Кирилл Серебренников: «Зритель хочет смотреть кино про свою страну»

"Дневник убийцы"

Полина Васильева. Кто сочинил историю, лежащую в основе «Дневника убийцы»?

Кирилл Серебренников. Идея моя, я придумал конструкцию, но она очень серьезно дорабатывалась сценаристами Еленой Греминой, Ниной Садур, Мишей Угаровым, Сашей Родиноновым, участие принимали также Илья Малкин и Саша Васнецова. Это был очень приятный процесс: сочинялись повороты, появлялись персонажи… Работа продолжалась четыре месяца. Хотелось, чтобы история имела развернутый социальный фон, поэтому в современной части действуют персонажи из разных слоев общества: алкоголики, бизнесмены, бандиты…

П. Васильева. Вы сразу придумали, что в фильме будут два временных пласта?

К. Серебренников. Да, нам хотелось, чтобы было два встречных сюжета. Существовали сомнения, станет ли зритель это смотреть? Но, помнишь, был фильм «Противостояние», где действие происходило и в современные годы, и в дни войны. Правда, там оба сюжетных пласта были связаны с одним героем, а у нас — две параллельные структуры, параллельные жизни… Но это и интересно. Два времени протекают рядом: мир тонких материй, мир привидений. Сейчас мне кажется, что современная история — это костяк, а прошлое — воздух, душа, настроение.

П. Васильева. Современная ближе к сегодняшним жанровым моделям — детективу, триллеру, а классическая…

К. Серебренников. В ней есть элементы трагедии, эпоса, мелодрамы. Хотелось сделать что-то такое высокое.

П. Васильева. Вопрос в том, что подобная жанровая эклектика — эксперимент, довольно непривычный для зрителя. Воспринимать переход из одного времени в другое легче, чем постоянную смену жанров.

К. Серебренников. Но мне именно это и было интересно. Жанр влечет за собой определенные средства выразительности. В исторической части — длинные планы, сплошные рельсы, штатив, выцветшая пленка, специальная фактура портрета. А современная часть ближе к нынешнему кино: ручная камера, ни одного плана со штатива, С. Мокрицкий все снимал с рук; изображение очень яркое, с подчеркнутым цветом. В исторической части все озвучено в тон-ателье, как в советском кино. А в современной — живой звук, много репортажных наблюдений. Артисты как бы погружены в полудокументальную реальность, отсюда и разница жанров — то высокий, то низкий, связанный с качеством нынешнего существования, в котором уже привычными стали смерть, убийства, катастрофы. Через жанр выражается наше восприятие времени. В эпизодах, связанных с революцией, речь идет о крушении страны, о тектонических сдвигах пространства и времени, о переломе судеб, смещении всех ценностей, уничтожении всех святынь, о реках крови… И во всех дневниках, мемуарах, художественных текстах революционной поры было ощущение этого возвышенного трагизма происходящего. Сегодня мы воспринимаем революцию как национальную катастрофу. Но современники были заворожены величием и масштабом событий. Как, например, Блок — один из героев нашего фильма, — писавший в поэме «Двенадцать» про эту метель революции: «В белом венчике из роз впереди Иисус Христос»… Наше же время великим назвать нельзя. Оно какое-то мелкое. «Трагедия» — высокое слово — переводится как «песнь козлов». Так вот современная история — это «песнь козлов», когда все время происходят страшные вещи, но от них почему-то не страшно, а скучно или тоскливо…

П. Васильева. В исторической части, безусловно, главный герой — Николай Воинов (К.Пирогов). А в современной его словно бы и нет. Центральных персонажей как минимум трое. При этом у меня ощущение, что главный в этой истории все же маньяк, который в основном остается за кадром…

К. Серебренников. Ты права, но только отчасти. Формально главные герои — Полина (А.Куликова), Алексей (А.Гуськов), Лека (Г.Кашковская) и близнецы Петр и Сергей (Д.Марьямов). Но они, скорее, социальные типы, а не Герои с большой буквы. Герой — это человек, совершающий титанические поступки, а тут, конечно, подобные поступки совершает маньяк. И актеру А. Кузичеву, назначенному на эту роль, я говорил: «На самом деле ты играешь главного героя». Кузичев очень расстраивался: ведь поначалу он должен был играть Воинова, а Пирогов — маньяка. В последний момент я решил поменять их местами. Конечно, Андрей был огорчен: он мечтал о большой роли. Но я постарался его убедить, что роль маньяка, небольшая по метражу, не менее, а, может, и более значимая. Его присутствие ощущается постоянно, даже когда этого героя нет в кадре. Маньяк — это как бы зеркальное отражение Николая Воинова, его современное альтер эго.

П. Васильева. Поверхностно все происходящее на экране можно обозвать словом «мистика». Но можно и всерьез задуматься о судьбе, о роли и воле рока, о людях, избежавших смерти, но все же встретивших ее. Мне кажется, что за счет перекидывания мостика между событиями гражданской войны и современностью — при всей кажущейся жанровой легкости современной истории, решенной в жанре завлекательного детектива, — ты ставишь вопросы очень серьезные и важные.

К. Серебренников. Фильм связан с историей и судьбой страны. Нас это больше всего волновало. Почему так сложилась жизнь? Почему я так живу? Почему кирпич упал в миллиметре от меня? Об этом люди задумываются всегда. Ведь в жизни многих были очень странные обстоятельства и смертельные угрозы. Если экстраполировать это на общество, можно попытаться ответить на вопрос: почему так сложилась судьба страны?

П. Васильева. Основной вопрос, с которым Н. Воинов обращается к Богу: имеет ли человек право лишить жизни другого человека? Потому что все же не человек распоряжается жизнью и смертью, а высшие, божественные силы. Соответственно, если его рукою людям, однажды счастливо избежавшим смерти, все-таки принесена смерть…

"Дневник убийцы"

К. Серебренников. Значит, через него действует рок — высшие силы…

П. Васильева. Отсюда и вопрос: почему я? Но герой так и не получает ответа…

К. Серебренников. Проблема не в том, почему, а в том, как Николай Воинов реагирует на то, что стал орудием рока. Он если и не сходит с ума, то терпит личностный крах. И при этом становится неуязвим, он не может умереть, женщина стреляет ему в лоб, но пуля проходит мимо. Его это не радует… С ним происходят вещи гораздо страшнее смерти: он всего лишь орудие судьбы. А он не хочет быть рукой судьбы, потому что миссия эта на самом деле мучительная, разрушительная для человека.

В любой человеческой жизни прекрасно незнание, случайность, возможность что-то изменить. Есть вещи, которые предначертаны, но мы про них ничего не знаем. В возможности ошибаться заложена возможность спастись, выплыть. А если нет случайностей и царствует одна сплошная закономерность, то жизнь ужасна, страшна. Это и есть ад. Об этом говорит Николай Воинов. А современный маньяк, наоборот, видит в этой закономерности, в этой предначертанности свою избранность. И сознательно берет на себя ту функцию, которая мучила Николая Воинова. Воинов случайно встречает в поезде красивую женщину (ее сыграла прекрасная художница из Санкт-Петербурга Ольга Тобрелутс), и это дает ему шанс на счастливое будущее. Особенно важно для нас, что муки совести испытывает человек, живущий в обстоятельствах гражданской войны, когда люди миллионами убивали друг друга, не спрашивая: почему? А Воинов мучительно пытается понять: почему?

П. Васильева. У этого героя есть прототип?

К. Серебренников. Прямого нет. Но это имя реального человека, одного из родственников Саши Васнецовой, помощника режиссера. Она из древнего рода Васнецовых и как-то в семейных письмах нашла упоминания о Николае Воинове. Вообще, все имена и фамилии в исторической части фильма — это имена действительно живших людей.

П. Васильева. То есть история человека придуманная, а имя реальное?

К. Серебренников. Да. И очень много фамилий, найденных нами в расстрельных списках: это люди, погибшие во времена красного террора.

П. Васильева. Как вы работали с источниками?

К. Серебренников. Мы обратились к архивам, пошли в Музей революции, читали письма тех лет, чтобы понять язык. Выяснилось, что стилизовать его очень тяжело, ибо современному зрителю будет трудно воспринять его на слух. Люди в письмах гораздо в большей степени скрывали свои мысли, чем выражали. И вообще писем писали мало, был страшный хаос. Мы искали какие-то опоры в литературе. Нина Садур признавалась, что в сценах для первых серий опиралась на язык Платонова: он как никто знал и чувствовал дух того времени. Сцены в Питере варьируют какие-то мотивы из дневников Блока, Леонида Андреева, Горького. Герой Андрея Сергеевича Смирнова взят из «Окаянных дней» Бунина. Там описан барин, который до смерти напугал мужиков, пришедших грабить его усадьбу. Он им прислал телеграмму: «Жгите лес, убивайте скот, грабьте усадьбу, но только оставьте одну березу на розги и одну ель, чтобы вас вешать». Управляющий зачитал это, и мужики все вернули. Мы понимали, что в рамках объема и бюджета телевизионного фильма невозможно исчерпывающе показать масштаб исторической трагедии, и потому старались продемонстрировать его отраженно — через человеческие отношения, через камерные и интимные сцены.

П. Васильева. И все равно в фильме очень сложная фабула, много ролей. Интересен выбор артистов. Есть актеры, с которыми ты работаешь не первый раз, есть актеры, как Саша Куликова, малоизвестные телезрителям, но блестяще работающие в театре. В некоторых случаях ты как режиссер не боишься ломать актерские стереотипы. Например, трудно было представить А. Гуськова в образе алкаша в портках-трениках…

К. Серебренников. Самым сложным было найти двух героинь — Полину и Леку, а особенно главную героиню — Полину. Это особый тип женщины, для которой важна не только ее личная жизнь. В наших сериалах главное для героини — с кем она переспала, кого она любит и за кого она выйдет завтра замуж. Но мне кажется, что женщина — существо более сложное и многомерное, ее интересуют и другие вопросы. То, что у нас Полина, конечно, подсознательно, любит маньяка (внимательный зритель может об этом догадаться), выдает в ней натуру сложную, незаурядную. Остаться верной жениху, пусть и нелюбимому, испытать настоящее, непритворное чувство вины, заняться расследованием его смерти, совершить массу серьезных «мужских» поступков может только крупная личность. На роль Полины пробовалось много актрис, в том числе горячо мною любимых, но все было не то, пока не возникла Саша Куликова, которая вдруг как-то сама подсказала характер персонажа. В ней есть это сочетание внутренней незаурядности и вполне обычной внешности, чтобы люди поверили, что она работник музея, а не звезда шоу-бизнеса. Вообще, каждый герой у нас вовлечен в поле действия рока. И персонаж Димы Марьянова, который переживает смерть брата-близнеца, гибель своей половины, и Алексей (А.Гуськов)… За всеми судьба идет по следу, «как сумасшедший с бритвою в руке». Поэтому они бегают как сумасшедшие, мечутся… А у актеров, снимавшихся в исторической части, роли еще интереснее. Там целый спектр судеб, причем трагических. Вроде бы сцены Воинова и Насти (Н.Швец) — самые светлые в фильме, единственные, где есть возвышенная любовь, но понятно, что этих людей, последних дворян, ничего хорошего не ждет. Героини Галины Тюниной и Наташи Назаровой — это такие осколки Серебряного века, декадентских чувств и специфических отношений, которые существовали в интеллигентской петербургской среде… Оля Альбанова, которая играет девочку Ташу, — это вообще открытие, актриса совершенно потрясающего, уникального дарования. Анатолий Самуилович Шведерский (старик грек) — легенда петербургской театральной школы, профессор, известнейший педагог, очень тонкий артист. Он снимался в фильмах Сокурова… В общем, у нас заняты актеры артхауса. Ни одного попсового лица — сплошные «фоменки» (огромная благодарность Петру Наумовичу Фоменко за то, что отпускал артистов на съемки в Петербург) и петербургская артистическая элита.

П. Васильева. В твоем фильме нет практически ни одного счастливого героя… А такого количества смертей отечественный телевизионный экран, по-моему, давно не видывал. Ты и в жизни пессимист и кровожадный человек? Каково это мочить любимых актеров в кадре пачками?

К. Серебренников. Понимаешь, сериал «Ростов-папа» был про любовь. И после того как мне сказали, что это «кино не для всех» (я-то как раз думал, что оно для всех), обозлившись и оскорбившись, я решил снять кино про убийства. Смотрю на экраны — кровища льется рекой. Думаю: хотите крови? Пожалуйста. Видимо, чтобы было «для всех», нужно убить в кадре как можно больше людей…

П. Васильева. …каким-нибудь особенно кровожадным способом и еще снять это на несколько камер.

К. Серебренников. Да, очень изощренно.Я, честно говоря, люблю убийства. Правда. В этом есть какая-то патология… Один из самых моих любимых фильмов — «Бойцовский клуб», который где-то даже был запрещен за чудовищные сцены насилия. Мне это очень нравится — этакий гиньоль. И кроме того, может быть, есть шанс, что экранное насилие вытеснит насилие в жизни. Однако бывают фильмы, которые не вытесняют, а провоцируют насилие, вот это по-настоящему страшно. Поэтому важно, чтобы зло в кино было показано. Снимая «Дневник убийцы», я хотел залить экран клюквенной кровью, но так, чтобы было действительно страшно. В конце концов, страх — тоже эмоция. Самое ужасное, когда зритель смотрит в телевизор, ест суп и при этом ничего не испытывает. Потому что все заранее ясно: здесь она его любит, потом она его бросит, родит ребенка, потеряет память, ребенок потеряется тоже, его воспитают приемные родители, потом появится его брат-близнец, папа их окажется трансвеститом, а в конце будет свадьба всех со всеми… Это ужасно. Кино должно вызывать эмоции. Мы этого и пытались добиться. Правда, непонятно, что получилось. Но очень хотелось сделать некий эмоциональный продукт. Тот же сериал «Бригада», имевший огромный успех и всячески обсуждаемый, — он ведь очень эмоциональный. И это здорово. Потому что свидетельствует о внутренней заинтересованности авторов, которые снимают кино не с «холодным носом»: мол, мы тут, извините, деньги зарабатываем, а талантливы мы в большом кино и в других местах — вот там мы работаем по-настоящему. Мне это кажется странным. Телевизионное кино — это как раз тот случай, когда создается продукт для огромной аудитории. Гораздо большей, чем у кинематографа. Сегодня мало кто смотрит российские фильмы, к огромному сожалению. Они зачастую очень достойны внимания, но счастливые исключения только подтверждают печальное правило. А здесь — гарантированный выход на гигантскую аудиторию. И очень важным мне кажется выбор тем, жанра, актеров… Крупность замаха, масштабность задач необходимы. И это в последнее время все чаще демонстрируют и «Россия», и Первый канал.

"Дневник убийцы"

П. Васильева. Позиция В. Тодоровского вызывает огромное уважение. Ведь он рискнул! Работа может продюсеру нравиться, казаться очень интересной, но все боятся этих страшных цифр — ужасного и зловеще-загадочного рейтинга!

К. Серебренников. Я считаю, что рейтинг — это не обратная связь, это не просто цифры, которые приносят на стол продюсеру. Ведь если в стране 40 процентов зрителей смотрят сериал «Бригада» и хотят стать бандитами, значит, что-то не так… И поэтому рейтинг — послание не производителю фильма, а президенту.

П. Васильева. Но «Бригада» все-таки очень качественное и искреннее кино…

К. Серебренников. Да. Но ее, к сожалению, полюбили не за качество!

П. Васильева. Просто в «Бригаде» сошлись клином вопрос этики и эстетики. Но ведь есть еще просто удивительные телевизионные продукты! Разные «Леди» и так далее…

К. Серебренников. И именно эти сериалы пользуются успехом. А хорошие фильмы проваливаются, или их заранее, боясь провала, ставят на ночные часы, так что люди, если и захотят, не смогут их посмотреть, потому что утром на работу… Недавно показали прекрасный фильм «Дикарка» почему-то средь бела дня. Кто его увидит? Хотя это фильм по Островскому, с замечательными актерскими работами, фильм о высоких чувствах, нежное, очень культурно сделанное кино. Почему его надо показывать в два часа дня, а не в прайм-тайм? Мои вопросы не имеют ответа. Это бухтение человека, который пытается разобраться, как все на телевидении устроено, и понимает, что тамошняя политика целиком упирается в зрительский интерес. Но, повторяю, зрительский интерес должен влиять не на производителей, а на главное начальство. Если народ такое смотрит, нужно задуматься: означает ли это, что у нас в стране такой социальный фон, когда бандитом быть престижно, а человеком, размышляющим о судьбах общества, — нет? Смотреть что-то аморальное хочется, а что-то другое не хочется? Мне очень нравится, что позиция Тодоровского и канала «Россия» в целом — борьба за качество. И «Бригада» — прорыв, потому что это сериальная продукция высокого качества. Сериал по «Идиоту» Достоевского — тоже прорыв в нынешней ситуации. Снято на пленку, все дорого, лучшие артисты страны играют. Тодоровский все время говорит о зрительском потенциале, и он совершенно прав. За всем этим стоит культура кинематографическая. Команда, которая сейчас руководит производством телесериалов, при всех проблемах постоянно пробует что-то новое, пытается, не снижая уровень, не скатываясь в «отстой», достучаться до зрителя. Наш фильм — одна из таких проб. Получится — значит, будем двигаться дальше.

П. Васильева. Если дальше будешь снимать, то про что?

К. Серебренников. Мне очень хочется делать историческое кино. Более того, я бы с удовольствием взялся за экранизацию классики, снимал кинобиографии, мне кажется, потенциально это очень рейтинговый жанр. Жизнь Лермонтова, Пушкина, Маяковского, Гоголя, Есенина — это же потрясающие сюжеты, с такими поворотами, коллизиями, обстоятельствами! Снимают же французы, англичане, итальянцы биографии своих великих соотечественников! А у нас почему-то биографический жанр в совершенном загоне. Мне кажется, это неправильно. Зритель хочет смотреть кино про свою страну, про свою историю, чтобы понять, что было, и попытаться разобраться в происходящем сегодня.