Искусство заплетающейся мысли. Портрет Петра Мамонова
- №11, ноябрь
- Николай Харитонович
Петр Николаевич Мамонов — мощный старик. Он живет в деревне и ведет себя как король карликового государства. Изредка и не всем дает высочайшие аудиенции и всемилостивейше разрешает о них писать. Из этих публикаций мы узнаем, что он все-таки прост и человечен. Примерно раз в месяц выходит в народ — играть спектакль. Верноподданные встречают Петра Первого и Последнего счастливыми возгласами «Петя, покажи палец!» и преподносят дары: кто банальные цветочки, а кто другие пахучие штуки — грязные носки. Растроганный Мамонов в последнем случае непременно осенит подносителя кулаком в челюсть. Он строг, но справедлив. Меньше надо выделываться. В дни спектаклей Театр имени Станиславского становится похож на московскую рок-лабораторию пятнадцати-двадцатилетней давности. Публика отрывается как в последний раз. Однако если бывшие коллеги по московской и питерской рок-тусовкам давно стали признанными мэтрами (и дай им Бог здоровья), то Мамонова до сих пор относят к авангарду и андерграунду. Какое постыдное заблуждение! Но Сам его убедительно развенчивает: «Андерграунд — это когда ты играешь под сценой, как мудлон, а апперграунд — это когда ты на сцене, как нормальный пацан, сечешь?»
Первое знакомство со своеобразным творческим языком Мамонова очень удивляет. Нарочитую бессвязицу слов, звуков и жестов нелегко разложить на составляющие. Непросто вычленить зерно смысла из его текстов, сложно подогнать под какую бы то ни было логическую схему его представления. С трудом находятся даже определения, кроме самых общих, вроде перформанса. Его творчество надо оценивать целиком: это создание Петром Николаевичем Мамоновым образа Петра Николаевича Мамонова. «Мне вот говорят: «Что это вы на сцене? Это что, пародия или гротеск? А ничего это! Это я сам такой! Не актер, не поэт, не музыкант, а просто человек. А может, и часть чего-то единого и цельного, кто знает?»
Тут Мамонов немного лукавит. Вовсе он не такой, точнее, не совсем такой. То, что он говорит в интервью, вписывается в его жизнетворчество, эти интервью — часть искусства заплетающейся мысли. Часто не поймешь, когда он говорит правду, а когда — заумную дурку, то есть тоже правду, но другую — хитрющую.
Кого-то оттолкнет, что певец и гитарист едва поет и коряво играет на гитаре. Но ошибочно причислять его к динозаврам русского рока, для коих бормотание и немузыкальные крики являлись нормой (и, увы, для многих до сих пор являются, даже для новых андерграундных героев). Мамонов и в середине 80-х резко отличался от коллег по рок-цеху и песенным материалом, и сценическим образом, и самим подходом к творчеству.
Рок-музыкой Мамонов интересовался еще в школе, где играл на гитаре в рок-группе «Экспресс». Но в то время все интересовались рок-музыкой в школе и все играли на гитаре в группе «Экспресс». Серьезно связывать свою жизнь с музыкой Мамонов не собирался.
«Я просто жил, пил, дрался, гулял, с девчонками женился-разводился, работал в типографии, был грузчиком, спекулянтом, хипповал и только в двадцать семь лет начал осознанную жизнь.
В тяжкий момент взялся за гитару — хотел сделать что-то вроде «Виноградной косточки» Окуджавы. Но вышло: белое вино — белая горячка — первая песня, очень простая, под названием «Красный Черт». Стихи выглядят так, как будто человек впервые догадался о существовании рифм и ритма.
Ночью мне поет Кобзон, не пойму, где я, где он. Ночью я совсем не сплю, Ночью я бухать люблю.
Однако Артем Троицкий, один из первых слушателей песни, сразу понял, где Кобзон, а где Мамонов. Он пришел в восторг и произнес эпохальную фразу: «Все, Петя, будешь главный!»
И Мамонов стал главным. Вокруг него собрались видные рок-персоны Москвы и Ленинграда, Александр Липницкий (школьный товарищ Мамонова) и Сергей «Африка» Бугаев. Выбранное название «Звуки My» по легенде есть сокращенное «звуки московских улиц». Каждому тут же вспомнится великий мюзикл «Звуки музыки». Название в любом случае очень удачное.
Первый концерт состоялся в феврале 1984 года в школе, где играл когда-то «Экспресс». Это был небольшой рок-фестиваль, в котором приняли участие «Браво», Василий Шумов, Сергей Рыженко и другие именитые музыканты. В «Звуках» играть тогда никто еще не умел, но никому не известную группу заметили благодаря колоритности лидера. О группе начали говорить. А группа перестала выступать на продолжительное время.
К 1988 году наконец сформировался постоянный состав «Звуков My» — и не простой, а золотой. В группе появился превосходный клавишник и аранжировщик Пабло Менгес (в миру — Павел Хотин), лидер-гитаристом стал брат Мамонова Алексей Бортничук. Первый альбом под названием «Простые вещи» был записан на даче Липницкого Василием Шумовым, другом и соратником Мамонова с его первых творческих шагов. Группа к тому времени отлично сыгралась, нашла звучание, как нельзя лучше соответствовавшее образу лидера — четкие барабанные партии, соло-гитара в стиле «удолбанный Роберт Фрипп», пространно-изысканные клавиши, — создалась картина, одновременно простая и замороченная, как и все мамоновское творчество.
Из альбома можно почерпнуть следующие простые вещи: а) Мамонов — самый плохой, он хуже тебя, он гадость, он дрянь, но зато он умеет летать, б) зачем-то он целовал куклу из картона, в) детство — светлая пора, поскольку в детстве можно чесать себя как и где вздумается, г) источник заразы — это не муха, а ты.
В этом безумии, безусловно, есть система. Нетрудно догадаться, что «все очень просто, в сказке обман» или что «рок-н-ролл мертв». А ты поди додумайся, что «у каждой бабы есть свои люляки». Спонтанность мыслеизъявлений сумасшедшего строго продумана. Мне рассказывали, как однажды Мамонова спросили перед концертом, сколько он будет длиться. Мамонов помычал, посипел и сказал глухим голосом: «Ну, минуты сорок две». И точно — он играл ровно сорок две минуты, а не сорок одну или сорок три.
Запись следующего альбома была начата в том же 1988 году, но так и не была доведена до конца. Говорят, просто руки не дошли. Но это не помешало ему увидеть свет, и не в качестве бутлега. Сырой, записанный и сведенный против всех правил, «Крым» — любимый альбом самого Мамонова.
Ощущение сумятицы в музыке и в словах песен их «Крыма» сильнейшее. Вот одноименная песня: звучит попытка оформить мысль в предложение: «Стою в будке слишком… мокро жаркий весь… весь в будке слишком… мокрый… в… Крым… мрык… рымк!» А вот наконец находятся искомые слова: «Денег! Вышли мне денег!» Слова, словечки, словища — что ими кому толком объяснишь. Куда понятнее, когда ощущения выражаются бессвязным шепотом, воплями и странными гортанными звуками.
Настоящий шедевр этого альбома — «Гадопятикна», абсолютно бредовая песня с минимумом сложившегося текста, да и то какого! От бизоньих глаз Темнота зажглась Единый рупь Не разнимут двое А в моем дому Завелось такое! Гадопятикна…
Не все замечают соль песни — перед нами перевертыш стихотворения Цветаевой «Вот опять окно…». Мамонов совсем не так глуп, как хочет казаться. В его текстах масса словесных «сэмплов», взятых отовсюду, где только можно встретить буковки — от классики до «Книги о вкусной и здоровой пище». И нельзя доверяться впечатлению, которое он сам же искусно создает, будто он творит так, как будто, кроме него, в искусстве вообще никого нет. Неспроста в дальнейшем так легко будут «омамониваться» Гоголь, Чехов и Бродский.
Популярность «Звуков» все растет, и они начинают выезжать на гастроли за рубеж. Их услышал великий Брайан Ино и записал их английскую пластинку Zvuki Mu. А уж великий Брайан Ино с кем попало не работает.
В 1991 году «золотой состав» неожиданно для всех самораспускается. Но под именем «Звуки My» будет сделано еще несколько альбомов, последний из которых, «Шоколадный Пушкин», записанный Мамоновым вообще в одиночку, вышел совсем недавно. Все альбомы интересные, но чем дальше, тем более загадочные и менее пригодные для прослушивания. Мамонов позволяет себе вещи совершенно невозможные — так, например, «Жизнь амфибий» записана предельно грязно, «чтобы сохранить звук в натуре», как пояснено на вкладыше. На «Шкуре неубитого» можно встретить уже совершенно невероятные шумовые записи. Вероятно, Мамонов занят сейчас поиском первоосновы звука. В этих поисках он дошел до предельного минимализма — еще один малейший шажок, и это будет уже не музыка.
Нынешние интересы Мамонова лежат в театральной сфере. В театр он пришел тогда, когда, по его мнению, «группа изжила себя как идея». «Просто пришли два парня. Говорят, давай делать вместе спектакль. И что? Ничего».
Сыграв в двух спектаклях — «Лысый брюнет» и «Полковнику никто не пишет», — сделал самостоятельный, нашумевший «Есть ли жизнь на Марсе?» — винегрет из Чехова, Ионеско, Рубинштейна и, конечно же, Мамонова. Все роли, разумеется, сыграл он один. В этом спектакле есть все лучшее, что было в эксцентрических театрализованных концертах «Звуков». Жизнь на Марсе все-таки есть, ура!
Хорошо сейчас Мамонову в деревне. Живет себе, музыку слушает, книжки читает, новые проекты задумывает. Вот как прогнозирует свое будущее: «В старости, наверное, буду делать что-то литературное. Хотя хотелось бы в золотом костюмчике выйти снова на сцену, вместе с тридцатью девочками… Петр Николаевич потихоньку королем, а девочки ножками — опа!»
Мамонов один у нас такой. За уникальность того, что он делает, ему прощается очень многое — и невнимание к зрителю, и неудобоваримость как элемент многих его сочинений. Его надо беречь. Он — наше шоколадное все.