Кирдык по-русски

"Война"

«Русские своих на войне не бросают», — мимоходом заметил Данила Багров в «Брате-2». Дело было в Америке, и русская проститутка Даша, которой были адресованы эти слова, страшно удивилась: «Очумел? Какая война?!» Но слово не воробей. Вскользь брошенная странная фраза Данилы стала сценарной основой следующего фильма Алексея Балабанова. «Русские своих на войне не бросают» — фраза, к которой, если угодно, можно свести сюжет его «Войны». Да и как рекламный слоган использовать — лучше не придумаешь. Рецензенты приняли название фильма как что-то само собой разумеющееся. «Война», дескать, потому и «Война», что дело происходит в Чечне. Можно трактовать, конечно, и так, но нет сомнений, что Балабанов берет шире. Чечня — лишь пример, лишь краткий боевой эпизод в настоящей Войне, которая не знает границ — ни временных, ни пространственных.

В сравнении с прочими отечественными фильмами о чеченской мочиловке, «Война» отличается впечатляюще широким географическим охватом. На карте военных действий, которые ведет Алексей Балабанов, флажками помечены и Грозный, и Москва, и Петербург, и Лондон, и Владикавказ, и Тобольск. А в чеченской народной песне, с которой начнется кино, не зря всплывет далекий библейский город: «Мы тебя освободим, Богу души отдадим, взор к Аллаху обратим, будет наш Иерусалим».

Так, может быть, фильм Алексея Балабанова снят о той глобальной войне, что ведут между собой Запад и Восток? Или даже о джихаде? Здесь есть доля истины, но и это не совсем точно. Для последних балабановских картин существенно не столько имя противника, сколько само состояние войны, из которого никогда не выходит главный герой.

Кстати, раз уж речь зашла об имени врага. Как это ни забавно, но по работам Балабанова недоброжелатель сможет заключить, что режиссер в последние годы колебался вместе с линией партии. Пока в обществе преобладали антиамериканские настроения, Данила Багров под песни «Наутилуса» шел войной на Америку. Как только ситуация изменилась, русский Иван, временно замирившись с Западом, пошел в обнимку с Джоном (не с американцем, правда, а с англичанином) воевать чеченов. Выходит, что Балабанов сегодня (как и вчера), если говорить объективно, самый идеологически выдержанный режиссер, чутко улавливающий настроения в обществе. Если так дело пойдет, то, глядишь, через одну-две пятилетки он займет в нашем кино то место, которое сейчас занимает Никита Михалков. Еще один «идеологический» режиссер старшего поколения, чье имя нельзя не вспомнить, говоря об Алексее Балабанове, — Станислав Говорухин. Мне уже приходилось как-то сравнивать «Брата-2» с «Ворошиловским стрелком». Оба фильма рассматривались в нашем обществе, прежде всего, с идеологической точки зрения, причем зритель у этих картин был принципиально разный. Между тем Данила Багров - это, в сущности, тот же «ворошиловский стрелок», только помоложе. Разница между Данилой Багровым и Иваном Федоровичем лишь в том, что первому нравился «Наутилус Помпилиус», а второму — народная песня об одиноком гармонисте. Ну и враги у них, конечно, чуть разные.

Но и старый, и малый хорошо понимали: в России, как всегда, идет война. В одной из сцен второго «Брата» Багров целился бандиту-бизнесмену в причинное место, как и его старший товарищ, пенсионер Иван Федорович в «Ворошиловском стрелке», взявший на мушку насильников внучки. В одном из кадров «Войны» опять возникла неосознанная (или осознанная?) цитата из «Ворошиловского стрелка». Герой приходит в кабинет большого начальника (областного бюрократа, чиновника из МВД — нужное подчеркнуть), а тот торжественно отказывает ему в помощи от имени президента России (Ельцина, Путина — нужное подчеркнуть), портрет коего висит на стене. Этот отказ — как сигнальная ракета, дающая начало твоей личной войне. Сергея Бодрова, народного Брата РФ, в своей новой картине Алексей Балабанов безжалостно отправил на заслуженный отдых. Стар уже стал Данила для дальних походов. Все, что смог режиссер предложить ветерану в «Войне», — пара-тройка эпизодов. Персонаж Бодрова — контуженый капитан, угодивший в зиндан к чеченцам, — для развития сюжета вообще не требуется и вставлен в фильм исключительно в знак уважения к заслугам Брата-пенсионера. Старикам, дескать, везде у нас почет, даже в яме у чеченцев.

Тот, кому везде у нас дорога, — это русский солдат Иван, сыгранный двадцатилетним студентом Щепкинского училища Алексеем Чадовым. Ему теперь шагать по дорогам Чечни, ему исполнять заветы старших. Своих на войне он, как и Данила, не бросает. Выбравшись из чеченского плена, он было едет в родную Сибирь, но затем, подумав, возвращается на свою вторую родину — на Войну. Впрочем, Тобольск, из которого родом Ваня, — это мнимый тыл. Война ведется и здесь. Троих сверстников Ивана ни за понюх табаку пристрелили в разборках — и, как подчеркнуто в фильме, свои пристрелили, русские. Если сравнивать Ваню с Данилой Багровым, то новый братишка еще попроще будет, чем его старший товарищ. Тот хотя бы музыку продвинутую любил, этот абсолютно пустой сосуд, в котором начисто истреблено все индивидуальное. Иван — просто русский парень, который идет на войну. И даже имя выбрано подчеркнуто типовое, чуть ли не нарицательное. Иван — и этим многое сказано. Алексей Чадов — прекрасно подобранный типаж для героя, и играет он вполне прилично. Но поневоле вздрогнешь, услышав те же лениво-уверенные интонации, что и у Сергея Бодрова, увидев ту же походку вразвалочку. (Так подбирают мальчиков для попсовых бойз-бэндов. Мальчики стареют, на смену им исправно находят новых, а песни остаются все те же.) Это «кинематографическое мясо», нужное Алексею Балабанову для его «Войны». Да и зачем солдатам ярко выраженная индивидуальность? Ведь на войне сражаются не люди, а народы. Какая сила движет народами? Этот знаменитый вопрос Толстого из «Войны и мира» Балабанова тоже волнует. «В чем сила?» — переспрашивает он устами своих героев из фильма в фильм. Ответы перебираются разные: в деньгах, в правде, в мужике. Но вопреки путаным показаниям балабановских персонажей, главная формула его фильмов, кажется, все-таки другая: не в правде Бог, а в силе. Восторги многих критиков по поводу «Войны» понять можно. Алексей Балабанов снял по-настоящему сильное кино о сильных людях. Резко отрицательное отношение других критиков к балабановской картине тоже объяснимо — не всем безразлична точка приложения этой самой силы.

О слабых и сильных самодовольно рассуждает на экране один из персонажей фильма - чеченский бандит Аслан Гугаев: «Все делятся на пастухов и баранов. Кто дает сэбя рэзать — баран. Хотя есть и срэди русских луди. Я под Верхоянском видэл одного. На зоне. В законе. Сильный, как нохча. Если бы такие Россией управляли, могли бы война победить. Но такие мало у вас. Ви глюпий, ви слабий». Иван слушает Аслана сочувственно. Чеченец, по Балабанову, — враг, но враг сильный и заслуживающий большего уважения, чем слабые англичане и американцы, ноющие о правах человека. Бараны, о которых говорил Аслан, возникают на экране не раз. Чеченские пастухи отрезают им головы столь же хладнокровно, как и людям, а затем совершают намаз. Сопоставление людей с баранами (дым от бараньего шашлыка угоден Аллаху!) в этом контексте вполне объяснимо. Отрезать голову человеку — то же самое, что совершить обряд жертвоприношения неведомому и жестокому богу. В первобытных племенах умерщвление жертвы оправдывалось только в том случае, если все племя брало на себя ответственность. Совершать жертвенное убийство персонально, без поддержки коллектива запрещалось. Точно так же обстоит дело и с войной в «цивилизованном обществе». Убийство греховно, пока не оправдано всеми членами клана. Тогда оно начинает называться войной.

Трупы, возникающие на экране в «Войне», хочется назвать человеческими жертвами в языческом значении этого слова. «Ты убил женщину!» — кричит Ивану ошеломленный Джон-слабак. Но Иван спокоен. Он уже получил благословение своего племени. Для этого Балабанов даже предусмотрительно отправил Ваню к старику отцу в Тобольск. Владимир Гостюхин, которому режиссер поручил сыграть этакого былинного богатыря, растерявшего силы в боях, с больничной койки дает сыну наказ: «Война из парня мужика делает. А мужиком быть правильно. В мужике — сила… Эх, сейчас бы встать мне да на войну, Ванька!» После таких слов Иванам по всей земле русской ничего не остается как закинуть на плечо «калашникова» и отправиться в дальний поход. То, что отцы не довоевали, мы довоюем.

В своем фильме Балабанов специально подчеркивает разницу между английскими омонимами shooting (съемки) и shooting (стрельба). «Война — это не shooting, не съемки! — пытается докричаться Иван до Джона. — Это shooting! Стрельба!» Фильм «Война» для Балабанова — shooting скорее во втором значении этого слова. Главное — попасть в цель, и не важно, каким способом ты этого достигнешь. Пусть у тебя откровенно провисает сценарий и в фильме возникают обрывки сюжетных линий. Главное — правильно указать врагов, ставших мишенью для твоей кинокамеры. Вот наркоторговец Александр Матросов (Ю.Степанов), которого снабжают героином чеченские боевики. Вот майор КГБ, продавшийся бандитам. Они приходят в фильм из ниоткуда и через несколько экранных минут так же бесследно исчезают. Сюжет они не движут, это те, для кого война — мать родна. Они же — мишени режиссера, стреляя по которым, он наверняка попадает в «десятку».

Женщин в «Войне», как и в прежних работах Балабанова, мало. Разве что та симпатичная дурочка, которая льнет к Ване в Сибири и шепчет: «Давай поженимся». Но старый солдат не знает слов любви, он хмур и бредит войной. В фильмах Алексея Балабанова женское тело чаще всего выступает как объект поругания, а не вожделения. Один из самых сильнодействующих кадров «Войны» - принудительное купание пленной англичанки (И.Дапкунайте) в горном ручье. Острые локотки, выпирающие ключицы, толстая веревка вокруг худенькой шеи, женский визг, твердые камни, царапающие нежную кожу, — и вот уже первая сигнальная система зрителя вовлекается в дело с такой легкостью, будто Балабанов выключателем щелкнул. Чеченские мужчины с молчаливым удовлетворением смотрят на поругание женского тела, и этот глумливый мужской взгляд ровно такой же, как в сценах порки из фильма «Про уродов и людей».

Война и порка — это родственные садомазохистские удовольствия. Если бы за фильмы Балабанова взялся фрейдист, то уж, верно, он доказал бы, что героями этого режиссера движет воля к смерти. Танатос, если говорить по-научному, а если по-простому — кирдык. Русских шахидов, готовых положить жизнь за други своя, не влекут женщины. Они родились, чтоб вволю пострелять и умереть. Make war not love.