Александр Баширов: «Мир пока объясняют левые...»

Александр Баширов

Международный фестиваль независимого кино «Deboshir», или «Чистые грезы», — акция уникальная. В том смысле, что для проведения ее нет никаких прагматических резонов. Желание заработать деньги? Нет. Фестиваль проводится за гроши, большинство сотрудников работают бесплатно, а значительное число участников прибывают за свой счет. Продемонстрировать «городу и миру» новейшие достижения независимого кино? Тоже нет. В конкурсной программе — фильмы, снятые три, пять, а то и семь лет назад, уже показанные на многих фестивалях и даже получившие там призы. Обнародовать архивные редкости? Опять-таки не для этого. Ретроспективный показ включает общепризнанные шедевры, от «Стачки» (разве что озвученной «вживую» группой «Текилаjazzz») до «Уик-энда» и «Сделано в США» Годара. Может, затея состоит в том, чтобы устроить супертусовку с привлечением модных художников и музыкантов? Да, на фестивале играют действительно легендарные люди — от В.Бутусова до группы «Ленинград», — но зрители и слушатели при этом исчисляются в зале десятками. Стадионные фанаты отдыхают. Они даже не знают, что где-то на окраине Питера проводится диковинный «Deboshir». Невзирая на скромность и даже камерность мероприятия, вдохновитель, организатор и бессменный президент фестиваля А. Баширов определяет его задачи так. «Дорогие друзья! — гласит текст, помещенный на обложке буклета рядом с фотографией Баширова в виде мыслителя в подштанниках и с сигаретой в зубах. — Недавно узнал следующее. Солнце — одна из примерно 500 тысяч миллионов звезд, образующих Галактику под названием Млечный путь. Во всей Вселенной имеется около 100 тысяч миллионов галактик. Кроме того, Вселенная постоянно расширяется. Куда? Я думаю, задачи фестиваля очевидны. Воодушевленные! Желаю всем нам удачи». Следует, видимо, полагать, что цель фестиваля — произвести некий взрыв, не то усиливающий, не то задающий правильный вектор «расширению Вселенной». Место и время для этого выбраны идеально. Место — город Санкт-Петербург, «колыбель революции». Время — 7-10 ноября, когда недовольство погодой, климатом и вообще наличной действительностью достигает взрывоопасного пика. Идеально выбраны и кинематографические компоненты «взрывчатки». Баширов как человек с абсолютным вкусом строит драматургию фестиваля вокруг поистине гениальных образцов пролетарского, левого, революционного кино. При этом «Стачка» С. Эйзенштейна, «Энтузиазм» Д. Вертова, «Познавая белый свет» К. Муратовой — маньеристская вариация канонического советского сюжета о комсомольско-молодежной стройке, — демонстрируются тут не для того, чтобы в очередной раз доставить удовольствие гурманам-синефилам, но чтобы подвергнуть «атаке» (любимое слово Баширова) инертное сознание растерянных современников. Он, как щепотку дрожжей, вбрасывает великое кино в невнятное месиво нынешней жизни в надежде спровоцировать революционное брожение умов. Недаром Эйзенштейн, Вертов, Годар и Муратова соседствуют на фестивале с отвязанной продукцией сегодняшних нонконформистов. Недаром здесь проводятся «круглые столы», где обсуждается и осуждается судебная возня вокруг таких одиозных «жертв режима», как В. Сорокин и Э.Лимонов. В целом пространство «Deboshirа» устроено следующим образом. В центре — малый стеклянный куб — аквариум со спонсорской водкой «Вальс Бостон», которую две прекрасные девы в розовом раздают всем участникам; водочные пары, смешиваясь с эманациями великого кино, современной рок-музыкой и зажигательными речами разномастных «противников режима», образуют своеобразную «дебоширскую» атмосферу внутри большого стеклянного куба — здания Ленинградского дворца молодежи, где размещается фестиваль. За пределы этого пространства общественное брожение не выплескивается. Да и внутри все, в общем, достаточно корректно. Если не считать мелких эксцессов, вроде пьяного «наезда» экс-редактора газеты «Еще» на академика Топорова в ходе дискуссии о проблемах «политической порнографии» или незапланированного появления казачьих атаманов с антисемитскими лозунгами на «круглом столе» «Искусство как политика, политика как искусство». Все происходящее на фестивале носит характер комнатного антибуржуазного бунта, этакой маленькой «октябрьской революции» в стакане воды. Занятно, возбуждающе, местами — гениально, местами — шокирующе, местами — не пойми как. Но поражает при этом практически полное отсутствие каких-либо новых идей и лозунгов как художественного, так и политического толка. Весь идейный реквизит позаимствован из прошлого. Неужто протест против квазибуржуазного нынешнего застоя способен облечься лишь в такие вот архаически-революционные формы? Ведь уже пытались, используя энергию недовольных, угнетенных масс, взорвать мир, поменять траекторию движения планеты. Не вышло. Иллюзии рухнули, погребя под собой миллионы жертв. Так почему же художников так тянет вновь поиграть с остатками этого динамита. Левые идеи все больше входят в моду в эстетских кругах. Игнорировать эту тенденцию невозможно. Когда Б. Березовский пытается подружиться с А.Прохановым, это можно списать на политический интерес. Но когда М. Трофименков и другие рафинированные интеллектуалы дают Проханову премию за роман «Господин Гексоген», в их искренности сомневаться, увы, не приходится. Об этом странном феномене ретрореволюционного, авангардно-консервативного сознания мы и решили побеседовать с отцом-основателем фестиваля «Deboshir».

Наталья Сиривля. Ты устраиваешь фестиваль как такую маленькую революцию…

Александр Баширов. Ничего я не устраиваю. Замысел был научный, аналитический. Я просто пытался соединить Эйзенштейна, Дзигу Вертова и Годара. Это была главная тема, вокруг которой должно было строиться все остальное. Мне хотелось посмотреть, происходит ли их сопряжение с реальностью? Насколько все это актуально?

Н. Сиривля. Ну и как? Актуально?

А. Баширов. На самом деле неактуально.

Н. Сиривля. Почему?

А. Баширов. Не популяризируется пока. Любая научная концепция проходит через какие-то этапы, и самый последний этап — популяризаторский, когда она становится формулой, идеологией — страны, чего угодно.

Н. Сиривля. А в чем концепция?

А. Баширов. Мне было важно понять, как культура всемирная соотносится с отечественной культурой. Насколько русский авангард 20-х годов является основой современной визуальной культуры.

Н. Сиривля. Только визуальной?

А. Баширов. Не только — идеологической и прочей. Я такие вещи рационально не формулирую. Мне хотелось это чувственно, через кино ощутить. И чтобы другие ощутили. Может быть, тут комплекс неполноценности. Я имею в виду общий, национальный…

Н. Сиривля. В данном случае для комплекса неполноценности нет никаких оснований. Фильмы русского авангарда, показанные на фестивале, — из числа абсолютных шедевров. Мои знакомые, посмотрев на открытии «Стачку», сказали: всё, дальше нужно только пить пиво и водку, потому что умри — лучше не снимешь.

А. Баширов. Это хорошо! Сразу так — «мордой об стол», чтобы люди понимали: все уже сделано. Состояние кинематографа последних двадцати лет требует именно, чтобы люди смотрели «Стачку» и другие фильмы, которые я показываю. Чтобы не был потерян критерий. А то все у нас происходит по принципу «на безрыбье и рак рыба».

Н. Сиривля. То есть ты считаешь, что кино выдохлось, потеряло всякую энергетику?

А. Баширов. Да, все как-то по-пластунски ползут. Берут крепости ползком. А может, и вообще не берут. Так, лежат и счастливы, что паразитируют на свалке культуры и цивилизации.

Н. Сиривля. Помимо неоспоримых художественных достоинств, фильмы, составлявшие основу программы, были отчетливо окрашены в тона левой, революционной идеологии.

А. Баширов. Ну, следующий фестиваль можно сделать с правыми идеями. Хотя самовоспевание богатства почему-то не является художественно стимулирующим. Конформизм художнику не подходит. Хочется чего-то революционного, бороться с чем-то. Левые футуристы отличаются от правых футуристов, Маринетти отличается от Маяковского. Но футуристы, фашисты — в 20-е годы все это как-то работало. К идеологии они относились страстно. Так что проблема в страсти. А левый окрас — он не принципиален… Он из ретро.

Н. Сиривля. Вот и мне показалось: весь ваш революционный пафос — глубокое ретро.

А. Баширов. Ну и сегодня есть, конечно, легкая фронда против всеобщего «Давайте обогащаться!». Фронда против коммерческих фильмов. Люди, которые снимают кино для денег, импотентны. Они не создают свой художественный мир и в результате очень быстро исчерпываются.

Н. Сиривля. Современные картины, показанные на фестивале, тоже зачастую используют чужие художественные образы. Например, в финской картине «Назад в СССР» Яри Халонен бегает Ленин-вампир. Или образ Гаврилы Принципа в «Анархистах» Томаша Тота. То есть левые художники тоже паразитируют на каких-то уже существующих концепциях и образных мирах.

А. Баширов. Нет, расщепление готовых знаковых систем — это определенная работа, в отличие от простой имитации чужого художественного пространства.

Н. Сиривля. И все-таки почему же творческий импульс, фрондерство, недовольство существующим приобретают этот ретрооттенок?

А. Баширов. Ретрооттенок? Может быть, это ностальгия… Я так думаю. Для меня лично — это ностальгия по Модерну. С большой буквы.

Н. Сиривля. Я понимаю. Ты не любишь постмодернизм. Но ведь он, говорят, уже кончился…

А. Баширов. Значит, начался постпостмодернизм, когда едят уже то, что съедено. Как это называется по-научному?

Н. Сиривля. Копрофагия.

А. Баширов. Есть ощущение определенного тупика. Но оно достаточно позитивное. Это не общий тупик. Это тупик той модели жизни, которую представляют как раз правые…

Н. Сиривля. Знаешь, есть проблема, связанная для меня с общественно-публицистической составляющей твоего фестиваля — с «круглыми столами», например.

А. Баширов. Да, там у нас были и нацболы, и всякие такие странные персонажи.

Н. Сиривля. Мне кажется, что революционная идеология, чудесная и вдохновляющая на уровне эстетического жеста и хэппенинга, как-то слабо в сознании многих, кого я там видела и слышала, отграничена от экстремизма реального, политического. Вот идет обсуждение: является ли то, что Лимонов вооружает какую-то «дикую дивизию», писательской акцией, «текстом», который он таким странным образом создает? Или это попытка «насильственного свержения существующего строя»? Присутствующие нацболы прекрасно чувствуют разницу, они играют словами «бунт», «восстание», используя трибуну для рекламы собственной партии и своего лидера. Но я вижу, что рядом сидят люди, которые все эти слова воспринимают всерьез. И в результате лихие призывы «к оружию» начинают казаться реально опасными. А когда появляется казачий атаман…

А. Баширов. Да? Смешно!

Н. Сиривля. Испуганный Миша Трофименков вынужден просто свернуть дискуссию, поскольку чувствует: дело сейчас дойдет до того, что ему будут бить морду…

А. Баширов. Хорошо! В прошлом году дрались. Это здорово, что такое происходит. Что творческие персонажи и политические хоть как-то схлестнулись… Люди увидели, что рядом еще кто-то существует.

Н. Сиривля. В том-то и дело, что они не схлестнулись, они практически слились.

А. Баширов. Ну, слились… Д’Аннунцио как-то собрал группу футуристов, и они захватили Триест. Побегали по городу и свалили. Черт его знает…

Н. Сиривля. Когда не литературные, а натуральные фашисты захватывают Триест…

А. Баширов. Я не несу ответственность за людей, которые высказывают на фестивале свои идеи.

Н. Сиривля. Но ты же их приглашаешь.

А. Баширов. Должен быть пейзаж. Определенный пейзаж. Пусть выскажутся. Свободу слова никто не отменял. Пусть вступают в полемику. Это нормально. У меня принцип: на моем фестивале за дебош несет ответственность сам дебошир. Оплачивает разбитые стекла, решает свои проблемы. Человек напился, упал — это его право. Упал — пусть лежит, никто его не тащит в милицию. Вот уже пять лет, казалось бы, такой специальный фестиваль — и никаких эксцессов.

Н. Сиривля. Что считать эксцессом?

А. Баширов. Какую-то драку с вызовом ОМОНа, демонстрации с антиправительственными лозунгами.

Н. Сиривля. Это было. Просто тихо, в рамках научной дискуссии.

А. Баширов. Ну, во всяком случае, я не вижу тут никакого диссидентства и профессионального поливания власти, как это происходит на «Эхе Москвы» или как было на прежнем НТВ. Есть такая группа людей, которые во всем обвиняют власть. То есть само слово «власть» является для них жупелом, как для любого анархиста, хотя они и называют себя демократами. В результате они борются с государством, которое, по Марксу, есть инструмент насилия в любом обществе. И глобалисты используют этих анархистов для разрушения государства, конкретно — Российской Федерации.

Н. Сиривля. А ты не анархист?

А. Баширов. Нет, я не анархист. Я вообще не политик. Единственное, что я могу, — размышлять по этому поводу и слушать. Меня волнует музыка русского языка, всякие разные персонажи, ощущение актуальности, «шум времени».

Н. Сиривля. Но те регистры русского языка, которыми оперировало бывшее НТВ, тебе неприятны?

А. Баширов. Почему неприятны? Просто я слышу фальшь, слышу, как спекулируют словами. «Свобода», «либерализм»… а в подтексте — примитивное отрицание государства. Почитай «Вехи», тогда разумные люди уже всё понимали. Но до сих пор происходит то же самое. Киселевы и Политковские бегают, с ума сходят… Это же анахронизм! Я смотрю и думаю: почему они такие несовременные?

Н. Сиривля. А твои-то идеи современны?

А. Баширов. Организация людей без насилия невозможна. Вопрос в мере этого насилия. В XVIII веке люди придумали, что государство — это «общественный договор», в XIX — что это «машина для подавления», в ХХ веке принцип национального государства вообще был поставлен под сомнение. И все согласились. Очень многие на Западе активно это проповедуют. Как ни странно, они проповедуют две вещи: что государство не нужно и что должно быть право наций на самоопределение, как с Чечней. И при этом называют себя демократами. Тут надо как-то определиться. Это же полный хаос в понятиях! Люди используют лозунг национального государства, чтобы потом отказаться от этого государства и вступить, допустим, в Евросоюз. В результате ими руководят чиновники из Брюсселя, и они, вместо того чтобы давать деньги на кино, вынуждены содержать европейскую бюрократию и платить американским рабочим, которые делают оружие для НАТО. То есть везде есть точки, где художник находит противоречие. Это противоречие между желанием биомассы вкусно кушать и сладко спать и странными организмами, которые хотят делать что-то еще. Правда, они тоже хотят кушать. И все это опять кончается левыми объяснениями. Потому что пока мир объясняют левые. Правые его унифицируют. Я тебе скажу. Вот был фестиваль. Абсолютно классический фестиваль…

Н. Сиривля. Да, по подбору фильмов — абсолютно классический.

А. Баширов. Авангард — это классика. Это концепт фестиваля. Я считаю, чем человек авангарднее, тем он классичнее.

Н. Сиривля. То есть классикой для тебя является модернизм?

А. Баширов. Классика — это совершенство модерна. И русский революционный авангард вписывается в него прекрасно.

Н. Сиривля. Но ведь с тех пор прошли годы. Мы живем в другом тысячелетии. И эта ретротенденция при том опыте, который человечество приобрело в ХХ веке, кажется мне какой-то возвратной корью, «детской болезнью левизны». Пора искать другие формы фронды, сопротивления, отстаивания своей свободы, самоопределяться в геополитическом, просто политическом и духовном пространстве как-то иначе.

А. Баширов. Заметь, исторически все «измы» придуманы на Западе, все религии созданы на Востоке. И, исходя из этого, все религиозные системы — левые. То есть христианство, мусульманство и т.д. И православие — тоже левое.

Н. Сиривля. Восток, вообще-то, на карте справа.

А. Баширов. Они левые, если взглянуть на них сквозь призму сегодняшних проблем. Религии как мифологические системы существуют и как-то организуют духовную жизнь людей. А все, что мы имеем с правой стороны, — это западная потребительская цивилизация, где главное — деньги. И деньги нужны не для того, чтобы быть свободным от денег, а чтобы организовать собственную жизнь в соответствии с желаниями транснациональных корпораций, которые через СМИ заставляют людей покупать производимый ими продукт. В конце концов человек становится суперпотребителем вещей, про которые он сам не понимает: зачем они нужны. Основная проблема западной цивилизации — невозможность остановиться в смысле создания все новых потребностей.

Н. Сиривля. Значит, по-твоему, все, кто сопротивляется магистральному вектору развития глобальной цивилизации, левые?

А. Баширов. Глобализация не является магистральным вектором. Это извращение естественного, созидательного человеческого начала. Поэтому я возвращаюсь к моему тезису, бью в одну точку: надежда человечества — это Россия. Для меня во всяком случае. Ты говоришь: нужно самоопределяться. Конечно, нужно! И я для себя решаю это так: именно в России грядет нечто, что разрушит еще одну империю. Как Россия разрушила империю Чингисхана, как она разрушила наполеоновскую империю, империю нацизма, империю коммунизма, так же она разрушит и империю, которая рождается сейчас, — империю потребительского маразма. Она формируется под либеральными лозунгами, однако она нежизнеспособна.

Н. Сиривля. То есть Россия, получается, — главный разрушительный фактор мировой истории.

А. Баширов. Такая у нее миссия. Россия созидает культуру и одновременно разрушает цивилизации, которые пытаются уничтожить культуру человечества. Сама по себе цивилизация — абсолютно античеловеческая вещь. И борьба цивилизации с культурой, про которую писал Шпенглер, сегодня разворачивается в России. Это нужно понимать, чтобы ясно осознавать себя в контексте происходящих процессов. Если человек это понимает, он способен как-то определиться со своими собственными критериями.

P.S. Как видим, все очень серьезно. Эпидемия «левизны», охватившая радикально настроенных художников (где «левое», порой, совершенно неотличимо от «правого» и идеалы революционного авангарда легко сочетаются с ценностями национализма и фундаментализма), — не просто безответственная игра или затейливая нонконформистская поза, но непосредственная реакция на глобальные сдвиги привычной картины мира. Причудливые конфигурации идей — результат импульсов, хаотически посылаемых самой реальностью. И вещий бред художника пополам с детским лепетом доморощенного идеолога — такой же слепок действительности, как социологические опросы, замеры общественного мнения, свежие полосы газет и телевизионные новости. Его следует, по крайней мере, принять к сведению, дабы не удивляться, когда ситуация духовного тупика обернется всплесками экстремизма, наркомании, социальными катаклизмами и т.п. ХХ век позади, но его идейное наследие не переосмыслено, не изжито. Рожденные им утопические химеры вновь и вновь будут соблазнять людей, сознание которых пока не способно постичь безмерно усложнившуюся, стремительно мутирующую картину реальности. Эпоха перемен преподнесет еще множество самых диковинных идейных гибридов. И поклонники Эйзенштейна, выступающие под знаменами «православия и народности», а также национал-большевики, перекрасившиеся из свободных порнографов\1\, еще покажутся нам людьми с классически ясным и стройным мировоззрением. *

\1\ Имеется в виду лидер рижских нацболов Абель, присутствовавший на фестивале. О нем см. эссе М. Трофименкова «Беседы с «террористом» в этом же номере.