Политкорректность или мужицкая правда?

"Война"

Война — зло, а цель не оправдывает средства. Это знает каждый. Но это теория. На практике даже беспощадная как к своим, так и к чужим война по-русски может выглядеть оправданной и неоправданной. Наверное, каждый вправе самостоятельно разводить вооруженные конфликты с участием наших солдат по этим двум категориям. И в зависимости от идеологических установок память будут подверстывать подходящие события и аргументы. На ум убежденным в неоправданности чеченской войны будет приходить шапкозакидательство военачальников, приводящее к гибели десятков солдат, и благородство «гордых чеченских чабанов», взявших оружие, чтобы защитить свою землю, плачущие женщины в лагерях беженцев и образ правозащитника, вставшего на сторону чеченцев.

Мне же наряду со всем вышеперечисленным и, безусловно, имеющим место вспоминаются также отрезанные головы российских и иностранных заложников, шариатские казни, массовые расстрелы военнопленных, Первомайск и Кизляр, взрывы московских домов и клятвы дойти до Москвы с «калашниковым» и Аллахом. Еще история Владимира Епишина, который провел в чеченском рабстве больше десяти лет, начиная с 1989 года. И еще один телерепортаж о событиях первой войны…

…Мать одного из захваченных в плен солдат срочной службы, откуда-то из глубинки, обегала все пороги и все возможные инстанции, сама съездила в Чечню, но сына так и не вернула. Единственным человеком, который решился ей помочь, оказался офицер из военкомата, когда-то отправивший этого парня в армию. В репортаже точно не говорилось, как бывший афганец вызволил пленника, может быть, перестрелял всех, кто его охранял, может быть, заплатил выкуп, может быть, по-мужски поговорил с полевым командиром, но матери он сына все-таки вернул.

Хотя фильм Алексея Балабанова «Война» вобрал в себя практически все главные мифы чеченской войны, понравилась эта картина лишь тем, кто считает саму войну злом оправданным. Остальные — а к ним принадлежит большая часть критиков, — напротив, обвинили фильм во всевозможных грехах, смертных и попроще. А именно: в милитаризме, разжигании национальной розни, ксенофобии, национализме, которого многие так боятся, что не отличают от вполне естественного патриотизма. Конечно, все это в фильме есть, но не в большей степени, чем в любом голливудском экшне с участием мультиэтнических персонажей. Не плохие и не хорошие, а сложные отношения между разными национальностями — часть жизни, и даже присущая американскому кино ретушь не может их вовсе нивелировать.

Кино, претендующее на актуальность, но лишенное жизненных реалий, — плохое кино. Поэтому возмущаться тем, что в «Войне» чеченцы отрезают уши своим пленникам, так же глупо, как и тем, что в американских фильмах афро-американцы слушают рэп и громко кричат. Ну, отрезают они уши, и с этим ничего не поделаешь. Как и с тем, что у Балабанова говорят: «черножопые», но даже в самом аккуратном американском кино без оскорбления их не обходится. Ведь было бы странно, если бы просидевший несколько месяцев в чеченском плену главный герой называл своих визави «лицами кавказской национальности» или «кавказо-россиянами». И не припоминаю я, чтобы герои «Охотника на оленей» вместо клички «косоглазые» употребляли термин «жители Юго-Восточной Азии». Вряд ли это было бы хоть как-то правдоподобно. А в «Черном ястребе» Ридли Скотта чернокожие сомалийцы не удостоились не то что ни одного положительного героя, но и вообще ни единого более-менее индивидуального образа. Они представлены неразличимой, сливающейся с ночным африканским небом массой чернокожих врагов всего прогрессивного человечества. Враги в жизни и должны быть врагами в кино, а любое подстраивание кинореальности под либеральные ценности и виртуальное примирение будет выглядеть не более убедительно, чем потемкинские деревни.

Конечно, можно сделать противоборствующие стороны одинаково отвратительными или одинаково положительными, но это дело нескорого будущего, когда все обиды забудутся. Когда это произойдет, неизвестно. Например, у американского фильма «Патриот» про войну за независимость были определенные проблемы в английском прокате, так как многие британцы были возмущены тем, что все герои фильма с английской стороны законченные подонки, мерзавцы или тупицы. Хорошие фильмы о войне тем и хороши, что авторы солидаризируются с одной из противоборствующих сторон. И хотя не всегда на основании принадлежности к той или иной стороне герои делятся на хороших и плохих, деление на своих и чужих присутствует непременно. И право же, будет странно, если Балабанов станет смотреть на чеченский конфликт глазами чеченцев.

Есть своя неоспоримая логика в том, что межнациональные конфликты провоцируют национальное самоопределение. Например, нас вполне устраивает то, что Александр Сергеевич Пушкин в «Полтаве» возвеличивал, хотя и оставался достаточно взыскательным, Петра и русское войско. А вот если посмотреть на эту же самую историю глазами украинского режиссера Юрия Ильенко, то получится фильм «Молитва за гетмана Мазепу», в котором русский царь — гомосексуалист-беспредельщик, а украинский предатель — великий герой.

Словом, если перевести все претензии к фильму «Война» на язык актуального гуманизма, то иначе как неполиткорректным его не назовешь. И вроде бы все так, только вот какая-то странная это штука — политкорректность. По идее, она должна распространяться на тех, кто обделен, обездолен и обижен обществом и миром. Но почему-то получается, что под защиту этого бесспорно благородного общественного договора попадают в основном сексуальные и национальные меньшинства. Но обделенным ведь может быть и представитель большинства. Например, я не думаю, что французский гей или австралийский абориген нуждаются в большей общественной защите или внимании, чем ветеран чеченской войны, который в родной Сибири не имеет ни малейшего шанса найти работу, которого даже друзья воспринимают почти как прокаженного. Простой русский мужик, по общему мнению, представляющий так называемое «подавляющее большинство», на самом деле редок и подлежит немедленному занесению в «красную книгу» политкорректности.

Поэтому если «Война» — фильм промужицкий, а это вряд ли кто-то захочет оспаривать, то и с обвинениями в политической некорректности придется подождать. Это станет особенно очевидным, когда, сохранив сюжет и диалоги, мы попробуем подставить на место главного героя признанных фигурантов политкорректности. Представьте себе, что с такой же художественной достоверностью показана борьба за выживание не простого славянского паренька, а какой-нибудь норвежской лесбиянки. Отправившись на остров, где живут гомофобы, утверждать свою правду, она оказывается в плену у антагонистов, которые долго мучают бедняжку, отрубают руки ее любовнице, но, вырвавшись из плена, героиня решается вернуться на остров, чтобы спасти свою любимую. Или того лучше: афроамериканец из Луизианы с приятелем изничтожают куклуксклановцев. Неужели критика не откликнулась бы с сочувствием на страдания приверженцев однополой любви или на героизм чернокожих братьев?

Не понимаю, почему вполне достоверно и даже с некоторым объективистским нажимом показанный преуспевающий полевой командир Гугаев — он не только башки рубит, но может и отпустить пленников с миром — должен пробуждать правозащитное рвение, а в полном смысле обездоленный сибирский парень — ненависть и осуждение. Ведь это правда, что и в реальной жизни у такого Гугаева запросто могут быть и гостиница, и рестораны в Москве, о которых он говорит в фильме. Просто его личное варварство и отвращение к стандартам цивилизованной жизни мешают ему присоединиться к мировому сообществу.

Кстати, сам Балабанов не такой уж любитель мирового сообщества, скорее, он один из самых последовательных антиглобалистов в стране и убежден в том, что русские должны жить в России, чеченцы в Чечне, а англичане в Англии. Он не за и не против войны, которая уже давно идет помимо его воли. Но в отличие от военно-порнографического «Чистилища» Александра Невзорова, Балабанов в своем фильме боевыми действиями и насилием совершенно не упивается. Он лишь констатирует вполне достоверные факты. И очень часто, даже чаще, чем можно было бы от него ожидать, избегает жесткой авторской оценки происходящего. Единственное, в чем он не может себе отказать, так это в симпатии к своему главному герою, попавшему на войну прямо со школьной скамьи. Но кто откажет режиссеру в праве на такую симпатию? Разве что тот, у кого каждое отдельно взятое слово в сочетании «простой русский мужик» вызывает особый вид аллергии. Но лично мне, голосующему как раз за глобализм, солидарность Балабанова с его героем нравится.

На самом деле спорить о достоинствах и недостатках «Войны» бессмысленно. Лучше сразу перейти к боевым действиям: на войне как на войне. Того, кто рогом упирается в свою драгоценную интеллигентность и, брезгливо фыркая, развешивает ярлыки, все равно не проймешь никакими аргументами. Мне только жаль, что оппоненты не способны в запальчивости разглядеть даже редкие сейчас в нашем кино страсть и искренность, которые все ищут днем с огнем, а Балабанов демонстрирует с такой естественной легкостью. Может быть, и в самом деле он обнаружил в жизни что-то такое стоящее, что другие никак не могут разглядеть за частоколом банальнейших либеральных клише, к которым даже сами либералы подлинной страсти не испытывают.

Да, Балабанова подчас заносит, и он не вписывается в те крутые повороты, которые взялся освоить. Но, как говорит он сам: «Если боишься острых углов — бери такую тему, где их нет». Во всяком случае, все погрешности траектории, на которые указывают Балабанову недоброжелатели, — не от его цинизма и фанатизма (как ни странно, эти антонимичные понятия любят приписывать режиссеру одни и те же люди). Просто в один прекрасный день Балабанов, видимо, понял, что в мире есть что защищать. Например, «родину, потому что она наша». Это формулировка главного балабановского актера — Сергея Бодрова-младшего, а еще русского мужика, потому что он (добавлю от себя) бывает в своей силе так слаб.

Разве в том дело, что русские хотят войны? Война — это всего лишь рентгеновский кабинет, в котором сразу видно, с гнильцой человек или нет.

Вопреки расхожему мнению, кредо Балабанова совсем не столь популярно, как принято считать. Именно поэтому он так хочет сделать свои фильмы доходчивыми для широкого зрителя. И напрасно. Ради зрителя он слишком часто вынужден агитировать жанром, жертвуя деталями и полутонами. Не все можно объяснить языком действия, каким бы достоверным и правдивым оно ни было. Как писал Достоевский, «нежности в вас нет — одна правда, а значит, несправедливо».