Георгий Гаврилов: «Не нужно открывать Америку»

Г.Гаврилов

Инна Ткаченко. Для начала скажи, пожалуйста, с чего началось «ПМЖ»? Георгий Гаврилов. С фильма «Однажды в Америке» Серджо Леоне, который я очень люблю. И с «Крестного отца» Копполы. Вообще, с картин о жизни эмиграции, в том числе — Брайана Де Пальмы, Скорсезе.

И. Ткаченко. Ни больше ни меньше?

Г. Гаврилов. Да, и, раздумывая над ними, я пришел к выводу, что истории наших русских американцев ничуть не менее интересны. Однако ты не вспомнишь ни одного крупного фильма о русских в Америке. Их истории по-прежнему малоизвестны. Не только американцам — вообще зрителю, в том числе российскому. Вот и появилось желание рассказать о жизни наших бывших соотечественников в эмиграции, с которой я знаком, поскольку последние пять лет живу в США.

И. Ткаченко. Так ты хотел рассказать о русской эмиграции нашим или остальному миру?

Г. Гаврилов. Вообще-то, идея была сделать американскую картину на английском. Мне казалось, что таким образом и зрители в России гораздо быстрее увидят ее. Разумеется, в пиратском варианте. Со временем мы так увлеклись темой, что решили не ждать американских денег и снимать на свои. Как всегда в таких случаях, процесс затянулся. В итоге вместо скромного десятиминутного пилота получился двухчасовой фильм. И. Ткаченко. Премьера которого благополучно прошла на ОРТ.

Г. Гаврилов. И с очень хорошим рейтингом, насколько мне известно. Хотя не без купюр и сокращений. Отчасти успокаивает объяснение, которое я получил от руководства канала: «ОРТ должны без стыда смотреть зрители всех возрастов». Так что ни эротики, ни крепкого русского мата, без которого эмигранты не общаются, в эфире не было. Пришлось вырезать. А жаль.

И. Ткаченко. Значит, пришлось тебе столкнуться с российской цензурой?

Г. Гаврилов. Не совсем с цензурой. Скорее, с внутренней политикой. Такая проблема есть и в Америке. Но ее решают, предваряя показ титрами, информирующими зрителя о том, какой фильм он увидит.

И. Ткаченко. Чем так интересна тебе жизнь эмигрантов, что ты вдруг отвлекся от шоу-бизнеса и решил снимать кино о наших?

Г. Гаврилов. Видишь ли, в силу определенных бытовых особенностей — замкнутости и скрытности, воспитанных советской жизнью, привычки «не выносить сор из избы» — обитание наших закодировано и скрыто в рамках community. Разобраться во всех нюансах и деталях существования русскоязычных эмигрантов способны лишь мы сами. Потому и рассказывать об этом миру нужно нам самим. Лично я считаю, что чем сильнее и обаятельнее будут представлены наши на мировом экране, тем больше будут нас уважать в мире.

И. Ткаченко. Неужели не было никакого реального события, которое, помимо кинематографических впечатлений, привело тебя к «ПМЖ»? Ну что-то должно было произойти?

Г. Гаврилов. Нет. Просто появилось немало российских сериалов про ментов, спецназ, прокуратуру. (Впечатление, будто их выпустило «определенное ведомство».) Вот мы и решили сделать один про эмигрантов. Все-таки только в США их проживает три с половиной миллиона человек. Собралась хорошая команда профессионалов, с которыми немало проектов снято. И мы решили поработать в удовольствие.

И. Ткаченко. Так просто?

Г. Гаврилов. Совсем наоборот. Сразу же возникли трудности со сценарием. Мы обнаружили, что из того, что когда-либо писалось на тему эмиграции авторами, живущими в США, для современного сериала ничего не подходит. Писать объемное произведение с нуля нет ни времени, ни возможностей. Наконец нам попалась милая книжица писательницы Анны Левиной «Приходите свататься». Почти автобиографическое произведение о сорокалетней героине, которая ходит на свидания по объявлениям в надежде выйти замуж. С живыми характерами. Без политики. С юмором. Мы с помощью автора полностью переработали ее новеллы. Создали целую семью. С персональными историями любви у каждого. Получилось «ПМЖ».

И. Ткаченко. Скажи, а ты сам какое отношение имеешь к community?

Г. Гаврилов. Я далек от всего этого. С детства меня как-то смущали общественные организации, их деятели и вообще все общественное. Хотя в связи с работой над «ПМЖ» мне пришлось познакомиться с многими представителями этого элитарного «сусаэти» здесь, в Нью-Йорке. Дело в том, что «ПМЖ», точнее, возможность создания такого фильма, многим продвинутым представителям эмиграции напомнила известные слова о кино как о важнейшем из искусств. И уж точно, о самом массовом. Со мной проводили «беседы». Пробовали направлять, взамен обещали помощь в финансировании и продвижении проекта. Я не изменил ничего. Местные русскоязычные газеты запестрели ругательными статьями про неправильное кино «ПМЖ». Всякие известные на Брайтоне личности с пеной у рта ратовали за чистоту идеи, за светлый образ русскоязычного эмигранта, искаженный в фильме. Все это очень напоминало «массовые письма трудящихся». Как правило, такие тексты начинались словами «Лично я это кино не смотрел(а), но считаю…» Когда кассеты с фильмом появились в русских магазинах, все те же деятели начали забрасывать меня вопросами, когда же будет продолжение. Им уже кажется, что все решено. И все готовы помогать в съемках, участвовать в массовках и всячески блистать на экране. И. Ткаченко. То есть ты сам по себе: работаешь с community, но не дружишь.

Г. Гаврилов. Это как в том анекдоте про помидоры: «Кушать люблю, а так нет…»

И. Ткаченко. А как, по-твоему, в России воспринимают эмигрантов?

Г. Гаврилов. Главное, чему, действительно, научили российского человека — стойкой нелюбви к Брайтон Бич. Даже, я бы сказал, презрению и ненависти к эмигрантам. Я далек от идеализации эмигрантской жизни, скорее, наоборот. Но подобный подход мне безусловно отвратителен. Среднестатистический россиянин, как ему представляется, получше самих обитателей Брайтона знает, что там и почем. Информация об эмигрантах, появляющаяся в российских СМИ, всегда негативна. Подобным образом мыслят и многие мои коллеги кинематографисты, никогда в Америке не бывавшие. Я был точно таким же. Хорошо помню свое собственное первое знакомство с Брайтоном. После полугода жизни в Штатах. И началось оно с посещения главной достопримечательности русского Нью-Йорка — ресторана «Националь». Это был шок. Машина времени будто бы перенесла меня в Одессу начала 70-х, где я лет в пятнадцать был проездом два дня. Там, как и любой турист, сошедший с еще не утонувшего «Адмирала Нахимова», я посетил Театр оперы и балета. С отваливающейся лепниной, варварски покрытый золотой краской. С кислым пивом «Жигулевское» в буфете.

И. Ткаченко. В пятнадцать лет, значит, уже было пиво…

Г. Гаврилов. Ладно, у всех в пятнадцать лет было пиво. Так вот, особенно хороша была крупная балерина, которая то и дело падала на пол, поднимая клубы пыли. И все равно это было сильное зрелище. Первое знакомство с Брайтоном вернуло мне то «Лебединое озеро» из Одессы. Я разглядел среди движущихся на танцевальном пятачке «Националя» декольтированных и правильно «обарманенных» людей, тонущих в блеске золотых канделябров и бриллиантовых подвесок. Но главное было в другом. Главное — их сбывшаяся мечта. Все они очень хотели «поймать птицу счастья завтрашнего дня». К этому они стремились как умели. И всё. Кто имеет право их презирать? За что же их ругать?

И. Ткаченко. Но если сбывшаяся мечта — блеск золотых канделябров и бриллиантовых подвесок — пошлость, то почему ее нельзя хотя бы осуждать?

Г. Гаврилов. По-моему, бросать жирные комья грязи в своих, открещиваться от них, пытаться найти изъяны лишь потому, что они живут в другой стране, опаснее, чем пошлость. И это касается всех нас, русских, по обе стороны океана в одинаковой степени.

И. Ткаченко. И что же делать?

Г. Гаврилов. С таким вопросом начинается политика, а я ее терпеть не могу. Так уж нас воспитали, что не способны мы радоваться успехам соседа. Правда же в том, что все изменилось. Брайтон Бич сегодня — один из наиболее бурно растущих районов Нью-Йорка. Жить здесь становится престижно. Много навороченных ночных клубов. Кафе, куда приезжает стильная публика из Манхэттена. Миллионные особняки вдоль океана. Потрясающие бесплатные дома престарелых для наших эмигрантов. Русские магазины, где можно найти все. Но есть и другая русская Америка, которая на Брайтоне не живет. Есть русский Уолл-стрит. Русский Манхэттен. Нельзя все мазать одной краской. Да, пошлость нужно осуждать. Но надо помнить, что эмигранты здесь, в Штатах, строили идеальный, как им казалось, мир. У кого-то он получился. У кого-то нет.

И. Ткаченко. На ОРТ показали еще один твой фильм — об 11 сентября.

Г. Гаврилов. Это фильм об американской трагедии глазами русских эмигрантов. Почти отсутствует английская речь. Это интимный рассказ о наших соотечественниках, погибших в башнях ВТЦ. Всего их около восьмидесяти. Я обсуждал эти события с моими московскими приятелями. Мне было странно слышать такие слова, как: «Ну вот, получили ваши американцы — сами виноваты». А ведь речь идет о гибели тысяч людей! Откуда эта ненависть? Как можно так близоруко видеть сегодняшний мир? Разделяя его на «наших» и «ваших»? Для меня все жертвы этого кошмара, независимо от их национальности, наши.

И. Ткаченко. Возможно, многих задевает прохладное отношение в США к взрывам домов в Москве.

Г. Гаврилов. Это ложь. И кому-то, похоже, она очень нужна. Я в те дни был там, наблюдал реакцию простых американцев. Она была более чем искренней. Американцы были в шоке.

И. Ткаченко. Скажи, можно ли стать другим человеком, если ты просто переехал на ПМЖ в другую страну?

Г. Гаврилов. Как ни странно, думаю, что да. Более того, мы обязательно меняемся в новой среде. Мы меняемся, даже переодевшись в новый костюм. Пересев в новую машину. Изменив прическу. И уж, разумеется, изменив язык и страну проживания. Вспомним, например, Тарковского до и после его вынужденного отъезда. Или его партнера по «Рублеву» Андрея Кончаловского. Невозможно не заметить разительного отличия. Это разные художники. А что, если бы не пришлось уехать Набокову — написал бы он «Лолиту»? Каким бы был Солженицын? Нет-нет, ничто не проходит бесследно. И Гоголь писал «Мертвые души» в Риме неспроста. Уверен, в Бердичеве он бы их написал иначе. Оторванность от привычной среды и языка, несомненно, глубоко меняет любого человека. А художника тем более.

И. Ткаченко. А ты за годы в Америке изменил свой стиль, нашел новый?

Г. Гаврилов. Мне трудно ответить на этот вопрос, поскольку я не киновед и не кинокритик. Знаю, что того багажа профессиональных знаний, с которым я приехал сюда, мне хватило на первый год. Далее пришлось учиться заново. Этот процесс продолжается и поныне. Старые кассеты, привезенные с собой, давно не работают. Нужен агент, твой представитель. Их называют здесь «рэп». То есть репрезентатив, рекламирующий тебя как режиссера. Иногда это крупные агентства, как, например, William Morris, представляющее также актеров, сценаристов, операторов. Часто там просто сводят вместе своих клиентов, чтобы создать общий кинопроект. И получить свои 10-15 процентов со всех. Годовой доход такого агентства исчисляется многими десятками миллионов долларов. Например, лишь сценарист Том Клэнси, автор «Охоты за Красным Октябрем», за один год заработал около семидесяти миллионов.

И. Ткаченко. У нас сейчас тоже есть агентства…

Г. Гаврилов. В России все иначе. Режиссер, сделавший хоть один успешный фильм, зачастую первый же, дебютный, уже пребывает в некоей защитной ауре. Он увенчан призами национальных фестивалей, о наличии которых в США никто не слыхивал. Как я завидую теперь моим коллегам. Здесь подобная идиллия невозможна.

И. Ткаченко. Да какая идиллия! У нас многие с призами и без дела!

Г. Гаврилов. А я говорю, что только мощный финансовый успех твоего фильма приносит тебе уверенность в завтрашнем дне и определенную — незначительную — независимость. Бывают парадоксы — «Проект ведьмы из Блэр» снят за 30 тысяч. Студентами киношколы. Неожиданно гигант «Мирамакс» взял этот полулюбительский фильм в прокат и заработал 200 миллионов. Подобные исключения лишь подтверждают правило. Но еще надо снять такой фильм. Найти того, кто поверит в тебя и твое кино так сильно, что решит достать деньги из кармана. Это может быть частный продюсер или независимая студия. Таких много в Нью-Йорке. Здесь пробуют делать «честное кино» — не такое, как в Голливуде, но у него есть свои зрители, свои кинотеатры, свои режиссеры-лидеры, многие из которых снимают нечасто, живут бедно, зато делают кино, которое им нравится. И. Ткаченко. В России теперь точно так же. А без работы сидели совершенно все. Но русские кинематографисты все равно любят жалеть своих уехавших коллег.

Г. Гаврилов. Интересно. Правда, я этого не заметил. По-моему, русские кинематографисты любят жалеть только себя. И находить виноватых в собственных бедах. На самом деле многие российские кинематографисты не имеют ни малейшего представления о жизни коллег в Штатах. Здесь нужно начинать с нуля, доказывать свои возможности заново. Конкурировать приходится с такими же профессионалами, как и ты, но только рожденными здесь, с детства погруженными в эту культуру. И это очень тяжело. Поэтому немногие из приехавших в США режиссеров добиваются успеха. Чуть проще операторам, художникам. Еще чаще можно наблюдать успех европейских актеров. Особенно англичан. Не стоит никого жалеть: успех или провал — это судьба. Но не верь тем, кто говорит, что равные возможности существуют. За одной успешной судьбой иностранца в Голливуде — сотни сломленных, изуродованных.

И. Ткаченко. А как ты думаешь, Денисов — это пример жизненной катастрофы или нет?

Г. Гаврилов. История прекрасного актера Александра Денисова — особый случай. Он уехал из России одиннадцать лет назад. После пятидесяти ролей в кино. На пике популярности. Была неизлечимо больна его дочь. Спасти ее могли только американские врачи. Саша поставил крест на своей судьбе ради нее. Он был водителем «скорой помощи», грузчиком, брался за любую работу, чтобы вернуть деньги, потраченные на лечение. Девочка спасена. Заканчивает престижный колледж. По-моему, это подвиг, а не катастрофа.

И. Ткаченко. А Сичкин и Соловей?

Г. Гаврилов. Елена Соловей приехала в Штаты около десяти лет назад с любимым мужем Юрием, замечательным художником, работавшим с Германом. После большого перерыва в кино (она воспитала прекрасных детей) великолепно играет у нас бабушку — возрастную роль. Кстати, безропотно соглашается на старческий грим. Что для актрисы ее уровня — пример высокого профессионализма. Когда в «Нью-Йорк Таймс» (случай небывалый) появилась статья о «ПМЖ» с портретом Бориса Сичкина на первой странице, он отреагировал, как всегда, с юмором: «Мне нужно было выступать с концертами на фронте, сниматься тридцать лет в советском кино, пройти Голливуд, чтобы наконец, сыграв в эпизоде в небольшом русском пилоте, стать знаменитым и попасть в «Таймс».

И. Ткаченко. Я хотела спросить, как они работали с тобой?

Г. Гаврилов. Прекрасно. Хотя при нашем миниатюрном бюджете им порой даже переодеться было негде и грим накладывали, расположившись на ближайшей лавочке. Нашим новоиспеченным российским звездам поучиться бы у таких мастеров.

И. Ткаченко. Как ты прорывался к своему кино в Америке?

Г. Гаврилов. Здесь нужно сказать, наверное, кто я теперь такой. Я совладелец кинокомпании, продюсер и режиссер. Мы сделали более пятидесяти видеоклипов для звезд МТV. Таких как DMX, Wu-Tang Clan, Eric Sermon, Jey-Z, Riff Riders, Eve, Mariah Carey, Puff Daddy. Наши ролики и сейчас в эфире в первых десятках. Сняли три игровых кинофильма, несколько документальных. Каждая работа — это новый опыт. Новый материал требует поиска стиля. Скажем, современный документальный фильм планируется исключительно для телепроката. А значит, использование кинопленки вовсе не принципиально. Видео- и цифровая камера при определенных условиях дают прекрасную кинокартинку и обеспечивают значительно большую свободу и мобильность. Нужно лишь правильно, при помощи особых электронных фильтров, обработать материал. Язык видеоклипа — это сплошные спецэффекты, парад спецэффектов. И при съемке, и в монтаже. И при перегоне с пленки на видео. Здесь масса трюков и хитростей, которым нигде не учат. Их необходимо изучать самому, изобретать на съемке, часто буквально «выдавливать» из группы. В России мы привыкли снимать со своей командой, состоящей из единомышленников. Здесь это почти невозможно.

И. Ткаченко. А хотелось бы?

Г. Гаврилов. Разумеется. Начиная работу над новым проектом, я часто думаю, кто бы из наших смог принять участие? Мы немало сняли с оператором Сергеем Козловым, в том числе и «ПМЖ». Часто прилетает из Москвы и работает с нами Максим Осадчий. Снимали Лайму Вайкуле, художника Пашу Каплевича. Мои постоянные партнеры местные жители: Леша Панин, художник-постановщик, Светлана Залуцкая, художник по костюмам. Разумеется, со своими работать привычнее. Хотя и не всегда выходит.

И. Ткаченко. И как тогда?

Г. Гаврилов. Мы встречались с кинооператором часто в день съемки, потому что на выборе натуры его не было. Менеджер заранее выслал ему фото объекта по e-mail. Быстро находили общие точки, планировали работу — сняли, разбежались. Завтра он в Париже снимает с другим режиссером. Разумеется, нужно хорошо знать профессиональный сленг. Помню, оператор как-то в суматохе съемки, обращаясь к своему ассистенту-латиноамериканцу на английском, попросил его принести «негра» (так в России называют шторку для прожектора). Он так и сказал: «Гив ми зет факин ниггер». Вся группа, половина которой состояла из черных, так и обомлела. И возникла пауза, как в «Ревизоре». На съемках здесь ценят время. Некогда думать о таких «мелочах», как стиль. Об этом не говорят на площадке. Все решается заранее, на этапе подготовки, как-то автоматически, само собой. Фильм складывается из умения режиссера убедить сценариста, художника или монтажера в собственном видении и их готовности помочь воссоздать это режиссерское видение. Необходимо заставить группу, состоящую из отдельных людей, каждый из которых тоже имеет свою точку зрения, делать одно общее дело. Все это азбука кинопроизводства. Зачастую решающей становится способность держать удар, готовность работать по 15-18 часов в сутки и не упасть. Мы, русские, так работать умеем. За это нас ценят. И за это нас ненавидят.

И. Ткаченко. А как ты решил уехать в Америку?

Г. Гаврилов. Только с годами осознаешь, что самые трудные решения мы принимаем в одиночестве. В такие минуты, как правило, куда-то исчезают все друзья. Потом они вновь появляются, когда все хорошо кончается. И нельзя их винить. Наверное, это правильно. Хотя для чего тогда нам друзья? И друзья ли они? У меня, в отличие от других, не было сложного перелома. Я никогда не уезжал насовсем. Просто меня позвали на проект. В российском кино царил глухой застой. И я поехал работать. Потому, строго говоря, эмигрантом я себя не считаю. Слава Богу, сегодня появилась реальная свобода перемещения по миру.

И. Ткаченко. Но ты же все равно хочешь, чтобы твои фильмы знали в России. Поэтому ты и взялся, наверное, за «ПМЖ».

Г. Гаврилов. Ну да, конечно. Но ведь для меня и для многих моих коллег единственный способ вернуться к зрителям — телевидение. Честь и хвала телевизионным начальникам, привлекающим к сотрудничеству ярких кинематографистов. Наконец-то новые писательские имена появились на телевидении. Акунин, например. Литература возвращается в телевизор. Это хорошо. Потому что бесконечен этот поток одноликих, сделанных «под копирку» плохих сериалов. И дело вовсе не в отсутствии бюджетов. Деньги как раз тратятся немалые. Дело в том, что, похоже, люди, которые начинали «сериальное движение», уже давно «высказались». Они, возможно, неплохие телевизионные менеджеры, но у них явно наступил идейно-творческий кризис. И ни на что большее, вероятно, они не способны. Мало профессионалов, имеющих настоящее образование и реальный опыт кинопроизводства. И, если хотите, продюсерский талант и чутье.

И. Ткаченко. Ты понимаешь, что говоришь?

Г. Гаврилов. Понимаю, а что, я уже кого-то обидел?

И. Ткаченко. Уже да.

Г. Гаврилов. Не могу молчать. Не нужно нам здесь открывать Америку. Нужно просто изучить американский опыт телепроизводства. Как это сделал Берлускони в Италии — пожалуйста, «Спрут». Так поступили в Бразилии. Нужны знания. Нужны новые мозги. Без этого не обойтись.

И. Ткаченко. А что ты думаешь о продолжении «ПМЖ»?

Г. Гаврилов. Я не думаю, я пытаюсь найти партнера. Время уходит. Актеры звонят мне и спрашивают, когда мы снова будем работать. Не знаю.