Сочи-2002. Вида Джонсон: «Российские режиссеры боятся американских мифов...»

Отечественные режиссеры мечтают о том, чтобы выгодно продать свои фильмы, и, естественно, так или иначе ориентируются на образцы коммерчески успешной продукции Голливуда, которая в сознании наших зрителей и есть то кино, за которое стоит платить деньги. Однако «калька» с американского, к счастью или к несчастью, всегда выходит неточной. Как только в «сказочную» для нас голливудскую схему подставляются отечественные реалии, сюжет начинает развиваться в непредсказуемом направлении или же вообще обнаруживает неспособность к развитию. Причудливые плоды скрещивания «голливудского с нижегородским» мы попросили на сей раз прокомментировать представителя американской стороны. В роли «простого американского зрителя» конкурсных картин «Кинотавра» согласилась выступить Вида Джонсон, профессор-славист из Tafts University Бостона.

Вида Джонсон. Прежде всего бросается в глаза, что в российских фильмах, даже имитирующих голливудские жанры, совершенно другой ритм. Многие картины начинаются интересно, завязка что-то обещает, но в середине фильм просто-напросто застревает. Начинаются повторы, действие заходит в тупик, возникают странные эпизоды — какие-то запои, как в комедии О. Фомина «О’кей», которые, может, и раскрывают русскую душу, но не имеют отношения ни к этому жанру, ни к этому фильму… И потом картина, как правило, имеет несколько финалов. Я думаю: «Уже все?» Нет, не все, оказывается. Бывает три финала, иногда пять — я посчитала. И это характерно для многих лент, независимо от жанра. Видимо, таков стиль русского кино. В Голливуде строго следят, чтобы все «концы» были завязаны, чтобы зрителю все более или менее было ясно. У вас даже массовое кино претендует на размытую многозначительность: авторы хотят сказать о чем-то сложном, не всегда, кстати, удачно. Вот, например, фильм «Дорога» Н. Петровой. Финал совершенно неясен. Режиссер на пресс-конференции должна была объяснять, что героя в конце фильма убили, потому что он всю дорогу говорил о своих корнях. То есть речь о некоей метафоре. Но из самого фильма вычитать ее невозможно, так что автору приходится разъяснять свои намерения постфактум.

Наталья Сиривля. Мне кажется, существует и другая проблема. Для американцев их кино — продолжение естественно присущего нации взгляда на жизнь. Для нас голливудское кино — сказка, к нашей жизни не имеющая никакого отношения. И свое ощущение реальности мы в эту схему втиснуть никак не можем. Вот, к примеру, фильм «Спартак и Калашников» А. Прошкина, очевидно, сделанный по лекалам американского кино «для семейного просмотра». В Голливуде подобный сюжет просто обречен на счастливый конец: мальчика-сироту, оказавшегося с собакой на улице, кто-нибудь обязательно должен подобрать и спасти. У нас герой так и остается на улице. Мифология жанра, призванного крепить взаимное доверие детей и взрослых, у нас не работает.

Вида Джонсон. Мне фильм Прошкина, в общем, понравился, потому что это действительно нормальное семейное кино, которое могут с удовольствием смотреть люди разных поколений. И, конечно, это типичная наша мифология: мальчик из самых низших слоев, у него нет родителей, нет ничего, но ему присуща внутренняя доброта — он подобрал собаку, кормит ее и только потом ест сам… Мне было очень интересно, как режиссер показывает в фильме разных людей. Например, «новая русская» (И.Розанова), которая содержит гостиницу для собак. Это все и в Америке есть, причем в куда больших масштабах (даже смешно, сколько денег тратят американцы на домашних животных). Интересно мне было, что армия показана позитивно. Мы видели много российских фильмов про царящий в армии беспредел. А тут — порядок, чистота, настоящая школа, где все профессионально работают. В роли полковника, приютившего героя, выступает В. Меньшов, который всегда играет людей солидных, обстоятельных, надежных. Он заботится о судьбе мальчика, хочет отправить его в Суворовское училище… Во всем этом я вижу проявление оптимизма, так необходимого российскому зрителю. Но конец, конечно же, абсолютно неожидан. Лично я понимаю, что мальчик остается верен уличному братству малолетних попрошаек. Но для американского зрителя такой финал неприемлем. Ясно ведь, что из этого чудного, доброго, талантливого, красивого мальчика на улице ничего не выйдет, что он там погибнет. Так что вы правы: менталитет совершенно другой. Я как зритель ожидаю другого…

Наталья Сиривля. Были ли еще картины, где сюжет развивался «неприемлемым», с американской точки зрения, образом?

Вида Джонсон. Ну, например, «Пер-р-рвокурсница» Ю. Рогозина. Для американского зрителя это очень странный фильм. Героиня выглядит как несовершеннолетняя. По сюжету ей вроде бы лет восемнадцать, она — первокурсница, но актриса смотрится как ребенок. И связь взрослого мужчины, тем более преподавателя, с подобной девочкой — в Америке подсудное дело. Поэтому у нас или взяли бы другую актрису, или бы обошлось в фильме без постели. Что бы скорее всего произошло? Она наглая, но неглупая девочка, и в американском кино герой ее хоть чему-нибудь да научил: она начала бы, не знаю, читать книжки или что-то в этом роде. А тут именно она учит его — воровать, бегать от милиции, прыгать с крыши. Она нагло затаскивает его в кровать… И потом непонятно: если папа у девочки такая большая шишка, что преподавателя всеми правдами и неправдами заставляют поставить ей зачет, то почему она живет в каком-то бомжатнике с тараканами и почему ее мама торгует на рынке? Американскому зрителю все эти вещи следовало бы разъяснить: допустим, папа — жмот или сволочь, родители давно развелись и ненавидят друг друга… Это элементарная драматургия. Но, смотря фильм, приходится все время догадываться, все время додумывать, заурядная житейская ситуация вызывает массу вопросов. И, конечно, финал, где герой снимает с себя одежду и собирается прыгнуть с крыши, чтобы покончить с жизнью, выглядит совершенно нелепо…

Наталья Сиривля. А «Займемся любовью» Д. Евстигнеева?

Вида Джонсон. Это фильм о молодых, поставленный человеком среднего возраста, — между героями и автором огромная разница. Нынешние двадцатилетние родились в начале 80-х, еще до перестройки, они выросли в постсоветской системе. А Евстигнеев — нет, в «их» время он был уже вполне взрослым человеком. Сейчас у молодых другие правила игры, и мне кажется, что ситуации в фильме во многом надуманы. Ну, не знаю… Трудно поверить, чтобы такой видный мальчик, как главный герой, сохранил невинность до столь солидного возраста. Он что, с луны свалился? Он вырос не в этом обществе, не в этой тусовке? Что еще смущает меня… Если картина для тех, кто ни разу не «занимался любовью», то есть для подростков двенадцати-тринадцати лет, то в ней слишком много обнаженного тела, слишком брутально и цинично показан секс. Это неправильно. Кроме того, одну из героинь убивают. В жестких американских боевиках такое возможно. Но в эротической молодежной комедии убийство кажется лишним. В голливудском фильме девушку, может, избили бы, наверняка у нее остались бы даже какие-то шрамы. Но она была бы жива. По мне, тут какая-то нестыковка: режиссер не очень понимает, к какой аудитории он обращается. Или, например, «Письма к Эльзе» И. Масленникова. Поначалу думаешь, что это фильм-ретро. Романтическая героиня, одетая, как чеховская барышня, живет в каком-то роскошном имении… Потом вдруг появляется современный автомобиль, затем «новый русский» по имени Дункан (А.Ливанов), и начинается совсем другое кино. Кино вроде бы про современность, но снятое человеком, который о нынешней реальности имеет, похоже, весьма абстрактное представление. Интрига строится на том, что бедную романтическую девушку, оставшуюся без покровителя, все встречные мужчины хотят изнасиловать. Я догадываюсь, что девушка слегка не в себе, и все же ее реакции кажутся мне необъяснимыми. Когда от очередного насильника ее спасают матросы, они в глазах героини выглядят благородными рыцарями. Но «рыцари» ее тоже насилуют. И она воспринимает это как должное. Ну не знаю, если бы это был даже один мальчик… Но пять?! Для столь возвышенной натуры, как героиня фильма, это не может быть естественным. И подобное происходит на каждом шагу. Фильм становится интересным, когда на экране появляется Алла Демидова в роли той самой Эльзы — обитательницы сумасшедшего дома, — в письмах к которой героиня описывает свои любовные похождения. Демидова — сильная актриса, и она буквально вытаскивает картину за уши. Но все равно остается масса вопросов. Ясно, что Дункан взял себе юную сожительницу из сумасшедшего дома. Но как его туда занесло? У меня была мысль: может быть, он туда посадил свою жену, может, Эльза — его бывшая жена, он приходил навещать ее и встретил эту девушку… Она ему понравилась, и он поселил ее у себя — ведь так удобно жить с существом, которое бегает за бабочками, собирает цветочки, читает стихи и не задает никаких неудобных вопросов… Но хорошо было бы всю эту историю прояснить. А так, смотришь и ничего не понимаешь…

Наталья Сиривля. Может быть, фильмы молодых режиссеров выглядят для вас более убедительно?

Вида Джонсон. У молодых преобладает клиповое сознание. Но даже его темп иной, нежели в американском кино. Так сказать, клиповое сознание по-русски. Вот, например, «Смеситель» А. Шейна. Фильм мне не совсем по душе, но режиссер, чувствуется, талантлив. Понимаю, что налицо смесь жанров и стилей, новый быт, сознательно превращенный в абсурд. И мне интересно, как решаются в этом кино ситуации, актуальные и для Америки. Скажем, два гомосексуалиста, которые хотят иметь ребенка. У нас это сейчас принято. Но, конечно, не на уровне имплантации зародыша, как в фильме А. Шейна, а просто партнеры договариваются с родственниками: допустим, двоюродная сестра одного рожает ребенка, используя сперму другого, или что-то в этом роде — важно, чтобы ребенок был в кровном родстве с обоими. И это из тех очень серьезных ситуаций, над которыми в Америке шутить сегодня не принято. И, конечно, тема насилия. Мне трудно поверить, что персонаж Гоши Куценко, способный так трепетно заботиться о своем партнере и о своем еще не родившемся ребенке, может так жестоко насиловать совершенно постороннего и ни в чем не повинного мужика. Непонятна и вся история с героиней, которая зачем-то делает вид, что ее изнасиловали… Словом, поведение персонажей опять-таки ставит меня в тупик.

Наталья Сиривля. А как вам наши военные фильмы?

Вида Джонсон. «Война», как и все балабановские картины, сделана очень профессионально. Вот тут есть и повествование, и саспенс, и собственно история, за которой интересно следить… Балабанов использует принципы качественного голливудского боевика, но приспосабливает к своей аудитории: тематика русская, мифы и национальные понятия русские, в лучшем и в худшем смысле этого слова… Хорошим здесь оказывается мальчик Иван, который помог людям и отдал деньги другу на операцию, а плохим — англичанин, который заработал на этой истории и еще помог посадить своего русского помощника. То есть Балабанов, снимая актуальное русское кино, пользуется приемами голливудского повествования. И результат получается убедительным. Я смотрела фильм вместе с сочинцами на площади и видела, что картина их по-настоящему захватывает. А в конце были бурные аплодисменты: «наши победили!», «сила все же у русских!» А фильм «Звезда» мне был интересен как реставрация каких-то старых, устойчивых ценностей. В Америке это тоже происходит. Снимаются римейки старых картин и новые большие фильмы вроде «Спасения рядового Райана» или «Пёрл-Харбора». Книги пишут… Сейчас вышла книга одного из лучших американских телеведущих Тома Рока о людях, переживших войну, которая так и называется: «Величайшее поколение». Америка, конечно, перенесла вторую мировую войну не так, как другие страны, не было боевых действий на нашей территории. Но все равно, в каждой семье кто-то воевал или работал на военных заводах, в госпиталях… И это был момент, когда нация была охвачена чувством патриотизма в лучшем смысле этого слова, когда люди знали, зачем живут, за что воюют. Мне кажется, что сейчас — особенно после 11 сентября, когда рухнула эпоха постмодернизма, декларировавшего тотальную игру и условность всех ценностей, — все это снова становится актуальным. Люди хотят «solid ground» — твердой земли, как у нас говорят, на которой можно стоять. И мне кажется, русское общество тоже нуждается в «твердой земле». Так что появление таких фильмов, как «Звезда», закономерно. Я думаю, что Н. Лебедев сделал очень неплохую картину, особенно если учесть, на какие деньги он ее снял. В ней очень хорошие, симпатичные молодые актеры. И лебедевский фильм ближе к повести Казакевича, чем первая «Звезда» 1949 года. В той ранней экранизации исполнители были гораздо старше, а у Лебедева они близки по возрасту к персонажам повести, чувствуется, что жизнь их такая хрупкая, и когда они все погибают, их жертвенность трогает до слез. А как замечательно использован реквизит, танки, пушки… Я понимаю, насколько сейчас это сложно и дорого в России. В 49-м году в съемках могла участвовать Советская Армия, тогда было проще делать такое большое эпическое кино. А Лебедев и в современных условиях сумел снять очень убедительную картину. Можно предъявлять претензии: то не так, это не так… Но смотрится фильм очень здорово, в нем есть настоящий саспенс. И когда герой поднимается из травы, чтобы оглядеться, ты как будто бы поднимаешься вместе с ним… Но самое главное — попытка создать солидное постановочное кино, воскресить ценности, в которые все люди могут поверить.

Наталья Сиривля. У меня вопрос, касающийся нашего отношения к Америке. С одной стороны, все российские граждане хранят сбережения в долларах. Вся молодежь бесконечно смотрит американское кино — по телевизору, в кинотеатрах, на видео… С другой стороны, чуть что не так — начинается чудовищный всплеск антиамериканских настроений. Те же самые молодые люди устраивают акции у американского посольства, топчут куриные окорочка и т.д. Этакий странный симбиоз противоречивых и неотрефлексированных эмоций: Америку и уважают, и боятся, и презирают, не отдавая себе отчет, что США в наших условиях — единственный источник стабильности, гарантия надежного получения «хлеба и зрелищ». Мне кажется, что помимо прочего это связано с тем, что мы очень плохо знаем Америку реальную — как там люди живут, как работают, ради чего… Проявляется ли наше незнание в российских картинах?

Вида Джонсон. Отношения России с Америкой всегда были сложными. Особенно во времена «холодной войны». Я помню, как нам, когда я приезжала сюда студенткой, всегда устраивали встречи с русскими студентами — они нападали на нас за политику администрации США, а после официальных встреч менялись с нами джинсами, музыкальными записями, мы гуляли вместе… И всегда было понятно: политика — это одно, а общение людей — другое. Так что меня не волнует нынешнее противоречивое отношение русских к американцам. Правда, долгие годы Америка и Советский Союз существовали на равных. А сейчас все изменилось. Америка осталась единственной сверхдержавой. И это плохо, прежде всего, для самих американцев. Всегда нужен какой-то противовес. А как непонимание американского образа жизни проявляется в кино? Прежде всего, на уровне быта. Мне очень любопытно смотреть в российских фильмах на новый глянцевый мир с кухнями и квартирами, где сделан евроремонт. Это пространство абсолютно нефункциональное, необжитое. Я, например, не смогла бы в нем жить и работать. Все очень дорого, но совсем не приспособлено к повседневному существованию. И понятно, что девушки из фильма, допустим, «Летний дождь» А. Атанесяна в жизни не дотрагивались ни до одной кастрюли. Они ничего не умеют делать. Умеют только хорошо выглядеть. Сам Атанесян говорит, что снимал кино для тех, кто читает «Вог» или «Космополитен». Но на Западе эти журналы читают нормальные женщины, домохозяйки, а здесь, видимо, они выполняют роль иллюстраций к сказкам «Тысяча и одна ночь». Иначе говоря, западная потребительская культура пока освоена в российском кино на самом поверхностном уровне. Все это — красивая картинка, а не повседневный, реальный быт.

Наталья Сиривля. Мне кажется, что западные потребительские ценности мы осваиваем все же быстрее, чем западную этику, например, западное отношение к работе, западную систему деловых и человеческих связей… Ведь вся система жизненных устремлений, способы делать карьеру, например, абсолютно различны…

Вида Джонсон. Да, действительно, русские режиссеры хотят снимать американское жанровое кино и при этом опасаются американских мифов или пренебрежительно относятся к ним. А американское общество реально живет этими мифами. Я не знаю, что возникло раньше: миф или социальная структура, курица или яйцо… Но в Америке даже старинное стремление на «Дикий» Запад — это был не «имперский», государственный, но сугубо индивидуальный порыв. Отсюда — американский индивидуализм… Конечно, колонизация, как и везде, сопро-вождалась ужасами, истреблением местного населения, насилием над природой… Но тем не менее американцы в большинстве своем смотрят на жизнь как на процесс, устремленный к некоей положительной цели. Дети и внуки эмигрантов верили и верят до сих пор, что следующие поколения будут жить лучше. Я тоже из семьи эмигрантов, и я это чувствую. Миф о том, что человек может сделать жизнь лучше если не для себя, то хотя бы для своих детей, в Америке очень силен. И он сказывается в массовом американском кино, где хэппи энд не исключение, а норма. Американцам это не кажется надуманным. Хотя, конечно же, они понимают, что перед ними кино. Возможно, мы наивны… Однако образ жизни в Америке очень напряженный, и люди бьются изо всех сил, поскольку и образование, и работа имеют ощутимую социаль- ную цель. Все это трудно понять в России, где ценности меняются от поколения к поколению, где одновременно существует несколько совершенно разных укладов, где целые регионы, целые социальные пласты оказались выброшенными из системы новых экономических связей. Где молодежь не понимает родителей, которые выросли совсем в другом обществе, а родители не понимают, какое будущее ждет молодых. Все очень сложно… Сложно и в Америке, там тоже общество далеко не однородно, существуют расслоение и конфликты между разными этническими группами, но тем не менее есть единый для всех вектор успеха, более или менее единое понимание смысла работы и жизни.