Анимация приема. «Шлю привет», режиссеры С. Быченко, Р. Лабидас

«Шлю привет»

Автор сценария и режиссер-постановщик С. Быченко Режиссер и художник-аниматор Р. Лабидас Художник Н. Трубецкой Композитор А. Дойников Студия НЭЦКИ Россия 2002

Парадоксальность стиля заявлена жанром-гибридом: документалистика плюс анимация. Мелькают кадры, узнаваемые и незнакомые: коронация Николая , баррикады на Пресне, улицы старой Москвы. Привычно заключаем: хроника. Но хроника замирает, и это не стоп-кадры, а… обыкновенные почтовые открытки — главные герои фильма. Фантастиче-ское экранное сооружение, созданное из этого эфемерного и малопригодного для фундаментального строительства материала, как ни странно, не рушится, поскольку сделано по индивидуальному проекту — мастеровито, изобретательно и талантливо.

В основе — коллекция почтовых раритетов известного московского собирателя. Он же — архитектор Арсен Мелитонян, потомственный коллекционер, чей дед был весьма почитаем в культурных московских кругах, — становится гидом в мире старых открыток, превращаясь в веселого анимационного персонажа.

Помните рыночные фотографии-трафареты? Просунь голову в дырку на грубо размалеванном щите — и ты уже лихой джигит в папахе и бурке или бравый матрос в тельняшке и бескозырке.

Авторы фильма «Шлю привет» используют этот трюк, чтобы облачить своего героя в форму почтальона. Когда герой выходит из-за щита, форма словно пристает к нему, и он оказывается почтальоном начала ХХ века с фотографически запечатленным лицом коллекционера Арсена и в тужурке с блестящими пуговицами, фуражке с кокардой, номерным знаком и толстой кожаной сумкой на ремне.

Как и положено «государеву человеку», герой полон достоинства, серьезен, истов и невозмутим. Он шагает через пространство и время, вручая корреспонденцию адресатам, радуя, удивляя, сокрушая. Бумажные прямоугольники со следами сургучных печатей и девичьих слез, хранившиеся в семейных альбомах и лавках букинистов, летят, кружат и заполняют экран. Открытки-послания несут не только информацию, но и дыхание ускользающей жизни, голоса ушедших, их неповторимые интонации. Статичные листки бумаги живут, дышат, светятся, и в кадре звучит летучий язык писем. Ласковые упреки и признания влюбленных: «Дорогая… ненаглядная Таинька! Мое сердце свободно. Твой навеки Ваня»; жалобы неимущего студента: «…купить тужурку так и не удается…»; откровения бонвивана-пошляка: «…собираюсь идти к бабешкам, так как они здесь очень хорошенькие». А вот умозаключения взволнованного интеллектуала: «…призрак войны как общеевропейского позора исчез» и почтительное изъявление чувств низших чинов к высшим по случаю светлого праздника Пасхи: «…Имею честь поздравить высокородие… и с Вами христосуюсь…»

Лексика и фразеология ушедшей эпохи, затверженные каноны, забытые имена, смешные обращения: — Милый Тотошенька!.. — Дорогая баба Кока! — Дорогому голубчику от Лили…

Мимолетные послания хранят аромат времени, его стиль, иногда выдают и социальную типологию.

Бисерный дамский почерк, крестьянские каракули, безукоризненная каллиграфия учителя словесности… Старая орфография с ятями и фитами. Расплывшиеся коричневые чернила — следы и меты ушедшей жизни — передают ее особый флер. И еще надписи — нравоучительные, из арсенала пословиц и поговорок: «…Двум смертям не бывать, одной — не миновать…»

Условный человечек с лицом реального коллекционера открыток — доминирующая фигура фильма. Он сопрягает историю с местом конкретного действия, включает зрителя в переживание природных и социальных катаклизмов. Судьба забрасывает усатого почтальона то в окопы первой мировой, то в лазарет к раненым, то в разрушенные ураганом 1904 года подмосковные деревни. Из всех жизненных передряг герой выходит невредимым. Персонаж сконструирован по лекалам «комической»: утрированная походка, напоминающая чаплинскую, несокрушимая жизнерадостность американского оптимиста Ллойда, шарм француза Макса Линдера. Отголоски эксцентрических лент чувствуются и в пластике героя, в трюковом каскаде — непременной составляющей жанра. К примеру, слон, которого водили по московским улицам, вдруг прихватывает хоботом спешащего почтальона, и тот летит прямо на фронт в распоряжение военного оркестра балалаечников. И вот уже, повинуясь разудалой музыке, он пляшет вприсядку, подмигивая музыкантам — ожившим персонажам открытки. Авторы дарят зрителю сюрприз за сюрпризом. Так, попав в наводнение, почтальон, спасаясь со всем честным народом, карабкается на крышу, потом переправляется на лодке и в конце концов тонет. Но и мгновенно воскресает, возносится, потому что аниматор превратил его в ангела, прилепив к тужурке два крыла.

Фильм густо населен: здесь «гуляет» городской и деревенский люд, дети и старцы, солдаты, сестры милосердия, странники, артисты, студенты, завсегдатаи московских кафе — дамы в шляпках со страусовыми перьями и усатые красавцы, напоминающие «фрачных» героев немого кино. Все они заимствованы из популярной серии открыток «Русские типы». Энное число компьютерных проб-операций плюс фантазия аниматора — и происходит чудо. В застывшие изображения авторы фильма запросто вдыхают жизнь. Вперевалку начинает двигаться по переулку дородная кухарка в ворохе юбок, толкутся на базаре торговцы ключами, блинами, квасом, раздает тумаки зазевавшимся толстенный городовой. Забытая разноликая, разномастная Россия на миг возвращается из небытия.

Благодаря фильму мы обнаруживаем феномен открытки (открытого письма) как свидетельства произошедшей демократизации общества. Мы чувствуем эпистолярный бум, охвативший пишущую Россию: послание от сердца к сердцу, из дома в дом.

Уникальность открыток состоит в том, что они сохранили подробности жизни, детали, отсутствующие даже в кинохронике. Нам предъявлены редкие свидетельства, штрихи исчезнувшей эпохи: раздача пароля солдатам в Лефортово, приезд в военное училище на лошади мороженщика, интерьер буфета в театре «Декаданс». Фотографии вездесущих корреспондентов — «съемщиков», фиксирующих важнейшие события России, ее достопримечательности, ее сенсации, ее диковины, — мгновенно переносились почтовой службой на открытки и превращались в факт прикладного искусства. Фильм явно отдает предпочтение фотографическим изображениям. Но присутствуют в картине и офорты, гравюры, литографии, открытки с элементами тиснения, напечатанные на тканях, коллажи из перьев. Есть также открытки-раритеты ресторанных меню, рекламы табака и кондитерского общества «Эйнемъ» (предтечи фабрики «Красный Октябрь»), где «шоколадный мальчик» — эмблема фирмы — строит гримасы покупателям-сластенам.

В фильме не фиксируется некий рубеж — наступление новой эры после победы Октябрьской революции. Просто экран, только что подвижный и наполненный жизнью, словно опечатывается открытками откровенно пропагандистского свойства и сомнительного художественного достоинства.

В финале анимационный герой и реальный коллекционер встречаются. Проступивший было драматический код истории вновь сменяется кодом игровым, потешным, который при всех более или менее очевидных посягательствах фильма на большие темы остается все-таки его главным художественным достижением.

Недаром же сами молодые авторы (младшему, композитору, — девятнадцать лет, трое других участников группы — недавние выпускники Высших курсов сценаристов и режиссеров) приняли такое деятельное участие в обаятельном, как и вся картина, обыгрывании синкретического приема. Лица авторов буквально впечатаны в историческую иконографию. Композитор Андрей Дойников и аниматор Роберт Лабидас, художник Никита Трубецкой «затерялись» среди музыкантов-балалаечников, продюсер Арнольд Гискин на мгновение появляется в романтическом облике революционера-террориста, а автор сценария и режиссер Светлана Быченко взяла на себя роль эксцентрического дрессировщика.