням с облупленными львами легко взбегает к парадному входу.

В пустынном вестибюле никого, только в окошке регистратуры стакан с чаем струит легкий парок. Виктор заторопился, наткнулся на нянечку.

— Я за больной Серовой.

— Она уже вышла… Вещи возьми.

Он хватает сумку и бегом к выходу. На ступенях у львов приостановился.

В «ЗИМе» на заднем сиденье сидит молодая женщина и холодно рассматривает Виктора.

Мощный автомобиль катит легко, бесшумно, только шинами шуршит. Виктор украдкой поглядывает в зеркальце.

На вид Вере года двадцать четыре. Глаза голубые, тонкий накрашенный рот, реденькие волосы взбиты в прическу «бабетта», но это не лишает лицо миловидности. Вера поглядывает вперед и, похоже, на что-то сердится. Их взгляды пересекаются в зеркальце.

— Не прощу себе, что вас прозевал… — говорит Виктор с оттенком вины. Вера смотрит с недоумением. А он продолжает: — Мой принцип — «все должно быть четко». У нас взводный был в Москве, разводящий в мавзолее Ленина… Так он говорил: «Лучше с бабой недоспать, чем на пост опоздать». Это грубо, но я с ним согласен. Поэтому мой кумир — Гагарин… и частично Экзюпери.

Вера ничего не поняла, но почему-то насупилась.

— Потише, солдат, — недовольно говорит она, имея в виду дорогу.

— Сделаем, — он слегка сбрасывает скорость. — Вообще-то, я сержант. Меня Виктор зовут. И мне велено во всем вам помогать…

— В чем? — холодно спрашивает она.

— Ну там… выполнять ваши желания… Охранять. Мало что? вы ж молодая, красивая.

Вера, глядя в водительское зеркальце, наталкивается на его взгляд, нервно поправляет челку.

«ЗИМ», пролетев по набережной мимо колонны моряков, притормаживает на светофоре. Моряки настигают «ЗИМ», как обрушиваются. Они шагают вплотную за открытым Вериным стеклом и выкрикивают песню-считалку.

Лиц не видно, слышны хриплые голоса. Торсы, мужской армейский запах и загорелые, вразмашку, кулаки.

Вера поежилась, ее явно тревожит, волнует их неожиданная близость…

Автомобиль вырывается вперед. Вера переводит дух, достает из сумки плоскую коньячную бутылочку, украдкой делает глоток и снова перехватывает в зеркале быстрый взгляд.

— Что! — Она вызывающе вздергивает подбородок.

— Не понял… — Виктор изображает недоумение.

— Что ты? Все в зеркало?

— Случайно. Не обиделись?

Вера смотрит строго.

— Я на обслугу не обижаюсь. И на будущее, солдат, рот открывай, когда спросят. Ясно?

— Так точно, — безмятежно отзывается Виктор.

Охранник открывает ворота и сладко улыбается «хозяйке». Она его не замечает.

Виктор останавливает «ЗИМ» у клумбы.

— Ближе, — хрипло приказывает Вера.

Он с недоумением смотрит через капот. На пути к ступеням тележка со скошенной травой.

— Ближе, — с досадой повторяет Вера.

Виктор осторожно подъезжает на метр.

Вера секунду медлит и выходит, как в холодную воду. Чувствуя спиной взгляд Виктора, кривобоко ковыляет к лестнице и поднимается по ступеням. Она, оказывается, хромая. И это довольно заметно.

Дождавшись, пока она исчезнет, Виктор вносит ее сумку в дом.

Комнат много, коридорчики между ними темные, путаные. На Виктора наталкивается Лида.

— Оставь здесь. — Она забирает сумку так, что руки их чуть соприкасаются. — Бра надо починить.

— Чего?

— Светильник.

С отверткой и выключателем «клизмочкой» Виктор находит в темном коридоре испорченное бра. Не снимая со стены, разбирает. Из боковой двери полоска света и негромкие взволнованные голоса.

— Это допрос?! — Верин голос.

— Отвечай, я ж все равно узнаю, — тихо настаивает генерал.

— Пожалуйста. Аборт.

— Что?

— Аборт… Только врач не взялся, сказал, что уже поздно.

Виктор замирает в своем полутемном углу.

— Та-ак … — внятно говорит генерал. — Приехали.

Виктор поспешно отступает из коридора.

Дочь и отец в кабинете.

— Кто? — продолжает допрос генерал.

Вера упрямо молчит.

До этого генерал собирался на службу. Стоит у стола расстегнутый, потрясенный. Свисающая с лампочки липучка от мух раздражает, мешает.

— Я спрашиваю: кто?

— Никто! Не помню… Хлыщ один.

Отец, не подумав, дает ей оплеуху. Липучка цепляется за его рукав. Генерал трясет рукой, пытаясь отклеить. Вера зло смеется.

— Не паясничай, — сквозь зубы цедит отец. — Лучше сама скажи! Кто?

— А кто первый посмотрел! Или ты думал, на меня запись, с моими-то данными?

Отец теряется.

— Данные нормальные. Он еще за счастье почтет. Но мне надо знать! Это что — шутки?!

— Ладно, — сдается Вера, — майор Крайков. Твой зам. Доволен?

Генерал бледнеет.

— Ты нарочно? Знаешь, что его уже нет…

А в темноте коридорчика стоит Савельев и, рассматривая собственные ногти, внимательно слушает эту тихую перепалку.

Генерал уставился в пол, резко махнул рукой.

— Все! Времени нет. Гуляй!

Вера подчиняется охотно, почти весело.

Проковыляв к себе на второй этаж, она с вызовом врубает магнитофон «Яуза» и под «Твист эгейн» Чеби Чекера начинает раздеваться.

Совершенно голая, останавливается у зеркала, внимательно разглядывает чуть оттопыренный животик. Потом берет с трюмо большие ножницы и, зажав в побелевших пальцах, приставляет острием к животу…

А генерал выходит на высокое крыльцо. Под доносящуюся из верхнего окна музыку садится в «ЗИМ» рядом с Виктором. Савельев проворно ныряет на заднее сиденье.

Вера, уже в халатике, выпивает рюмку коньяку и, поставив ее на подоконник открытого окна, встречается взглядом с Виктором. «ЗИМ» отъезжает.

Дорога от дачи петляет над морем. Вдали, на холмах, открывается Севастополь. Генерал старается отбросить мрачные мысли.

— Давно водишь?

— Еще до армии, товарищ генерал.

— Ну а после что намерен?

— Цель у меня. В военную академию, в высший командный состав.

Савельев на заднем сиденье иронично хмыкнул. Но генерал воспринял серьезно, солидно кивнул.

— А мать, отец?

— Он детдомовец, — вставляет Савельев, которому хочется показать осведомленность.

— Не женат?

— Никак нет. Успею, как говорится, — усмехается Виктор.

— Правильно, не торопись, — хвалит генерал.

Генерал по длинным коридорам штаба округа проходит в свою приемную.

Ожидающие приема полковники, майоры поднимаются, как по команде.

А референт тут же устремляется за шефом в кабинет.

— Позвони в госпиталь, вызови вот этого. — Серов протягивает бумажку. — И сразу ко мне.

А Савельев и Виктор расслабленно ожидают в машине у ведомства. Мимо по залитому солнцем тротуару ходят девушки в модных нейлоновых блузках. Их загорелые плечи и ноги притягивают взгляд. Тихо нашептывает в приемнике Эдита Пьеха: «Где этот город…»

— Слушай, а ты какую музыку любишь? — без интереса спрашивает Савельев.

— Элвиса Пресли.

— Он же вроде устарел, — выказывает познания Савельев.

— Да. Но мне нравится. А так твисты люблю. И советскую, конечно.

— Ну, это ясно, — соглашается Савельев.

В это время в кабинете генерала — врач. Он волнуется, сидит у стола неуверенно, как на жердочке, и постоянно поправляет очки.

— …Я ж не знал, что вы не в курсе, — оправдывается он.

— Мог бы поинтересоваться. — В голосе генерала слышится гнев.

— Да мне в голову…

— Ладно! Что можно сделать? — перебивает Серов, смотря на врача своим обычным тяжелым взглядом.

— На таком сроке? — Врач нервно пожимает плечами. — Даже при удачном, прямо скажу, исходе… бесплодие грозит.

— А может, вам квалификации не хватает?

— Мне?! — Доктор уязвлен. — вы серьезно, товарищ генерал? Да я двадцать лет смотрю… куда вам смотреть не положено! Я учился в Москве, у Либермана! вы спросите про меня. Спросите! Вам скажут.

Генерал выслушал эту тираду, уставившись в стол. Повисла тяжелая, угрожающая пауза.

— Н-ну, ладно, — наконец говорит генерал. — Тогда пишите.

Он решительно подвигает врачу лист бумаги.

— Что? Зачем? — пугается доктор и отодвигает лист. — Зачем так официально? Пожалуйста, я сделаю, раз вы настаиваете! Прикажите только!

Генерал поморщился, снова подвинул бумагу.

— Пиши, что ребенку надо.

— Кому?

— Ребенку. Ну там, пеленки, витамины…