Обладать и принадлежать

Рената Литвинова

«Ну что ж, надо пойти и сделать это», — уже знала она, стоя рядом с чебуречной ночью, в дождь: изнутри выло, никаким съестным не пахло, ни вкусно, ни невкусно, и раскачивались вывески, падал заборчик сбоку — всегда, когда все было хорошо и никто никого не хотел убивать, все выглядело временным, разрушающимся, как и сегодня. — И подпалить, — сказала она вслух про чебуречное хозяйство. Она никогда не пользовалась зонтами, их всегда выворачивало наизнанку. Тело стояло мокрое и дрожало отдельно от ее Души. «Враги живут, владеют чебуречной и едят чебуреки, — шептала Душа. — Зачем им жить, если завтра умрет он? Их нужно будет всех перестрелять… - С этим было решено, и она заплакала на этой фразе. — Как он мог позволить бить себя ногами пьяным на улице и не убегать?.. — Поплакав, она стала думать более спокойно: — От чебуреков их желудки сами склеятся, они и так будут соскреблены с поверхности земли, или они едят самые отборные и те придают им жизненную силу?..» Рита пришла к чебуречной днем, никак не могла вспомнить вкус этого изделия и ощупью в кармане с отвращением подсчитывала мелочь правой рукой, хватит ли на «одну штуку «, чтобы знать „от и до“, и тут вышел неухоженный парень на крылечко и закурил. „Это один из них“, — зловеще констатировала Душа. — Зря он вышел. Зря он это сделал. И он будет первым», — сказала она вслух. Может, он и услышал. «Да мало ли шепчущих женщин с безумными глазами у всяких общепитов, и почти все старые, а эта молодая, и есть еще силы на прокорм. Все они хотят есть при теперешних временах. А еще приходят собаки, худые, стаями, или эти коты в лишаях…» — так, в свою очередь, подумала будущая жертва. Рита уставилась на парня: вот он выползает, как простой человек, на воздух, а не имеет права!.. с невымытыми от крови ботинками… «Ботинки потом с него сниму». Она пошла в больницу к Алексею. Раньше она так любила поесть, особенно ночью, а тут не могла себя заставить что-то проглотить, хотя бы ради дела. В палате взяла его за «старческую» желтую ручку, как косточку, хоть ему было двадцать четыре. «Как он быстро усох», — подумала она, а сказала: — Если ты переживешь этот два- дцать четвертый год, то будешь жить долго-долго. Живот его был туго перемотан, из него торчали трубки, он разглядывал их. — Я знаю, молодые любят умирать в двадцать четыре! Я и сама всегда вскрикиваю внутри самой себя: «Мне два- дцать четыре года, и мне так трудно жить!!!» Нашла у себя картину, на ней черной тушью нарисовано только одно слово много-много раз: «ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу…» Он пожал ей руку, мол, не ненавидь и успокойся. Она вздохнула, заговорила: — Но если мы переживем двадцать четыре года и войдем в двадцать пять, нужно будет потом бояться только три-дцати пяти, потом тридцати семи, потом сорока двух… — Она вздохнула. — Сорок девять. Пятьдесят четыре. Вонючие восемьдесят!.. Он улыбнулся. Она вышла в коридор и познакомилась с девушкой, которую видела впервые и которая нервно курила, переживая за Алешу. — Ухаживайте за ним, а у меня есть дело, — сказала Рита, — я не ревную вас. Какие у вас блестящие волосы. Вам нет и двадцати? Они сели на подоконник. — Их было четверо, вы знаете? — сказала девушка, взмахнув волосами, и за этим взмахом Рита сразу заподозрила, что девушка вовсе и не любит Алешу, а просто так проводит свою жизнь, и пока ей интересно, но не больно. — Они перестали его бить, потому что подумали, что он умер. Сегодня из живота ему вырежут один совсем разбитый орган, который нельзя спасти, он лишь гниет в животе. Но и без него, говорят, долго живут. Мой папа генерал. Их всех найдут. Она закурила. С уважением все так доложила Рите. «Что он такое про нее сказал, откуда такое уважение в ее глазах», — подумала Рита. — Глаза у вас черные, круглые, блестящие, много внутреннего здоровья, — сказала Рита. Девушка дружески кивала и подготовленно не удивлялась. — А вы знаете, вы скоро бросите курить, — сказала ей Рита. — Вам просто не разрешат. — Кто? Никогда! — сказала девушка и замахала длинными волосами. — Откуда вы знаете? — Как вы думаете, мы будем убивать их всех четверых? — спросила Рита.

Глава 1. До этого дня Когда они жили вместе, суп сгнивал — она не ела без него. Ночью она не спала и смотрела в окошко на кухне, отогнув самосшитые ситцевые шторки. Это было самое теплое место у батареи. Из-за этого здесь тоже селились большие летающие тараканы, белые пугливые тараканы и орды классических тараканов, которые плотными рядами спали под картинами на стенах. Одна гостья, приехавшая из Одессы, сначала рассказала о том, как по утрам специально стояла на балконе ради работы, чтобы была хорошая погода, — разгоняла тучи над городом. А ее уволили. Она осталась без денег и начала голодать и питаться кислыми яблоками и угощениями доброй семейной соседки, которая сломала ногу… Потом она ходила учиться успокаиваться и самооздоравливаться, потом ей начали по ночам звонить, и не человеческий, а электрический голос говорил ей всегда одно и то же: «I love you». Связь обрывалась, и гостья из Одессы понимала, что некая сила любит ее и дает понять: «Ты не брошена, ты под нашим контролем». А когда Рита попыталась встрять в разговор и похвалилась новыми туфлями, которыми так гордилась — и на каблуках, и так деше-во, — подруга вдруг уловила боковым взглядом ползущего по стене таракана и раздавила его длинными пальцами. Рита смолчала, ведь гостья издалека и от горя всё творит, хотя не разрешала их убивать, она читала, что лапки у этих насекомых продезинфицированы и чисты от всяких микробов, и вреда от них никакого, только шорох и шевеление. А старшая подруга встала, а была она могучего роста Повелительницы ветров, и распахнула балкон. Проходя мимо, она как для сопровождения включила радио, и как раз исполнялась страшная классическая ария, и тонкий голос взвывал все выше и выше и не срывался. Громкость была на пределе, и Алексея не было дней пять или восемь. (В тот день он как раз стоял на краю вырытой могилы вместе с дружком Дюшей, но Рита об этом еще не знала.) Она была не защищена. С улицы ворвался вихрь, вдруг откуда-то хлынувший отдельными холодными струями дождь, из голых черных веток, похожих на ивовые, влезших в кухню (хотя ивы во дворе не росли и вообще никакие другие деревья, а двор был московский, колодцем), влетели несколько отродясь не водившихся здесь летучих мышей. С писком, как показалось Рите, одна врезалась ей в щеку, другая задела то ли крылом, то ли рукой… Пара из них полетела дальше в комнаты, другие, покружив, откусив кусочек хлеба, покинули кухню. И ария кончилась. Стало тихо. Гостья с пьяным мокрым лицом обернулась к Рите, опустила руки и выключила радио. Хлопнула балконной дверью. Враз стало тепло. Обе выпили поддельного отравленного коньяка. Выпили бутыль до конца. И, уходя, гостья заумоляла Риту: — Пообещай же и мне что-нибудь хорошее!!! Неужели я всегда буду одинока, нелюбима и несчастна, и мужчины будут уходить от меня к своим нелюбимым женам!!! — Обещаю! Обещаю, что счастье твое скоро придет, и я сама в него не поверю, пока не увижу собственными глазами, и ты долго будешь сомневаться, так оно будет несбыточно прекрасно! Это получилось прямо как условие ее ухода — так она покинула Ритин дом. Рита еще минут десять или пятнадцать сидела на табуретке под стеной, отдыхая. Глянула потом на свои новые туфли и увидела, что железные набойки лежат отдельно от каблуков. Прибить их по-новому никто так и не смог — пропала обнова, зато через год Гостья влюбилась в молодого юношу, и он ее полюбил, и стали они семьей работать и вышли из бедности, и родила ему она ребенка, и из худой стала щекастой, улыбчивой, глаза поменялись на совсем другие, правда, поменьше, но посветлее и не такие укоризненно пронзительные. Часто приходили Алешины «друзья», которым он задолжал опять деньги, и подстерегали его. Из них хороший был только один: он выпивал все то время, что сидел, не вставая даже в туалет или хотя бы умыться! А к ночи водка у него начинала выходить обратно, и он, не желая ее терять, ронять на пол, задирал голову и держал ее так запрокинуто минут пять, пока она вся заново не распределялась в его грудной клетке, мозгах, ногах, руках, пальцах и прочих других органах.

Еще одна глава 1. Один день без него Рита разговаривает сама с собой: «У тебя редкий дар. Красота погубит тебя. То есть это предупреждение тебе, что она может погубить тебя. Ты ею очаруешься, и тогда тебе не страшно будет умирать. Ты согласишься на смерть, если только она будет красива. Вот если она будет некрасива, ты спасешь себя, а если все будет окрашено благородными красками, тогда ты согласишься… Это опасно! Ты должен держать себя на контроле и сразу же избегать таких ситуаций. У тебя такая предрасположенность, и ты должен знать это. Но все равно, как это приятно слышать, — предрасположенность к красивой смерти. Ты можешь потерять себя, поддавшись обаянию. Ты счастливый по судьбе. Но эта особенность — не отдавайся ей, не расслабляйся. Тяга к красивой смерти — редкий дар. Вообще, все люди стараются себя оберегать, и с возрастом это усиливается. А ты прямо как ищешь встречи, или нет, точнее, ты не избегаешь. Так нельзя». Ее же собственный голос (Рита-2) ей же отвечает: «Но ты знаешь, такая смерть, я ее себе сейчас представляю, не страшит меня. Мне не страшно. Она как подруга мне, улыбающаяся сестра, вся в белом. Я представляю себе лицо этой смерти. Меня к ней располагает, влечет, мне хочется ее обнять, поговорить с нею: „Как долго я не видела тебя!..“ Такие у меня с ней отношения. Не страшные. А ты, видно, боишься смерти?» Рита: «Я? Я? …(Пауза.) Ну вот, короче, это я прочитала про тебя в книге, и было в некоторых местах так похоже! Так похоже на тебя! Описание характеров и склонности тех или иных людей. Все сходится, прямо смешно, как люди, оказывается, давно изучены… Человек — это тело, а тело его — это поле битв всяческих сил. То побеждает зло, то добро, не оставляют тело в покое, а человек это сам чувствует в себе и удивляется, его душа вздрагивает. Но тело его — поле битвы. Вечной!» Рита-2 (раздваивается на две фигуры, та, что бледнее, сидит напротив и разглядывает сочувственно Риту): «Я слушаю твой голос, как он похож на мой голос. Нас не могут различить даже близкие. Не понимаю, кто у кого научился». Рита: «Да. Как будто я отвечаю сама себе. Спрашиваю и уже знаю ответ — отвечаю». Рита-2: «Где твой Алеша?» Рита: «Его опять нет, его ищут каждый день. Кричат под окнами. Он должен опять деньги! И так много, так много! Подожди!..» Рита отвлекается от разговора — ее привлекли звуки, похожие на выстрелы. Она открывает окно. Уже совершенно явственный звук выстрела слышен где-то за пределами двора-колодца. Потом — тишина. Рита некоторое время вслу- шивается. Оборачивается к Рите-2, но той нет. «Где ты?» Открытое окно дребезжит. Рита выходит в коридор. Потом на лестницу. Бежит вниз. Пересекает двор, выбегает через арку. Уже сумерки. Она не выключила свет в своей комнате. Небольшая площадь огорожена забором. В одну из дырок Рита видит — лежит убитый парень. Широкую одежду на нем мотает ветер.

Он лежал под фонарем, как на сцене, будто специально освещенный. Он лежал лицом вверх. И так быстро это лицопокинула душа, и в считанные минуты оно обескровилось и стало цвета мертвой оболочки. Нигде не было видно крови. Он лежал, непонятно куда убитый, со спокойным лицом. Никто не интересовался его смертью. Мужчина в штатском стоял к нему спиной, метрах в десяти, и курил. За забором торговали. Рита вернулась в свой двор. Постояла, всматриваясь в свое собственное распахнутое освещенное окно. Занавеска вывернулась и лизала грязную стену дома. Рита посмотрела на небо — уже за- жглась Луна и некоторые звезды. В арку вкатилась белая машина. Стала сигналить. Вышли двое парней, похожих друг на друга. Один закричал, глядя на Ритины окна: — Алеша! Алеша! Алеша! Она тоже стала смотрела в свои окна, как не в свои. Один спросил ее: — Извините, это не ваши окна? — Не извиняю. Она прошла мимо них в подъезд. Второй сделал шаг назад, пропуская. Опустив голову, она сказала: — Умри. На лестнице за ней никто не погнался, только было слышно: «Алеша, Алеша…» И сигналы — там-там-там-там-там…

Глава 2. Пока он не вернулся, она сама решила достать ему деньги Когда Рита позвонила в дверь своего знакомого, у которого всегда были деньги, но с которым она брезговала уединяться, считая растлителем и невезучим, но настойчивым, его уже трясло от гнева и нетерпения — она опаздывала на три часа. — Дрянь! Дрянь! Вот дрянь! — тонким голосом вскрикивал он, открывая дверь. — Какая дрянь! Он распахнул дверь. Рита стояла перед ним, покачиваясь на каблуках, выше его на целую голову, а звонок продолжал звенеть. — Кажется, запала кнопка, и поэтому не перестает звонок… — сказала Ри-та. — Я всегда всех выше на полголовы, — заметила она. — Аа-а!!! — вскричал ее знакомый и побежал назад в свою квартирку. Она, как будто перешагивая грязь, стала ступать за ним, прижимая локтем сумочку и озираясь, как в музее. — Я еле пришла. Он, нервно порывшись в кухонном столе, пробежал обратно мимо нее с ножом. Звонок звенел, не переставая. Ножом знакомец пытался выковырнуть кнопку, но ничего не получалось. Совсем доведенный, он резанул по проводу, и звон прекратился. В тишине Рита стояла у коридорной вешалки, интеллигентно поджидая хозяина. Мрачный, лохматый, в кальсонах, он прошел мимо нее. Швырнул нож на подзеркальник рядом с ней. — Это же невежливо, — тонким неестественным для нее голосом начала она. — Почему ты в кальсонах? Почему не приглашаешь пройти? Он ничего не ответил. Ушел в дальнюю комнату. Она услышала скрип пружин — значит, лег на кровать и ждет, что она придет к нему. Она не двинулась с места, а занудно заговорила: — Я опоздала, потому что у нас не свидание какое-то, как ты воображаешь всегда, а я пришла просить взаймы денег. — Она посмотрелась в зеркало, обреченно перевела дыхание. — Ты можешь там не лежать и не ждать. Что за дурацкие подходы! Тут она услышала, как от переполнившей его ненависти приятель стукнул кулаком в стенку. Как бы в ответ. Она спокойно вздохнула и поморщилась. И все равно пошла не к нему в комнату на пружинящий диван, а даже наоборот — в кухню. Все в этой квартирке было маленьким, под хозяина: низкие потолки, узкий проход в кухню, пятиметровую, с намертво приклеенной к окнам черной бумагой. Все было подсвечено настольной лампой. Рита хозяйственно поставила чайник на плиту. Уже более ласковым голосом позвала: — Иди сюда! Попьем чаю! — потом более резко: — Что ты там лежишь, как дурак! И хозяин неожиданно тут же возник в дверях, постоял многозначительно, выпятив челюсть и облизывая сухие губы. Внешность у него была с первого взгляда вообще отпугивающая: рост — чуть выше карликового, широкоскулое лицо с желтой кожей. Рита тут же откомментировала: — Какая у тебя плохая кожа что-то! Итак, его лицо. На нем все время выступала блуждающая улыбочка, одновременно и подлая, и приниженная, будто он смаргивает, каждую секунду ожидая, что его шлепнут прямо по лицу. Небольшие глаза пронзительно горели, рыжие крапины на зрачках — пометины последующих недугов, — татарские глаза. Яркий растянутый рот. И волосы у него вечно пачкались, хоть он принимал различные процедуры и очень ухаживал за собой, имея внутри какую-то болезнь, постоянно лечился и охал. С унынием оглядев его, такого свирепого и одинокого, но совершенно не жалкого, а даже воинственного и агрессивного деньгодателя, Рита сказала: — Я прочитала на титульном листе: «Рассказ «Тик-Так»… — Она наклонилась к задвинутой печатной машинке в углу. — Ты что, решил стать писателем? Разве это приносит деньги? Он подошел к ней вразвалочку и, с неулыбающимся лицом глядя в ее улыбающееся лицо, схватил ее за талию. — Это же невежливо! — недовольно сказала она. Он немного отпустил. Взгляд его потеплел. Она слегка пихнула его в грудь. Тогда он уселся тут же в кресло, сделал равнодушное лицо. Забросив одну босую ногу в сандалии на другую, он уставился в стену. — Какой у тебя тяжелый характер, — сказала Рита. — Если ты себя так бережешь, надень носки. И меняй их каждый час, чтобы всегда были сухие. Прошла мимо него, чтобы взять чашки. Он опять резко зацепил ее за край платья и стал подтягивать к себе. Рите стало жалко, что он порвет платье, так энергично и сильно он его тянул, и она неохотно села ему на колени. — Ну? Почему ты всегда пристаешь, пристаешь, пристаешь… прямо у дверей! Что у тебя там в голове? Он вскинул голову, выразительно посмотрел на нее. Она постучала ему по голове. Тогда он ответил: — А почему ты всегда опаздываешь, опаздываешь, опаздываешь, потом обманываешь, обманываешь, а потом всегда не можешь, не можешь, не можешь?.. — У него был тонкий голос, пародирующий ее манеру говорить. — Где обманываю? Я пришла занять у тебя небольшое количество денег, я никогда ни у кого не просила взаймы! — Она попыталась встать, чуть оскорбленная, но он держал ее крепко, даже как-то цепко, а она, возвысив голос, заспрашивала:- Почему ты всегда меня мучаешь, а?! Он с улыбкой, как будто передразнивая ее, а на самом деле опасаясь, обороняясь, глядел бессмысленно расширенными глазами. Он был влюблен. — Разве ты меня любишь? — спросила Рита. В ответ, как бы не найдя более веских доказательств, он стал расстегивать ее платье. Она опять рванулась из его рук, пожалев, что не надела глухое платье. Тут он разочарованно заметил: — Что это у тебя все время под платьями надето? Она опять рванулась, и он не стал удерживать ее. Она что-то хотела ответить ему, но тут же вздрогнула и вскрикнула и уставила указательный палец в открытую дверь. — Кто это? Выглядывая из комнаты, против света, разделенная косяком двери напополам, стояла и, видно, давно, чья-то фигура. Знакомый ничуть не испугался, помахал утрированно рукой, как вдаль, и, растягивая слова, позвал: — И-ди сю-да! И опять замахал рукой, как провожающий на перроне. Фигура помотала кудрявой головой. — Вот дура, ревнует! — самодовольно сказал повеселевший знакомец. - И-ди сю-да! — Он опять замахал рукой. — Я те-бе го-во-рю!!! И тогда в кухню вошла девушка. Ее звали Яя. (Имя она придумала себе сама, и настоящее было только в паспорте.) На ней была надета только длинная майка, и значит, она пришла из той комнаты, где стояла кровать и скрипели пружины и в которой она, верно, все это время лежала и ждала. — Боже мой! Так мы все это время были не одни, — сказала Рита, перекидываясь жалостью к девушке и пропуская ее мимо себя, улыбающуюся одними уголками губ, холодную и над- менную. Кудрявые черные волосы ее были спутаны. Она села на табуретку, быстрой острой рукой схватила со стола сухарик, стала хрустеть им в тишине и что-то спрашивать неестественным, ненормально высоким голосом — несколько раз одну и ту же фразу-вопрос, пока наконец всем не стал понятен смысл: — Что смотришь? — обращаясь к мужчине и гордо поворачивая голову к растерянной Рите. — Что смот-рииишь? — Красивая! — восхищенно сказала Рита, она подумала, что девушка нерусская. Та кивнула, пропевая высоко: — Здррравствтвтвуйте!!! — резко и громко. Мужчина не сдержался и безумно засмеялся такому своему сводничеству. В нем, наблюдающем за девушками, разгорался азарт. Яя холодно глядела на него, как ящерица. — Она глухонемая, — пояснил мужчина Рите. Та тут же расшифровала это по его губам. Обиженно прищурилась. Так они познакомились. Хоть Яя и была старше Риты, ей было двадцать пять — двадцать шесть, но лицо ее было схоже с лицом ребенка — очень красивая кудрявая девочка с острым профилем. Худая, высокая, с длинными пальцами. Пока пили чай, неловко разговаривали, она все время беспричинно, как дурочка, улыбалась (это было наивно, искренне и издевательски одновременно), надувала и сдувала принесенный с собою презерватив. Хлопала им, надутым, себе по щекам или лизала его. Рита вежливо смотрела на нее, в ответ тоже улыбалась на каждую Яину улыбку. Яя тогда, острым пальцем указывая в лицо татарина, пояснила: — Я ему сказала, что только в презервативе! — и высоким фальшивым голосом, как иностранка, с акцентом добавила: — СПИД!!! Она показала широким жестом, раздвигая пальцы и шевеля ими, на кухню. Рита закивала, не отрывая завороженного взгляда от красивой глухонемой. Та резко спросила: — Что смотришь? — Красивая! — сказала Рита, показывая на нее. — Кра-си-ва-я!!! — О! Спасибо! Ты, — ткнула в нее пальцем, — красивая! Мужчина, наблюдая за ними, задумался, нарочито закашлялся и сказал больным голосом: — Мне необходимо прогреться от простуды. Он достал из тумбочки кварцевый аппарат, отключил настольную лампу, запуская свой кварц. Девушки стали наблюдать за своим знакомцем. Охая, тот устроился перед аппаратом, похожим на вешалку. Загорелся кварцевый зелено-голубой свет, выбеливая лица сидящих. Кавалер надел черные объемные очки на впивающихся резинках, как пловец, стал покряхтывать, снимать тапки, стараясь не сдвигать подставленное под свет лицо. Совсем не стыдясь, стал растирать руками сначала ступню одной ноги, потом другой. Лицо его с черными кружочками вместо глаз походило на лицо классического диктатора. Кварцевый аппарат щелкал-тикал (как из его рассказа «Тик-Так»), нагревая душный воздух кухни. — Больной очень! — с жалостью громко пропела Яя, анализируя увиденное. Рита же презрительно пожала плечами. Потом они пошли гулять. Татарин снимал квартиру на самой окраине города, рядом с озером. На противоположной стороне — лес, откуда периодически слышались мужские голоса. Вокруг озера был разбросан грязно-желтый песок, две-три скамейки. Дул ветер, как негустая вода, прямо в лицо. Они шли вдоль берега. Кричали московские чайки. Татарин шел вслед за девушками. Ему нравилось, как они вдруг составили парочку, да и кому бы не понравилось, так они подходили друг другу: одного роста, обе с острыми профилями, две страдающие красавицы, почти сестры. Замотанный шарфом, соблюдая манеру идти немного в стороне от людей высоких, он счастливо щурился на ветер и напряженно молчал… Оборачиваясь, с коварными улыбками красавицы удалялись от него, вцепившись друг в друга «под ручку». Они что-то бурно обсуждали. Рита быстро усвоила манеру жестов и мимики, объясняясь с глухонемой Яей. Рита уже рассказывала ей, восклицая: — Боже, как мне нужны деньги! Как нужны!!! — деля на слоги слова и преувеличенно закатывая глаза, повторяла она, стараясь быть доходчивей. — Я к нему, — она показала пальцем на татарина, — пришла просить денег… — Он так не даст, только спать! Такой!.. — Как нужны деньги!!! У Яи в ответ загорелись глаза. — Я знаю. — Она затыкала острым копьевидным пальцем себе в грудь, — я знаю способ достать деньги! Деньги нужно брать от мужчин. Слушайся меня. Я знаю. — Она произносила простые, но очень убедительные фразы очень убедительным тоном. — Я сама пробовала два раза. Эти деньги мне очень помогли! Рита еще с сомнением смотрела на нее. Тогда Яя как последний довод отогнула полу худого плаща. — Это платье я купила на мужские деньги!!! Когда татарин догнал их, ревниво оглядывая каждую, Яя спросила у него, указывая на Риту: — Любишь ее? Тот пожал плечами. — А я люблю!!! — сказала Яя. И они обе заулыбались, как бы объединившись против него. Татарин пошел мрачно рядом. Не поворачивая головы, чтобы глухонемая девушка не поняла по губам, что говорят про нее, он начал: — Ты не знаешь, какая жестокая эта глухонемая. — Тон его был нарочито горестным. Он искал, как бы встать между ними, настроить одну против другой. Познакомил их… и ревность охватила его. — Ты не поворачивайся, я буду говорить. Вот однажды я пришел к ней в общежитие, сел. Она была тогда беременна от меня, но сделала аборт. Она не обращает на меня внимания пять, десять минут, полчаса!..- уже разгоряченно рассказывал он под вой ветра. — Потом говорит мне своим ненормальным голосом, — и он стал передразнивать ее манеру говорить: — «Я спала с этим, с этим, с этим» и указывает мне на каждого хмыря, что рядом, «с этим, с этим…» А ты-то что тут сидишь??? — Он помолчал. — Она ненормальная. Она глухонемая, и психика у нее поврежденная. Рита помрачнела. Яя, заглядывая ей в лицо, заговорила: — Черным! Черным вот тут себе накрась завтра! — И она показала себе на веко. — Так красивее! Рита закивала. Спросила у татарина: — Так ты одолжишь мне денег? Он гневно отошел в сторону, продолжая идти параллельно. — Завтра! — сказала Яя. — Завтра все будет. — Своими возгласами она опять укрепила Риту. Изумляя подслушивающего их татарина, она продолжала: — Мы красивые! У нас все будет!

Глава 3. Приключение первое Она встретились с Яей на троллейбусной остановке. Яя уже стояла и ждала Риту. На ней был черный туго затянутый на голове платочек, который как бы уверял в ее скромности. У них с Ритой оказался схожий вкус — та, словно по договоренности, тоже была наряжена в скромный черный платок. Увидев Риту, Яя тут же пожаловалась, закатив глаза: — О! Как мне надоели эти мужчины! И она поскорее взяла ее под руку, и они пошли вниз по улице. К гостинице. Было уже темно. Мимо на большой вечерней скорости по пустой дороге проезжали машины. У столба они увидели девушку. Она рвала какие-то фотографии прямо внутри прозрачного пакета, мелко-мелко. Подруги обернулась на нее. — О! Нельзя никого полюбить! Еще одно доказательство! Тогда Рита вспомнила следующую историю: — Мне рассказали, что поймали одну девушку-проститутку из-за денег, не важно!.. — Рита говорила медленно, «по губам». — И ей отрезали уши!!! Вот так. Яя схватилась за косынку в тех местах, где уши, и закричала по-ненормальному: — О! Нет! Без ушей я совсем пропаду! Рита пораженно глянула на нее, тогда Яя стала пояснять: — Если меня поймают и если отрежут уши… И я еще неслышащая, и с отрезанными ушами! Все! Я тогда пропаду! Рита даже пожалела, что рассказала ей эту историю, и замолчала. А Яя еще метров десять несла на лице выражение отчаяния и тревожно глядела перед собой, обдумывая свою судьбу. В этом молчании Рита нашла себе новое занятие: встречала и провожала взглядом «идущие» навстречу ей туфли — черные, блестящие, с бантами и без, с бляхами, на каблуках — и сравнивала со своими, неважными…Увидела городскую сумасшедшую, которая на углу доедала расколотый, подгнивший арбуз. Яя спросила ее жестом: «Что у тебя там в мыслях?» — Я похожа на нее? — спросила Рита, указывая на безумицу. — Я тоже так люблю краситься… Яя холодно ответила: — Иди поцелуй ее! Так они пришли к гостинице. Яя сказала: — Надо ходить, ходить! Не надо стоять! И она потянула Риту, и они стали прогуливаться туда-обратно, туда-обратно. Яя делала вид, что она разговаривает с Ритой, и имитировала беседу: — Ну… вот… да-да-да! — Это ей было легче всего произнести. — Пни-ма-аешь? А?.. Да-даааа… О! Конечно! — Особенно она любила это последнее сочетание и повторяла его на разные лады: — О! Конечччно! А-А! Каааанечно!!! Поначалу Рита не сразу проникла в замысел Яи и раза три озабоченно переспрашивала ее, но потом поняла — ага, вот как надо. Тоже кивать, вскрикивать и реагировать по-разному. Они сделали остановку у киоска. Яя стала смотреть себе на руку, на то место, где обычно носят часы. Рита тоже решила принять участие, посмотреть вместе с нею, покачать головой на несуществующее чье-то опоздание (такая у них образовалась легенда), но на запястье у Яи часов не оказалось. Она просто смотрела на голую руку и кивала. Рите захотелось домой. Мимо прошел старый иностранец. Смаргивающий, как больной голубь. — Ф-ф-фуу! — скривилась Яя на него, когда он безразлично оглядел обеих. Было как-то безнадежно грустно стоять и «работать» у киоска. Из остановившейся машины выскочил мужчина с лицом наркомана и с огромным перстнем на мизинце. — Сутэрнэр, — сказала Яя. Она плохо выговаривала сложные слова. — Два, нет, три раза у меня не было денег. Я набиралась сил и стояла тут одна!!! — Она сказала это героическим тоном, гримасничая, и жалобно улыбнулась. — Те деньги много спасли меня! Они спустились погреться в подземный переход. Когда вышли, Яя толкнула вялую Риту и указала пальцем на полного мужчину, открывающего машину. Тот весело смотрел на них. Яя тут же помахала ему. Он помахал ей. И одновременно они сделали навстречу друг другу первые шаги. Когда садились в машину, мужчина, отступив на шаг, всё осматривал их со стороны и после каждого взгляда сосредоточенно смотрел на асфальт. Когда поехали, обернулся с переднего сиденья и поставил такое условие: — Только не халтурить, а?.. И наивная Рита удивилась (еще не осознавая себя той, кем назначилась в этот вечер) и даже переспросила ухоженного господина: — Как это? Мужчина был толстый, нестрашный, чистый, веселый, такой человечный, с пухлыми круглыми руками, в которых звенели ключи, когда он отпирал дверь квартиры. Квартира была съемная. В коридоре стояли коробки, коробки, одна упала на пол при их появлении, как живая. Голая лампочка. Он заглянул в комнату с единственным диваном. Рита и Яя стали снимать с себя свои тонкие холодные пальто. Рита решила накрасить губы. Она оттаивала от холода, параллельно думая обо всем авантюрно-простительно, водя помадой по губам, и увидела, поймав в зеркале, что-то такое неожиданно-быстрое: Яя в недоснятом, повисшем на одном плече пальто, стоит заломленно запрокинутая, и мужчина этот целует ее без всякого вступления. Яя по-глухонемому чуть простонала (громко и резко, отрабатывая программу), а мужчина поднял внимательный глаз на Риту и помахал ей вздутой своей ручкой, мол, иди сюда, к нам! — Ага. Да, я сейчас, — сказала Рита. И быстро закрылась в ванной комнатке. Пустила воду и, потрясенная, посмотрела на себя в зеркало. Из-за уха ее же собственный голос произнес насмешливо: «Ри-та». Она оглянулась — никого. Она прижалась лбом к собственному отражению, из зеркала она

услышала вздох, в дверь начали стучать, и под мычание глухонемой Яи мужчина стал спрашивать ее: — Что с тобой? Мы тебя ждем! Выходи! Когда она вышла, Яя неловко перекатывалась с мужчиной по казенному дивану с расстеленными газетами (газеты были чище, чем сам диван). На ней было расстегнуто платье, а он — еще в брюках. Скорее всего, он пока стеснялся своей толщины. Он тут же встал, тоже закрылся в ванной. Яя, прищуриваясь, заговорила: — Ты хочешь деньги вместе получать, а оставила меня одну, да? — Голос был уничижительный. — Да нет же! — промямлила Рита и стала для убедительности снимать туфли. — Тогда теперь ты его ласкай! Я устала! — сказала Яя. — Давай! Давай! И она демонстративно откатилась на край дивана, шурша газетами. Сложила руки на груди и стала наблюдать холодно, как не человек, ящерицыным взглядом. Он вышел, вдруг весь раздетый. — Это же первый этаж! Здесь нет штор? — с ужасом спросила Рита у него. — Ветки густые, еще листья не облетели, — сказал он, присев на край дивана. — Хорошо, что мы теперь с ней не одни. — Он кивнул на Яю. — Я ее боюсь, что она мычит? Пускай там остается. Пускай не обижается. — Деньги! Деньги где? — вдруг сказала Яя своим фальшивым резким голосом.

В такси Яя поделила деньги поровну. Одна стопочка и вторая стопочка. В этом городе у Яи не было своего родного дома, и она очень любила ночевать в гостях, где будет чистая белая постель, домашний суп, ванная с запахом крема и мыла, а главное — зеркало… Настроение у нее улучшилось, когда они зашли в коридор Ритиной квартиры. — Спать вместе? — просяще спросила Яя. Рита пожала плечами. Алеши, как всегда, не было. Яя, с грохотом скидывая туфли (она не контролировала звуки, всегда все делала громко), побежала на кухню. Открыла холодильник. Они легли вдвоем на одну большую постель, но одеяло было общее. Яя, как ребенок, тут же закинула ногу на Риту. Горела настольная лампа с зеленым абажуром. Яя, вспомнив, дернулась и забрала из-под кровати свою сумку, с которой никогда не расставалась, и спрятала ее под подушку. Опять послушно, как пай-девочка, легла щекой на локоть, рассматривая Ритино лицо, как впервые. Рита выключила свет. Легла в большую проваливающуюся подушку. Яя спустя какое-то время сказала: — Ты должна знать! — она привстала на кровати, опять зажгла свет, как для особого сообщения. — Если я не буду жить, как в раю, в тридцать три года, а буду жить, как сейчас, то я буду кончать самоубийством! Потому что так жить невозможно! — с надрывом воскликнула она. — Я буду добиваться. — Она остановилась и вгляделась Рите в лицо. — Ты не бойся. Просто я хочу, чтобы ты знала и потом… все поняла и не удивлялась. Она сразу выключила свет, закончив фразу. Рита зашевелилась, желая что-то ответить. Яя приказала: — Не зажигай свет. — И опять по-хозяйски закинув ногу на Риту, отчего им стало как-то спокойнее, сказала как главный идеолог-направитель: — Завтра. Завтра все будет. Посчитав утром деньги, Рита положила все в ящик стола.

Глава 4. Само собой Яя любила гулять. Гулять она приучала Риту. Был дождь, но Яя сказала: — Давай гулять. Она помахала рукой и потянула воздух, показывая тем самым, что вдыхать свежий дождливый воздух полезно. — Теперь понятно, почему ты такая худая, — сказала Рита. — Гулять-гулять-гулять, — весело повторяла та. Рита же не привыкла просто так бесцельно идти куда-то по холодной забрызганной улице на каблуках. — Я должна ждать… Как? Куда гулять? — Она сморщилась на подувший холодный ветер и нарочито завернулась в теплую кофту. — Давай пойдем туда, — потянула ее Яя. У них не было зонта. — Не люблю зонты, — сказала Рита. — Какая ты всегда грустная, — начала Яя, идя вихляющей походкой рядом. — Взгляд, как у… собачки. — И она подтянула кожу у глаз, имитируя взгляд Пьеро. — Да?!! — испугалась Рита. — Я не буду, я не буду больше! — Такой взгляд ей показался уродским. — Это из-за Алеши, да? Любовь! — хитро спросила Яя, она уже ревновала Риту. — О! Мужчины! — воскликнула она театрально и презрительно. — Все подлые. Думай о себе! Думай о себе! — навязчиво стала повторять, осматривая холодными глазами прохожих. Мужчины оглядывались на них. Они остановились под фонарем. — Мне кажется, вот как я умру. Меня убьют ножом в спину, — сообщила романтическая Рита. — О! Красиво! И ты знаешь, кто? — Да, я не выдам его. Это будет на вокзале. — В спину? — Но он аккуратно положит меня на перрон, из жалости и чтобы я увидела его лицо. — Спасибо ему! Но ты будешь хотя бы богатой? — Буду. Буду приглашать тебя на завтраки в самые лучшие отели мира. Буду приглашать на завтраки и обеды самых интересных людей, но только по одному разу, поболтать за едой. У меня будет свой остров. Такая сухая чопорная дама в перчатках. Яя обиделась. — Как красиво! Она взметнула свою руку и несколько раз восторженно потрясла ею перед лицом подруги. Рита отшатнулась от нее — была большая вероятность, что Яя заденет ее своими острыми «ящерицыными» ногтями. Они помолчали. Рита посмотрела, как там с дождем. — Пошли к мужчинам, — сказала Яя, приставляя сложенные в щепоть пальцы — обозначение по-глухонемому слова «мужчина». Какой-то пьяный им встретился в переулке. Он, шутя, загородил им дорогу. — Куда это вы? — спросил он весело. Яя обеспокоилась, шарахнувшись от него. — Что? Что он говорит? — спросила она Риту. — Спра-ши-ва-ет, ку-да это мы? — перевела ей Рита. — А, — воскликнула Яя и ответила, обегая его: — На работу! «Добыча» была найдена около киоска с горячими бутербродами. «Добыча» была легкой. Мужчина — толстый молодой иностранец, белобрысый, простой. Они вели его под ручки в Яино общежитие. По его молчанию напряженному чувствовалось, что попался жадный и недоверчивый. Он шел, но каждую секунду казалось, что готов остановиться, так он сомневался, тратить ему свои деньги или не тратить. Нужно ли, стоит ли, хочется ли… Яя, отвлекая, рассказывала ему про свою жизнь. — Вот юбка! — высоким голосом пропевала она, щепотью худых пальцев задирая ее повыше прямо к его белобрысым глазам и показывая поношенное качество материи. — Бабушкина! Стоила семь рублей! Рита кивала. Как бы переводила. — Бедная жизнь! (Шумно вздыхала.) Где вам еще так повезет? — добавляла она, оглядывая его некрасивую внешность, хотя он плохо понимал по-русски. Тот отчужденно пожимал плечами. Опять думал, похоже, о денежных проблемах. Прошли мимо церкви. Яя нарочито показно перекрестилась. Сгримасничала кротость. Рита же в этот момент увидела, как бездомная черная собака нюхает дохлую крысу. Тогда Рита, отстраняясь от иностранца, скомандовала: — Фу-фу!… — И, повернувшись к Яе, сказала: — Она, наверное, очень голодная. Рита посмотрела на иностранца со свертком горячих бутербродов, тот только пожал плечами. Как раз возле церкви за забором находилось общежитие, одноэтажное здание с решетками на окнах и с табличкой, что в нем выступал Ленин. Яя объявила: — Это моя тюрьма! У крыльца надпись: «Общежитие общества глухонемых». Поднялись по бедной деревянной лесенке. Яя их пока оставила в темном коридоре, сама первая зашла в комнату. Перед дверью она сняла туфли, как в деревне, и вошла босиком. Вообще, здесь перед каждой дверью стояли горки истрепанных сандалий, шлепанцев. Пахло бедной едой. Иностранец абсолютно ничем не интересовался и стоял смирно, с вежливой улыбкой рассматривая Риту. Тут Яя выглянула. Они затянулись к ней в комнатку с двухэтажной кроватью-«нарами». — Это моя! — Яя с улыбкой похлопала по «второму этажу». Иностранец сел на «первый этаж», пригнув голову и уперевшись взглядом в круглое зеркало на стене. Здесь было так тесно, что все было близко. Прямо под носом у клиента висела в отражении его прозаическая физиономия, как гиперреалистический портрет. На полке с одной-единственной книгой стоял лакированный на керамике портрет мужчины, как на могилку — с серьезным и бдительным лицом. — Это муж моей соседки из другого города! — сказала Яя, жестикулируя, плюхаясь рядом с иностранцем на «первый этаж» в полумрак. — Но у нее есть любовник из соседней комнаты! — успокоила она. Иностранец достал кошелек, когда наступила томительная пауза. — Стой! — вскричала Яя и бросилась зашторивать окно, а потом хлопотливо подбежала к двери и задвинула засов. Теперь все было готово.

— Я тебя, — иностранец вдруг заговорил по-русски, ткнул в Риту пальцем в дверях, когда уходил, — жду у церкви. Да? — Да-да. — сказала Рита поспешно, чтобы Яя не слышала — та отслаивала деньги, вмятые в простыни. Он зачесал ладонью редкие волосы, перебросив их на затылок, крякнул и пошел, громко стуча ботинками по деревянному полу. Гоняясь за выгодой, они всегда соблюдали верность друг другу. Рита расшторила окно и молча смотрела, как уходит самоуверенный мужчина с мясистой спиной, пока Яя хрустела деньгами и делила их пополам, сидя в одних чулках в полумраке ниши «первого этажа». В комнатке за такой короткий отрезок времени сразу воцарился беспорядок, бордельный и грязный. Хотелось поскорее убраться отсюда. Яя протянула свернутые бумажки, как выдают бухгалтеры зарплату в окошке. — Жа-а-дный, фу! — коротко определила она его, и больше о нем не вспоминали. Одеваясь, Яя подошла к зеркалу, посмотрелась. — Ма-а-а-ленькая у меня грудь! — грустно протянула она, вздыхая. Вернулась, села рядом с Ритой, провела рукой по ее груди, улыбнулась. — Нра-а-а-вится мне! — пояснила она.

Глава 5. Жалобы С чистыми волосами, с приготовленным супом, накрашенная, Рита всегда сидела и ждала его перед окном. Пропускала взглядом тараканчиков на подоконнике и всяких не-Алексеев, бегающих по двору. Всегда перед ней стояла чашка крепкого чаю. Она опускает указательный палец в чай и смазывает виски, щеки… и слышит, как звонит телефон: — Алеша!!! — говорит она. — Это говорят от Яи, — зарассказывал по телефону чужой голос. (Пауза. Шептание.) — Она передает вам, что у нее все плохо!.. Тут, видно, Яя вырвала трубку и прокричала отчаянно, оглушая Риту: — Горе!!! О, горе у меня!!! — Что случилось? — тоже кричит Рита. Опять меняется трубка на чужой, старающийся быть нейтральным голос, и объясняет: — Она говорит: «Меня уволили с работы!» — Да вы что? Почему? — Она говорит, девушка, на место которой ее взяли работать, ушла в декретный отпуск. И вот недавно, три дня назад, у нее украли ребенка, так что она опять досрочно возвращается на работу, а вашу подругу увольняют. Пауза. Голос кхекает: — Что передать? Говорите! — как телеграфист, повторяет он. — Ну и что она теперь говорит? — отзывается Рита. — Пускай едет ко мне. — Сейчас. — Голос опять обсуждает что-то с Яей.- Она спрашивает вас, когда вы пойдете на работу. — Какую работу? — Она говорит, — продолжает «переводчик», — «она знает, какую работу, вечером сегодня!» Она вырывает трубку… — Я еду к тебе! — это уже Яин голос.

— Чай? — спросила Рита, уже зная и умея изъясняться по-глухонемому жестами. — Красивый взмах руки, как будто два сомкнутых пальца отлетают от губ. — Да, да, — трясла Яя кудрявой головой, по общежитской привычке снимая на пороге обувь. — Ужас, — стала она рассказывать прямо из коридора. — Я ехала в метро и видела, как глухие разговаривали между собой про меня и сказали, что я проститутка!!! — Откуда они узнали? — Просто обсуждали меня, не поняли, что я тоже глухонемая и все понимаю. Ужас! Вот я обратно ни с чем. Как я буду жить? Сели за стол. Рита сказала: — Я думаю, где Алеша, как давно его нет… Она посмотрела на его пиджак на спинке стула. Яя ревниво скривила лицо. — Зачем он тебе? — тут же придумала причину. — Пьет где-нибудь. — Ты несправедлива к нему. Одна история. Им с другом уже вырыли могилу на Ваганьковском кладбище, там Алешина молодая мама похоронена, такое совпадение!.. Они стоят на краю могилы, а один из убийц стал рыться у Алеши в бумажнике и нашел мою фотографию. «Кто это?» — спросил он. И Алеша сказал. «Не знаю, просто какая-то девушка». А если бы он сказал: «Это та, которую я люблю больше жизни», они бы не оставили меня, поэтому-то он такой. Говорит, уезжай от меня, но все равно любит меня. — Уже целую неделю ты страдаешь на моих глазах! Мне больно на тебя смотреть! — восклицает Яя, пытаясь поймать Ритин взгляд. — Он не ценит тебя. Твою любовь. Я знаю, когда любишь!!! — Она говорила простыми фразами, но они убеждали сильнее, чем сложные и умные речи слышащих людей. — Ты красивая. Я тебя люблю. У нас много будет денег. Зачем тебе Алеша? Рита запоздало горестно соглашалась с некоторыми мыслями подруги: — Да… — Ох, ты наивная! Я! Я все знаю. Слушайся меня! Яя острым пальцем с пикообразнозаточенным ногтем затыкала в кружева на груди. Она налила себе заварки в чашку. Посмотрела на Риту наигранно добрыми-добрыми глазами и даже охнула — так ей хотелось быть убедительной. — Ох! Ты моя наивная! Сегодня пойдем к одному глухонемому сутэрнеру… — Да… Деньги… Если будут деньги, я смогу откупить его от долгов… — Что??? — закричала презрительно Яя. — Ты будешь их так зарабатывать и… отдавать Алешке? Ужас и негодование проступили у нее на лице. Рита ответила: — И тогда я уйду… Опытная Яя сказала: — Себе! Себе деньги! Он думает о тебе? Нужна красивая одежда. Будешь красивая. Это еще больше денег. А из денег можно сделать себе счастье! Помолчали. Яя опять ожила. — Наивная, наивная, — навязчиво повторяла она. — Ты не видела жизни. — Есть одно платье — он подарил, но я не могу в нем, оно с расцветкой американского флага. Есть плащ, очень белый и пушистый… В молчании они допили свой чай. Яя вдруг спросила: — А если придет Алеша ночевать, то с кем ты спать ляжешь? С ним, да? И она стала обличительно прищуриваться, не отрывая взгляда. Рита удивилась, тягостно вздохнула. — Я не верю, что он вернется скоро… — Ты! — сказала Яя, тыкая отточенным ногтем в грудь. — Со мной! Ты ляжешь спать со мной. Да? — Хорошо, так я его накажу, если он придет. — Надо сдвинуть нашу кровать покрепче, чтобы не расползалась! — радостно проговорила Яя и поцеловала Риту в щеку ближе к губам, схватив узкой «ящерицыной» рукой за плечо. — Люблю тебя!

Глава 6. Выселение из общежития Поехали на троллейбусе. Яя всегда экономила деньги. Здесь было так тесно, что девушек сначала сжала, а потом разъединила толпа. Рита определяла, где Яя, только по ее периодически громкому восклицанию-взвыванию на весь троллейбус. «Помоги мне Бог только вырваться с этой земли!!!» Видимо, Яю еще раз крепко сжали и она опять не выдержала и прямо из самой души у нее самовыкрикнулась просьба-вопль. Весь троллейбус глянул на встрепанную Яю, проталкивающуюся к дверям. Но просила она не смерти, как подумал весь народ, а просьба ее была политическая — Яя уже давно мечтала покинуть родину и жить в другой стране, где «не так сохнут мои руки, и кожа разглаживается, как у молодой, и глухонемые считаются норррр-мальными!!!». — Всех перехороню, — сказала она Рите, сойдя на остановке, — чтобы уехать с чистой совестью с этой земли! Они долго стучались в двери общежития, потом посильнее толкнули, они сами открылись. Прошли по узкому коридору с блестящими от коричневой масляной краски полами. Рита хотела обсудить с Яей, какой это противный цвет, но каждый раз путалась и думала, что Яя — не глухонемая, а дальтоник, а когда вспоминала, что наоборот, то уже происходили другие события. На душе было тяжело. Кто-то выглянул из своей комнаты, как зверек. Яя приветливо кивнула, но голова, только полюбопытствовав, быстро исчезла. Лицо у Яи посерело. Рита тут же не преминула понимающе-сочувственно поддержать ее: — Как ты могла здесь жить, бедная? В комнате на этот раз находилась глухонемая Яина соседка. Зная об увольнении Яи и ее выселении, она уже распорядилась — Яины платья, чашки, туфли она свалила в распахнутый чемодан на полу. Увидев пришедших, соседка Марина тут же замахала руками, деловито показывая, что очень торопится и ей надо все закрыть на ключ. Оглядывая Риту, тут же распознав в ней слышащую, она добавила ненатуральным, фальшивым голосом: — Быстрее! Быстрее собирайте свои вещи! Слова у нее получались более разборчивые, но голос был лишен той прелести и обаяния, которыми обладала Яя. Она тут же отвернулась и стала подкрашивать губы, смотрясь в настенное зеркало, а заодно подглядывая за девушками в него. Рита села на нижнюю полку кровати. Немая хозяйка тут же закричала, обращаясь не к сидящей Рите, а к Яе: — Скажи ей, пусть сядет на стул!!! Рита пересела на стул, оскорбленная, ведь она подогнула край белья. Яя, по локоть запустив руку в чемодан, порылась в своих запыленных вещах и тут же обнаружила пропажу. — У меня украли туфли! Боже мой!!! — тут же она пожаловалась Рите. Рита поднялась со стула, чтобы начать защищать подругу. Немая соседка тут же оторвалась от зеркала, словно ожидая скандала, закричала так громко, как и некоторые слышащие не смогут закричать: — Что вы на меня смотрите?!! У нее всегда все пропадает!!! Ты думаешь, я воровка? — А куда пропало? — стараясь медленно проговаривать, встряла Рита, неприязненно глядя на соседку, заступаясь за Яю уже со слезами на глазах. — Ага, ну, ладно, — нейтрально сообщила немая Марина и выскочила из «купе». Через мгновение появилась с молодым рыжим мужчиной с уже совсем назревшим розовым ячменем на глазу. Он, как бычок, наклонил набок голову со спутанными тонкими волосами — сразу же обнаружилась посередине головы нежного цвета лысина. Однако лицо его постепенно стало искажаться злобой, такой предельной, патологической, вихревой, какая бывает у злодеев в фильмах или у выстрадавших ее маньяков. Его прозрачное лицо с лирическими веснушками покраснело, и засунутые в карманы руки он сжал в кулаки. Соседка почувствовала себя уверенней, опять удивляя Риту, что неслышащая умеет производить такой сильный гортанный звук. — Как ты смеешь? — кричала она протяжно и размахивала перед лицом Риты руками с шевелящимися пальцами и даже пыталась в таком маленьком помещении наступать на нее с угрожающим лицом. Но в такой тесноте отступать было некуда, и Рита удивленно и брезгливо рассматривала ее. Та продолжала: — Кто ты такая? Пришла, развалилась на моей кровати! Мужчина нахмурился. Тут Яя загородила собой Риту и перешла на свой язык. Сразу стало тихо, только остался некий физический звук: когда они «разговаривали», то во рту у них щелкало, чмокало, выскакивали звуки из непроизнесенных слов…

Нагруженные вещами, они вышли на воздух. Яя сказала: — Любовник мог тебя ударить! Они молча, с испорченным настроением завернули за сарай рядом с общежитием. — В этом дворике на меня напал один, но его нашли, и судили, и дали несколько лет! Мужик!.. — снова сказала Яя, потом вдруг: — Правда, она красивая? — Кто? — Марина, соседка, она красивая? — Да ты что!!! — Рита так возмутилась, уже переняв обычное Яино гримасничание, выражая преувеличенно свои эмоции. — Нет! — упрямо сказала Яя. - Я совсем глухая. А она — только на пятьдесят процентов! Ты слышала, как она хорошо разговаривает, и ты ее понимаешь! Она умеет жить! Я не умею. Я не умею так кричать. У нее есть муж и есть любовник. И все ее любят, защищают. Муж приезжает, так ее любит, защищает, я ее ни разу не выдала никогда! А я всегда одна, одна, одна… — Яя никак не могла успокоиться таким проводам оттуда, где столько лет прожила. — О! Марина, она такая хитрая. Она никогда не раздевалась передо мной голая за пять лет! Я думаю, у нее фальшивая грудь. — Яя задумалась, вспоминая, — Все ее боятся. Если она улыбается, то все через силу ей тоже улыбаются. Хотя все ее ненавидят. Она сильная. — Ну и что хорошего? — не понимала Рита. — Она такая злющая, у нее такой урод любовник с ячменем. Она сидит в этом номере с нарами. Интриги, борьба. Слава Богу, что ты ушла оттуда! — А куда я ушла? Куда мне идти? Что будет со мной? Яя даже приостановилась, чтобы поплакать. Отчаяние так захлестнуло ее, что у нее даже не было сил нести дальше сундучок с одеждой и посудой. Она поставила его на землю. Остановились они как раз рядом с церковью. На ступеньках сидела безумная, из городских сумасшедших, попрошайка-нищенка. — Вот, погляди на нее, — вдруг сказала Рита, сбив Яин настрой, — я такая же, как она! Мне хочется остаться рядом с ней, я так похожа на нее, мне нравится, как она живет, не как я… — изводя и растравляя себя, говорила Рита, но осеклась. Когда поднялись снова в путь, Рита продолжила: — Начнем новую жизнь. Будем жить вместе. Будут всегда цветы на столе. Будем помогать друг другу. Ты хочешь? Яе стало лучше — она повеселела. — Да, я тоже хочу. Идти в церковь в платочке. Молиться. Она изобразила, с каким напыщенным лицом будет ходить в церковь и молиться. — Во всем черном, — вставила романтичная Рита. — Да, в узком черном платье, скромные и красивые, — мечтала Яя. Разговор их иногда мог быть неслышным, так как Рита произносила отдельные слова одними только губами и помогала себе выученными жестами или просто гримасой. Когда они вернулись, вдруг дверь им открыл бледный, как принц, Алеша, которого сегодня никто не ждал. Он курил. Весь окутанный дымом, отстраненный и нейтрально-доброжелательный буквально ко всем, с безупречными манерами, он пропустил их со слегка тревожным выражением на лице. Невидяще уставился на сундучок Яи, но думал о своем, непроницаемом. Держался он странно, помертвело, так что даже Яя, не говоря о Рите, испугалась его чрезвычайно прямой осанки с откинутым гордым аристократическим профилем. Он так держал себя, что его и невозможно было по-влюбленному поцеловать или обнять после долгой разлуки. Рита имела право только влюбленно смотреть. Потоптавшись отчужденно, он тут же ушел в гостиную, где его ждала компания каких-то незнакомых опасных мужчин. Все стояли, окружив круглый стол с темно-зеленым сукном и низким абажуром. Алексей затянулся к ним, закрыл руками, скрещенными за спиной, створки двойных дверей. Не разбирая сундук, девушки прошли в другую комнату. Алеша заглянул к ним, уже одетый в габардиновое серое пальто и опять курящий. В глазах был страх. — Ложитесь спать? — спросил он, доброжелательно кивнув Яе. — Отлично, ты не одна. Я ухожу. Я позвоню, — холодно добавил он. И, не дожидаясь ответа, только схватив ужасный Ритин взгляд, он поспешно удалился, загадочный, трагический, безнадежный, растерянный, уязвленный. Внизу у подъезда, спустившись в темноту, Алешу ударили в живот у стены, но не сильно, и он устоял на ногах. Вытер губу. Тот, кто его ударил, был пьян и стар. — Алеша, купи еще выпить, — сказал он ему. Все сели в несколько машин.

Глава 7. За завтраком Общие несчастья и общий грех соединили их чувством большим, чем дружба. Это был особый род человеческой привязанности, почти любовь — просто как родство, будто в них текла одна кровь. И чем дольше они общались, тем делались более похожи друг на друга и лицами (даже черты лица обострялись или утолщались у той и другой), и гримасами, и интонациями голоса, вибрирующего, как при заклинаниях, и некоторыми выражениями, которые они перенимали одна у другой, уродуя в одном случае и украшая в другом. Риту уже принимали за глухонемую, а Яю за ее сестру. И чем больше они общались и страдали вместе, тем больше утверждались в мысли, что им нельзя расставаться, так они замечательно подходили друг другу. Яя успешно боролась за Ритину душу, за обладание этой душой, но знала, как силен и любим Ритой ее противник Алеша. А без него они зорко уже