Братец Гитлер
- №9, сентябрь
- Александр Хван
Начитанность, доведенная до степени чуть ли не врожденной, способна сыграть с ее носителем злую шутку. Тот, кто привык находить наилучшего собеседника в печатном слове, часто бывает подвержен опасной перверсии: ему уже недостаточно одностороннего общения, он должен ответить. Признаюсь сразу: заголовок этих заметок позаимствован. Так называлось одно эссе Т. Манна в переводе С. Апта. Мне, простите, понравилось, я и взял. Еще Моцарт, когда его упрекали в плагиате, сказал: «Я беру свое там, где его нахожу». Многие ли помнят об этом? Да и кого это вообще… касается?
C течением времени я чувствую себя все более одиноким — не в том смысле, что вокруг меня мало людей (их-то как раз все больше и больше), а оттого что перестаю понимать язык, на котором они между собой общаются. Я все чаще обнаруживаю, что одним и тем же словом мы обозначаем абсолютно разные понятия. Реклама предлагает мне новый «домашний кинотеатр», чтобы я благодаря таким-то и таким-то приспособлениям погрузился, как они пишут, в «мир кино». Какого кино? А вот — «созданного при помощи DV-технологий и новейшей компьютерной графики, а также звука surround»! Ага, понимаю я, это о совсем другом мире совсем другого кино! «Музыка!» — говорят они. Раньше это слово тоже означало что-то другое. Нет, для кого-то музыка по-прежнему — то же, что считаю музыкой и я сам, но таких вокруг все меньше и меньше… Вот что я называю одиночеством.
…ты, конечно, пальцами не помнишь (хотя и училась в музыкальной школе) Momente Musicaux Ф. Шуберта ля-бемоль мажор, op. 94, для фортепиано… Ну, помнишь его, может быть, потому, что он звучал в душераздирающем эпизоде фильма Киры Муратовой, в котором убивали собачек… Даже не убивали, а намекали на то, что они умрут, намекая тем самым на то, что мы с тобой тоже умрем (как будто мы сами до этого не додумались бы). А все остальное? Например, Экспромт ми-бемоль № 2 того же автора из ор.90 — тот, где полет бабочки оборачивается dance macabre?.. А «Полет Валькирий»? А «Романс Вольфрама», под который ты улыбалась над мертвым мужем (в кино, конечно)?..
Одиночество юноши упивается собою, втайне осознавая свою плодотворность, а также зная о том, что пройдет оно, пройдет… Сбиваясь в стаи, эти одиночества образуют так называемую контркультуру, целью которой является не творчество, а удовлетворение потребности найти такого же одинокого и объединиться с ним. Мы — пройдя через соблазны объединения, наевшись им, осознав свое одиночество как некий родовой признак персон, способных творить самостоятельно, — впадаем, как правило, в противоположную крайность: находим выход именно в творчестве собственных миров. Не понимая, что нас ведет при этом та же потребность быть частью какого-то целого…
Само желание творить есть благо. Но поддаваться ему, наверное, стоит только при полной невозможности противиться. Иначе — не надо! Живи на земле, рожай детей, плодись и размножайся! Наверное, так же нужно до последнего сопротивляться чувству любви… …мне это никогда не удавалось. Каждый раз осознание возможности влюбиться означало, что сам процесс помимо моего сознания уже произошел, и я с изумлением обнаруживал себя влюбленным по уши — в состоянии, которое исключает контроль разума и трезвость суждения об объекте; каждый любовный проект в результате по пути к осуществлению терял большую часть своей привлекательности и неотвратимо оставлял за собой что-то злое… Как же это похоже на наши обычные профессиональные проблемы! Сейчас вот, например, двигаясь в сторону компьютера, включая его и т.д., я уже расплескал добрую половину слов, и моя мысль теперь, похоже, сформулирована несколько иначе, чем при своем рождении (подозреваю, намного хуже).
…но как? Куда девать всю эту энергию! Однажды я включил телевизор и увидел на экране человека, который был мне знаком, правда, я не помнил, кто это. В новостях показывали, что какой-то рынок разгромили скинхеды, давал интервью предводитель их организации. Я всматривался в неприятное лицо и узнавал и не узнавал его до тех пор, пока на экране не появилась двойная, через дефис, фамилия… Мой коллега (и тезка), который учился во ВГИКе на два курса старше меня, талантливый хулиган, подававший надежды режиссер одного фильма…
…ты в нем снималась (ку-ку!)…
…теперь режиссирует мальчишек-фашистов, пытаясь их руками доделать то, что, по его мнению, не удалось Создателю. (Впрочем, я, наверное, усложняю: спекулянт просто и жулик… Да, но ведь неизвестно, что в душе у жуликов и спекулянтов!)
Ох, это желание подправить мироздание! Оно повсюду! Не роднит ли и всех нас, читателей (и авторов) «ИК», подобное желание сделать все сущее таким, как представляется наилучшим нам? На воротах концлагерей на самом деле должны были красоваться строки А. Блока: «Сотри случайные черты, и ты увидишь: мир прекрасен!»
Какой ужас! Мы ни при чем! Нет! Мы при чем!
Одна моя знакомая, интересная, в общем-то, художница, распространила как-то слух о том, что она умерла. Она даже разослала телеграммы, обойдя каким-то образом запрет почтовой службы посылать незаверенными траурные извещения, ее квартира на Кутузовском была опечатана… Затем ее работы были кем-то выставлены на аукцион… Затем она воскресла… в Австралии…
Ну ладно, это была просто остроумная афера.
Зато вот другая знакомая дама вообще создала себе мужа. В то время, когда я с нею сотрудничал и иногда бывал у нее дома, надо мной постоянно витала незримая тень некоего Игоря, который то уезжал на партсобрание, то вот-вот должен был вернуться из командировки. Пару раз я даже разговаривал с «ним» по телефону — мужской голос отвечал мне, что хозяйка дома отсутствует или не может сейчас подойти и «что ей передать?». Правда, голос мне каждый раз казался смутно знакомым, да и тексты что-то напоминали…
Однажды я вспомнил — что! Несколько раз, когда я бывал в этой квартире, дама, о которой речь, просила меня подойти к телефону и сказать именно это: что ее нет дома, или она сейчас не может подойти, или «что ей передать?». Точно! Я тут же вспомнил и голос: мой приятель, коллега той дамы! Я сразу же позвонил ему, мы обменялись впечатлениями — картина была абсолютно зеркальной: его так же, как и меня, просили отвечать на звонки. Выяснилось, что эта несчастная искусно сотворила «Игоря» из ошметков — моего приятеля, меня, кого-то еще… Кстати, в ее гостиной на видном месте — среди любительских фотографий — был портрет какого-то французского актера. Зачем?! И смешно, и жалко…
Потом, правда, я перестал ее жалеть. Она, как оказалось, вообще кроила свою вселенную из ошметков: моих, моего друга, иных знакомых — из ошметков нашей общей реальности! Положение позволяло ей не только извращенным образом удовлетворять комплексы, но и доносить свои суждения до публики и влиять на нее! А сама профессия позволяла ей менять свое печатное мнение о том или ином фильме на диаметрально противоположное в зависимости от того, в каких она сейчас отношениях с его авторами. Что-то прямо борхесовское чудится в подобном сквожении иного мира через истончающуюся на глазах действительность! И вызывает оторопь.
Но вот вопрос: исключает ли сочувствие?
Странно ли нам, что почти все великие тираны и злодеи были еще и людьми творческими? Актер Нерон, поэт Сталин, поэт Мао (Сталин, впрочем, был еще и кинематографистом), живописец Гитлер…
Было у всех них что-то общее — наверное, нежелание смириться с такой действительностью, какова она сама по себе, стремление переделать мир в соответствии со своей внутренней потребностью, императив, требующий воплощения замысла. Есть в этом что-то если и не трогательное, то, во всяком случае, знакомое, вызывающее душевный резонанс…
…твоя героиня нимало не сомневалась в своей правоте — она действовала, как сама природа, по присущим ей законам. Это и дает вам (твоей героине, тебе, природе) власть, с которой мы ничего не можем поделать, кроме попыток познать ее, обуздать (а может, от нее защититься), ввести в берега, придать ей форму, вывести из времени. И, значит, умертвить!..
…но ведь таков и есть главный признак любви — резонанс. Трогательно чужое. Свое не трогательно, а присуще. Любят не за что-то, а вопреки… Кто же мы такие?!..
P.S. А мельчает все-таки наша братия! Слободана, например, Милошевича, ну никак не могу назвать братцем! Мелкий жулик, который выбился в тираны, влез в ситуацию, когда стало возможным взять в заложники целый народ — не только свой, но и наш (и ведь почти взял, подлец), теперь вкушает величие в международном суде!.. Тоже мне, Геринг!
Гомер, Мильтон и — Паниковский.